Беседа с богом странствий - Рюноскэ Акутагава

Повинуясь какому-то благочестивому чувству, Фауст ни разу в жизни не пробовал яблока. Но однажды ночью, когда за окном свирепствовала буря, он неожиданно проголодался, испёк яблоко и съел. С тех пор яблоко соединилось в его сознании ещё и с понятием пищи. Теперь при виде яблока он вспоминал десять заповедей Моисея, размышлял о гармонии красок и одновременно ощущал урчание в животе.

Наконец, одним студёным утром, глядя на яблоко, Фауст вдруг подумал, что для торговца яблоко не что иное, как обычный товар. Продав дюжину, торговец получает серебряную монету. С тех самых пор понятие яблока слилось для Фауста с понятием денег.

Однажды в пасмурный день Фауст сидел в одиночестве в своём кабинете и размышлял: что есть яблоко? Ответить на этот вопрос теперь оказалось намного труднее, чем раньше.

Сидя за письменным столом, он повторил эту загадку вслух:

– Так что же такое яблоко?

В этот миг в его кабинете неведомо как очутился тощий чёрный пёс. Содрогнувшись всем телом, пёс мгновенно обернулся рыцарем и отвесил Фаусту учтивый поклон.

Итак, почему Фауст встретил дьявола? Это должно быть понятно из сказанного выше. Однако встреча с дьяволом ещё не знаменует последнего, пятого, акта трагедии Фауста.

Как-то раз вечером, в сильный мороз, Фауст и дьявол, принявший обличье рыцаря, прогуливались по многолюдной улице, беседуя о яблоке. Вдруг они увидели худенького заплаканного мальчугана – он тянул за руку свою нищую мать и клянчил: «Купи мне яблоко!»

Дьявол остановился и, указывая на мальчугана, сказал:

– Взгляните на это яблоко. Чем не орудие пытки?

Вот когда поднимается занавес и начинается пятый акт трагедии Фауста.

Почему Соломон только единожды виделся с царицей Савской?

Соломон виделся с царицей Савской всего один раз в жизни. И дело вовсе не в том, что её царство находилось слишком далеко. Фарсисский корабль с кораблём Хирамовым в три года раз привозили золото, и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов. Но верблюды с посланцами Соломоновыми ни разу не перешли окружавших Иерусалим холмов и пустынь, за которыми лежало Сабейское царство.

Соломон в одиночестве сидел в своём дворце. Сердце его томила печаль. Даже многочисленные наложницы, среди которых были и моавитянки, и аммонитянки, и идумеянки, и сидонянки, и хеттеянки, не могли его утешить. Он думал о царице Савской, которую видел всего один раз в жизни.

Царица Савская не была красавицей, да и годами превосходила Соломона. Но эта женщина была наделена редкостной мудростью. Беседуя с ней, Соломон чувствовал, как у него от восторга подскакивает сердце. Такой радости он не испытывал, даже рассуждая с чародеями и звездочётами об их тайнах. С такой удивительной женщиной, как царица Савская, Соломон был готов говорить и два раза, и три – да что там, всю жизнь.

И в то же время царица Савская внушала Соломону страх. Рядом с ней он, казалось, утрачивал свою мудрость. По крайней мере, ему было трудно определить, чьей мудростью он гордится больше: своею ли собственной или царицы Савской. У Соломона было великое множество жён и наложниц – моавитянок, аммонитянок, идумеянок, сидонянок, хеттеянок, – но все они были его духовными рабынями. Даже лаская их, в душе он испытывал к ним презрение. Царице же Савской подчас удавалось превратить Соломона в своего раба.

Соломон боялся стать её рабом, но, с другой стороны, это было блаженное чувство. Несовместимость двух этих чувств причиняла Соломону невыразимое страдание. Сидя на своём престоле из слоновой кости, украшенном с обеих сторон фигурами львов из чистого золота, он то и дело испускал тяжёлые вздохи, из которых рождались стихи:

Что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами. Знамя его надо мною – любовь. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви.

Как-то раз на закате дня Соломон вышел на балкон своего дворца и устремил взгляд вдаль, к западу. Разумеется, отсюда он не мог увидеть Сабейское царство, но на него снизошло чувство, близкое к успокоению и в то же время похожее на печаль.

Вдруг в лучах заходящего солнца возник призрак в виде какого-то неведомого зверя, напоминавшего крылатого льва с двумя головами. Одна из них была головою царицы Савской, а другая – Соломона. У обоих были оскалены зубы, а из глаз почему-то текли слёзы. Какое-то время призрак реял в воздухе, а потом послышалось завывание ветра, и он растворился в небесной выси, оставив после себя лишь протянувшуюся по небосводу серебристую цепь облаков.

Соломон по-прежнему неподвижно стоял на балконе. Смысл видения, быть может, загадочного для других, был ему понятен.

Когда над Иерусалимом опустилась ночь, Соломон – а он был ещё молод годами – стал пить вино со своими жёнами, наложницами и слугами. Сосуды для питья и еды были у него из чистого золота. Но Соломону не хотелось ни разговаривать, ни веселиться вместе со всеми. Его переполняло чувство, доселе ему неведомое и такое сильное, что было трудно дышать.

Так пел Соломон, перебирая струны арфы, и по лицу его катились слёзы. Слова песни ложились на мелодию, исполненную необычной для него страсти. Наложницы и слуги недоумённо переглядывались между собой, но никто из них не отважился спросить Соломона, что означает его песня. Допев до конца, он уронил увенчанную короной голову на грудь и некоторое время сидел с закрытыми глазами. А потом… А потом Соломон неожиданно поднял просиявшее лицо и, как в прежние времена, заговорил со своими жёнами, наложницами и слугами.

Фарсисский корабль и корабль Хирамов в три года раз привозили золото, и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов. Но верблюды с посланцами Соломоновыми ни разу не перешли окружавших Иерусалим холмов и пустынь, за которыми лежало Сабейское царство.

Почему Робинзон приручил обезьяну?

Почему Робинзон приручил обезьяну? Потому что хотел видеть перед собой карикатуру на самого себя. Мне это доподлинно известно. Когда Робинзон, с ружьём на плече, в продранных на коленях штанах, смотрел на обезьяну, которая, скривив свою серую физиономию, устремляла угрюмый взгляд в небо, лицо его расплывалось в улыбке.

Миниатюры

Воды Окавы

Я родился недалеко от реки Окавабата. Выйдя из дому, я видел покрытый молодой листвой дуб, проходил по узкой улочке Ёкоами, вдоль которой тянулись чёрные изгороди, и сразу же передо мной открывалась широкая гладь реки – я оказывался на набережной Хяппонгуи. С раннего детства и до окончания средней школы я почти каждый день видел эту реку. Видел воду, суда, мосты, песчаные отмели, видел занятых работой людей,