Юрий Рытхеу - Айвангу
– Голова! – уважительно отзывался о нем Гриша Кукы – парень, которому особенно трудно давалось математика.
Гриша считал себя настоящим морским волком, соответственно одевался и курил трубку. Говорил он, растягивая слова, оттопыривая и без того толстую нижнюю губу.
– Гриша, на твоей губе ворона гнездо может свить, – говорили ему ребята.
Гриша Кукы считал ниже своего достоинства отзываться на эти замечания: он единственный среди них умел плавать. Гриша научился этому искусству в геологической партии. Когда кто-то из ребят сказал, что умение плавать почти недоступно чукчам или эскимосам, Гриша вызвался поплавать в ледяной воде бухты.
Будущие курсанты, среди которых был и Айвангу, отправились рано утром на причал, расположенный в глубине бухты, куда подходили танкеры.
На прозрачной воде плавали радужные пятна и пахло керосином. Гриша храбро разделся, скинул большие резиновые сапоги с отворотами, брюки, китель, тельняшку и остался в одной майке и трусах. Он сделал несколько энергичных движений руками и сбросил майку. Пловец входил в воду постепенно, сначала он погрузил по щиколотку одну ногу, потом другую. Айвангу видел, как сразу же встали торчком редкие волосы на его ногах, а сам Гриша посинел, не успев войти в воду даже до пояса. Кто-то крикнул:
– Ладно, видим, вылезай!
Но эти слова возымели на Гришу совершенно обратное действие. Он вдруг резко присел, погрузился в воду по плечи и ринулся в глубину. Несмотря на жирные пятна, вода была очень прозрачной, и сквозь нее виднелось, как пловец рубил ногами. Проплыв метров десять, Гриша повернул обратно.
– Какомэй! – кричали на берегу. – Как нерпа!
– А нырнуть можешь? – спросил кто-то из зрителей.
Гриша Кукы выскочил из воды и запрыгал. Трусы прилипли к телу, и было заметно, как дрожали мышцы ног.
– Скорее одежду!
Кукы вытерся тельняшкой и оделся. Он причесал мокрые волосы и гордо огляделся.
– Теперь верите, что я могу плавать?
В этот же день проходили медицинскую комиссию. Парни раздевались догола в прохладном коридоре и входили в большую комнату, где сидело пятеро врачей.
У каждого парня проверяли зрение, слух, выслушивали сердце и легкие, просвечивали рентгеном и стучали деревянным молотком по колену. Четверых тут же отчислили, найдя у них какие-то затемнения в легких. У Айвангу все оказалось в порядке. Вот только ноги…
И еще оставалось пройти экзамены. В последнюю ночь самые усердные так и не сомкнули глаз. Айвангу тоже заснул лишь под утро и проспал всего часа два-три.
Экзаменационная комиссия расположилась за тем столом, за которым Музыкин принимал Айвангу. Только стол накрыли красным сукном с большими чернильными пятнами, да в комнате расставили обыкновенные школьные парты и повесили черную доску с куском мела и мокрой тряпкой.
Будущих судоводителей пришли экзаменовать прославленные капитаны Чукотки. Некоторых из них Айвангу знал. Вон слева, у окна, капитан Пронин, который на деревянном гидрографическом судне «Темп» не раз пробивался к островам Врангеля и Генеральда. Рядом с ним Шурыгин – китобоец и знаток устьев северных рек. Возле Музыкина – судовой механик Кириллов – его знали все мотористы Чукотки.
Айвангу сел на заднюю парту.
Перед экзаменаторами веером разложили билеты. Айвангу хотел взять билет, но Музыкин сказал:
– Мы вас будем экзаменовать так, без билета.
Экзаменаторы были снисходительны. Едва кто-нибудь затруднялся в ответе, они тут же наперебой старались задать другой вопрос, полегче.
Один за другим выходили из комнаты будущие судоводители.
Предпоследним отвечал Гриша Кукы. Он взял билет одним из первых и долго готовился. По отчаянному выражению его лица Айвангу догадался, что парень ничего не знает.
– Товарищ Кукы, ваша очередь! – объявил Музыкин.
– Я еще не подготовился, – ответил Кукы. – Пусть пока отвечает Айвангу.
– Айвангу будет отвечать последним, – сказал Музыкин. – У вас достаточно времени было подготовиться. Идите к доске.
Каким-то судорожным движением Кукы схватил разложенные перед собой бумаги и вышел к доске.
– Читайте вопрос.
– Первый вопрос – сумма углов треугольника, – тихим голосом прочитал Кукы.
– Слушаем, – Музыкин уселся поудобнее.
Кукы посмотрел на потолок, потом себе под ноги.
– Начертите треугольник, – сказал Музыкин. – Так вам будет легче вести рассуждение.
– Я не могу вести рассуждение, – промямлил Кукы. – Я не знаю. Но вы меня спросите о чем-нибудь другом! Я плавать умею!
– В этом мы сейчас убедились, – сказал Музыкин и задал какой-то пустячный вопрос, на который Кукы с великой помощью всех присутствующих капитанов все же ответил.
Его поспешили быстро отпустить, чтобы окончательно не провалить.
Не дожидаясь приглашения, Айвангу вышел к доске.
– Вот он и есть, наш Айвангу, – сказал Музыкин и посмотрел на присутствующих капитанов.
Капитаны переглянулись. Кириллов осторожно спросил:
– Вы знаете, что там нарисовано на доске?
– Треугольник, – ответил Айвангу. – Если хотите, я докажу теорему о сумме углов треугольника.
– Мы-то, может быть, и хотим, – нерешительно произнес Музыкин. – А вот вы сможете?
– Попробую, – сказал Айвангу и взял в руки мел.
Когда теорема была доказана, пораженный Музыкин спросил:
– А вы, может быть, из алгебры что-нибудь знаете? Вот решите эту задачу…
Через десять минут он сказал:
– Так! Перейдем к физике.
Полтора часа экзаменовали Айвангу. Несколько раз Музыкин осведомлялся у него, действительно ли он кончил всего три класса и один год ликбеза? Айвангу отвечал утвердительно, открывал было рот, чтобы сказать, что, кроме этого, он учился у радиста Ронина и занимался с учителями, но тут же ему задавали другой вопрос. Наконец капитан Пронин сказал:
– Довольно! Тогда объясните, откуда у вас такие знания?
Айвангу ответил.
– Вот как! – сказал Музыкин. – Что же вы нам морочили голову? Идите! Вы приняты на курсы!
19Никогда Айвангу не видел такой бурной и обильной водой весны. Через каждые два шага бежал веселый ручеек и обламывался в бухту маленьким водопадом. За три дня весь снег, наметенный на Гуврэля долгой зимой, съели горячее солнце и потоки воды.
И все же с бухты по-прежнему тянуло зимним холодом. Толстый лед, покрытый снежницами, крепко держался за скалистые берега и причалы и не выпускал из могучих объятий зимующие корабли, катера, лихтеры.
Солнце обнажило всю грязь – рваную примерзшую бумагу, какие-то старые газеты, шлак, стружки и множество пустых бутылок, блестевших на весеннем солнце.
Бухта Гуврэль ждала ледокол, который уже вышел из Владивостока и находился где-то на подступах к чукотским берегам.
Занятия на курсах младших судоводителей подходили к концу. Всю осень и зиму курсанты усердно учились мореходным наукам. Распорядок с самого начала установили такой: после подъема и завтрака теоретические занятия, а с обеда практическое судовождение в бухте и в открытом море. Для курсантов капитан порта предоставил катер «Гидросевер», оборудованный радиостанцией, двигателями с дистанционным управлением прямо из капитанской рубки.
Всю осень стояла отличная погода, хотя по утрам было очень свежо и струя воды, бьющая из крана водопроводной колонки, обжигала как кипяток. Каждое утро Айвангу смотрел на вершину горы Колдун. Она властно притягивала взор, как будто звала человека.
Занятия вели разные люди, но курсанты больше всего любили своего главного наставника Илью Васильевича Музыкина. Он приходил на занятия чисто выбритый, подтянутый. Из-под высокого стоячего воротника обязательно выглядывала белоснежная полоска.
– У моряка все должно блестеть! – сказал он на первом занятии и показал на расхлябанные резиновые сапоги Кукы. – На берегу можно ходить в туфлях. В Гуврэле грязи нет, чисто, не то что в Анадыре.
Наскоро пообедав, курсанты спускались в порт.
Штурвал катера получал в первую очередь курсант, который имел хорошие отметки на теоретических занятиях. Чаще всего он бывал у Айвангу. Он бережно брал в ладони отполированные ручки и садился на высокий табурет.
Под палубой стучало сердце катера – мощный двигатель, и судно хорошо слушалось капитана. Рядом стоял Музыкин и вполголоса давал советы, поправляя.
В бухте кругом сновали лодки, катера, маневрировали большие пароходы. А за створом, когда позади оставались маяки, перед катером открывалась широкая морская гладь, сморщенная легким ветром. Корабль как бы поднимался на крыльях и мчался вперед, вздымая форштевнем тучи брызг.
Плавали не только возле бухты Гуврэль. Уходили и в «дальнее плавание», в эксимосские селения Чаплино, Сиреники, заходили в Янракыннот, Энмылын. Местные жители радостно встречали катер и гордились тем, что их земляки стояли за штурвалом.
