Леопольд фон Захер-Мазох - Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах

Стук повторяется.

Наталья быстро отворяет оконную створку и, выглянув, узнает старого Онисима, который стоит во дворе и улыбается ей.

— Вы одна, барышня? — спрашивает старик.

— Да, заходи же в дом.

— Если вы позволите.

— Разумеется, к чему лишние слова, я очень рада тебя видеть.

Затворив окно, Наталья идет навстречу Онисиму. Она приглашает его в маленькую горницу, где провела весь вечер, и усаживает напротив себя.

— Что это с вами, милая барышня? — спрашивает, расположившись в кресле и внимательно посмотрев на Наталью, верный слуга. — Вы никак плакали, если меня не обманывают мои старые глаза?

— Нет, нет, тебе показалось… С чего бы мне плакать?

— Зачем лгать? Уж коли я что-то видел, меня с толку не собьешь, — возразил он. — Кому, как не мне, вы можете довериться? Намерения у меня самые честные — и по отношению к моему молодому барину, и по отношению к вам. Поверьте, у вас нет причин проливать слезы — по крайней мере, из-за этой дамы, которая наведывается к моему барину!

— Да она все вечера у него проводит!

— Правильно, нельзя же быть неучтивым. Мой барин не может запереть перед ней дверь, однако что он делает всякий раз, как она появляется? Он увещевает ее, он проповедует, как священник. Но понимаете ли, милостивая барышня, сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. Ей правда очень хотелось бы набросить петлю на шею моему барину, да только зря она ему показывает, что он ей так нравится. Мужчины этого не переносят.

— Ты, мой друг, даже не представляешь, — сказала Наталья, — какой несчастной я себя чувствую. Эта женщина властвует здесь, она султан в юбке, а мы все — только ее невольники. Для меня отчий дом стал чужим, а где еще мне найти родной уголок?

— У нас, милостивая барышня, — ответил Онисим, — у нас, где же еще?

Наталья с грустью покачала головой.

— Вы, видимо, полагаете, что мой барин по-прежнему злится? Мне это лучше знать.

— Он, конечно, уже на меня не сердится, — возразила Наталья, — но он и не любит меня.

— Это он-то вас не любит? — переспросил старик. — Да кого же он тогда любит? Любит, конечно, Иисуса, Деву Марию и Иосифа, но стоит ли из-за этого плакать? Клянусь вам, он любит вас, только вас одну, чтоб мне в преисподнюю провалиться, если это неправда!

Наталья медленно подняла голову и сквозь пелену слез улыбнулась Онисиму.

— И не плачьте больше, оно того не стоит, — пробормотал старик. — Все уладится, но вы должны нам доверять.

— Ты прав.

— Разумеется, я прав. Осознали вы это наконец, милостивая барышня?

Когда Онисим уходил, Наталья вышла с ним на крыльцо.

— Спасибо тебе, — сказала она, — ты сделал для меня доброе дело.

Он поцеловал ее в плечо и тихонько выскользнул за ворота: ему не хотелось, чтобы его здесь видели.

А Наталья еще минутку постояла под торжественным ночным небом. Вечные звезды спокойно горели высоко над нею, мерцающий воздух был проникнут миром и ясностью. Она медленно вернулась в дом, и, когда снова села у окна, на нее нахлынули добрые, прекрасные мысли. Одни были похожи на ангелов с белыми переливающимися крыльями и с лилиями в руках, а другие приближались чуть слышно, в венках из алых маков. Она еще раз вздохнула, затем откинулась на спинку кресла и с улыбкой на устах задремала.

33. Кто покупает богов любви?

Сегодня сойдутся счастливые звезды.

Любители театра вернулись из окружного города поздно ночью — или, лучше сказать, рано утром. Дамы проспали чуть ли не весь день, только Менев и Наталья поднялись в урочный час и сели вместе пить кофе.

— В подобных случаях тебе следовало бы оставаться дома, папа, — сказала Наталья. — У тебя сегодня измученный вид. И вообще… Такой образ жизни! В твоем возрасте нужно больше спать.

— Ерунда! — проворчал Менев. — Что ты в этом понимаешь? — Он погладил усы. — Разве я старый? Есть другие вещи, которые меня угнетают.

— И что же это за вещи, папочка? — спросила Наталья, присаживаясь к отцу на колени и обнимая его за шею.

— Так, ничего особенного.

— Очень даже особенное, я даже догадываюсь, в чем дело.

— Ну и в чем?

— У тебя кончились деньги, папа.

— Черт побери! Ты права. Вся внушительная сумма денег, хранившаяся в сберегательной кассе, утекла, словно песок сквозь пальцы, напрочь растаяла. — Он выпустил изо рта кольцо дыма. — Придется у кого-то занимать. Я потому и поднялся так рано. Закину удочку у Карола.

— Лучше не делай этого! — взмолилась Наталья. — Куда нас такое расточительство заведет? Мы ведь сейчас живем не по своим возможностям…

— Тут ничего не изменишь, Натальюшка. Я не хотел бы попасть в неловкое положение — что сказали бы наши гости, и в первую очередь Зиновия?

— Ты все-таки ее раб?

— Чепуха!

— Но ты делаешь все, чего она пожелает.

— Делаю, потому что сам нахожу в этом удовольствие.

— Но подумай, папочка, как долго это может длиться? Ты увязнешь в долгах, у нас отнимут Михайловку, и придется нам всем идти побираться…

— Вздор! Ты что, меня учить собралась? Я для этого слишком стар.

Он высвободился из ее объятий, надел шапку, вскочил на лошадь и поскакал к Каролу. Того не оказалось дома. Когда Менев пожаловал во второй раз, Карол хотя и вернулся, однако вместе с молодой актрисой — а стало быть, его вроде как и не было по-настоящему дома.

Тогда Менев вспомнил о Сергее. Но сразу отбросил эту мысль. Священник? Тоже исключается. Ничего другого не оставалось, как обратиться к фактору.

Старый барин воротился домой чернее тучи и в довершенье к своим неприятностям обнаружил в салоне настоящий гарем. Первое, что он увидел, было облако табачного дыма. Потом из него мало-помалу проступили очертания фигур: на оттоманке разлеглась Зиновия, в покойном кресле устроилась Лидия, в другом — его жена. Непричесанные женщины лениво курили папиросы и сонно потягивались.

— Хорошенькая история! — заговорил Менев, недоуменно разводя руки. — В доме ни гроша, из сберегательной кассы забрано последнее, никого не найти, кто дал бы мне в долг хоть пять гульденов, а вы тут нежитесь, как одалиски.

— Он, похоже, хочет устроить нам головомойку! — воскликнула Аспазия и неестественно рассмеялась.

— И самое время было бы! — огрызнулся Менев, все более распаляясь. — Так дальше продолжаться не может, иначе мы до нищенской сумы докатимся. Я положу конец этим нескончаемым праздникам, так дело не пойдет, не пойдет…

Между тем Зиновия встала и спокойно сняла шапку у него с головы.

— Прежде всего: разговаривая с дамами, нужно снимать головной убор.

— Пардон.

— И потом, с ними нельзя говорить в таком тоне.

— Еще раз пардон, но тем не менее все отныне должно перемениться.

— Менев, ты в самом деле смешон! — Зиновия громко расхохоталась. — Ты собираешься корчить перед нами хозяина? Хорошо, в таком случае мы тебе докажем, что времена, когда женщина была рабыней мужчины, миновали. В Америке, в Англии, во Франции женщины давно эмансипировались, кто помешает нам сделать то же самое?

— Совершенно верно, — поддержала ее Аспазия. — Если ты разыгрываешь из себя тирана, мы совершим революцию.

— Мы эмансипируемся, — присовокупила Лидия.

— И я положу этому начало! — провозгласила Зиновия. — У меня есть роскошный мужской костюм, который я уже носила в Лемберге, сейчас я его надену. Кто последует моему примеру?

— Я! — крикнула Аспазия.

— Представляю, как ты будешь выглядеть, — с иронией заметил Менев. Его даже смех разобрал.

— Смейся, смейся, мы не собираемся и дальше таскать твое ярмо, — отрезала жена.

— Отныне мы будем жить так, как нам нравится, — сказала Лидия.

— Мы больше не позволим закабалять себя, — снова воскликнула Зиновия, для которой все происходящее было лишь замечательным развлечением, тогда как Аспазия с Лидией восприняли дело всерьез.

Менев начал отступление.

Во второй половине дня появился Камельян Сахаревич. Смиренный, учтивый и улыбающийся, он терпеливо выслушал, что наболело на сердце у каждого. Сначала свое горе излил Менев, затем украдкой исповедалась Аспазия и, наконец, пожаловалась Лидия. В результате Сахаревич поднял в Михайловке настроение, покинул ее с тремя векселями за пазухой и тем же вечером привез деньги.

Этот вечер вообще был богат на события.

Сначала в ростокскую овчарню проникли волки. Сергей и его люди с ружьями, а также крестьяне, вооруженные молотильными цепами, преследовали их до самого леса и там устроили облавную охоту.

Тем временем произошло второе событие.

Когда старый Онисим остался дома один, верхом прискакала Наталья, чтобы навестить его. Она подала ему руку и так приветливо кивнула, что старик на радостях снял ее с лошади, точно ребенка, и на руках отнес в дом. Здесь он опустил ее на диван, пошел поставить лошадь в конюшню и затем вернулся обратно, чтобы спросить, какие у нее будут распоряжения.