Роберт (2) Стоун - В зеркалах
Это был совсем уже старик с длинным костистым лицом. Из-под фуражки на лоб выбивалась прядка седых волос. У него были очень большие круглые голубые глаза с широкими полумесяцами белой гладкой кожи под ними.
— Заботься о своих черномазых, а я позабочусь о Протуэйте. Я отсюда в «черной Марии» не уеду.
— Кто вас сюда прислал? — спросил Рейни.
— Никто меня еще ни разу никуда не присылал во внерабочие часы,— сказал старик.— Только на железной дороге. А тебя кто сюда прислал?
— Никто,— сказал Рейни.— Я пришел...
-— Из-за черномазых, так?
— Я пришел, чтобы остановить их. Им...— Он поглядел на стадион. Изнутри вместе с ревом одобрения доносились сердитые и испуганные выкрики.
Старик засмеялся.
— Пришел остановить их, э? А не остановил, так?
— Нет.
— Твоим способом их не остановишь, молодой человек. Дурость, и больше ничего. По-твоему, если ты начнешь расхаживать и орать под стенами, они возьмут да и обрушатся? Чушь, верно? Только попробуй, и они расправятся с тобой, как с неграми. Как с косоглазыми. Они со всеми так обходятся, отродье шлюх и шакалов! — Он поглядел на огни стадиона и сплюнул в окошко. Глаза у него сверкали.— Патриотическое возрождение! — сказал он.— У, шакалы! Шакалы! И как ты думаешь их остановить, каланча?
— Ну...— сказал Рейни.— Никак. Я не сумею. Это очевидно.
— Очевидно, что тебе никогда ничего не добиться — этим вот путем. Я видел, как многие пробовали... Они приходят и уходят, а шакалы остаются. Тем временем они настроили небоскребов и шоссейных дорог, а под каждым шоссе, под каждым небоскребом — кости рабочих.
В ушах у Рейни звенело. Он потряс головой, словно стараясь привести в порядок мысли, и с удивлением посмотрел на старика.
На стадионе визжали женщины — от страха или от восторга, он не мог понять. Он поставил ногу на подножку грузовичка и оперся на колено. Утомление терзало его тело.
— Да, это верно,— говорил старик,— в каждых пятнадцати километрах американского бетона погребены кости рабочего. Сходи-ка завтра утром на биржу и посмотри, как тамошние ребята спекулируют на пластмассе. Пластмасса — вот что им по душе, да-да! Пластмассу ведь не уничтожишь, что бы с ней ни делать. В своей бесстыжей жадности они покрыли пластмассой всю страну, куда ни погляди. Строят свою власть на пластмассе, потому что думают, будто ее не сломать.— Он высунул голову в окошко и придвинул подбородок к лицу Рейни.— Я тут для того, чтобы сказать тебе, как они думают.
— А вы действительно знаете, что стоит за этим митингом сплочения? — спросил Рейни.— Я этого не знаю.
— Не знаешь? Где тебе знать! — съязвил старик.— Желторотый дурень, вот ты кто. Да просто загляни туда, пустая голова, и увидишь, сколько они натворили мерзостей, размахивая американским флагом, размахивая этой проклятой книгой, полной суеверий, глупостей и лжи. Выкормыши банков и железных дорог, лакеи крупного капитала, марионетки, обезьяны и гиены.
Рейни закрыл глаза и прижал лоб к окошку грузовика,
— Там, за этими воротами — самый большой из живущих карликов, укротитель аллигаторов и долларовый страус. Вся компания. Кэлвин Минноу в том числе.
Рейни поглядел на старика.
— Вы знаете Кэлвина Минноу? — В картинных галереях Парижа,— сказал старик,— есть двадцать семь портретов Иуды Искариота. Все они не похожи между собой, но в каждом можно найти сходство с Кэлвином Минноу. В его теле двести шесть костей, и все — из пластмассы. Да, сэр, я его знаю. Этот скот сделал из меня бродягу.
— Погодите,— сказал Рейни.— Что вы задумали?
— Ну, я-то приехал сюда не для того, чтобы маршировать под стенками. Есть только один способ заставить эту одураченную орду узреть свет разума — отправиться туда и показать им, что они заблуждаются.— Он кивнул и, прищурившись, поглядел на въездные ворота.— И не вздумайте меня останавливать, профессор. Я вас перееду и глазом не моргну.
— Вы хотите сказать, что попробуете проникнуть туда?
— Я туда проникну без всяких «попробую». Видишь ли, я давно к этому готовился.— Он несколько раз подпрыгнул на сиденье, весело усмехаясь.— Да, сэр! Я последние три дня собирал сведения о программе этой аферы. Мне все известно. Я, например, знаю, что сегодня они не меньше двух раз откроют вот эти въездные ворота. Во-первых, им нужно вон оттуда привезти на машине оркестр для их финального трамтарарама. А во-вторых, ворота откроют, чтобы машины частной полиции выехали до конца. Погляди-ка!—продолжал он, схватив Рейни за затылок и поворачивая его лицо в ту сторону, где расхаживал охранник агентства.— Видишь того коротышку? У него портативный радиотелефон. Как только им понадобится открыть ворота, они должны будут сообщить об этом ему. А я слежу за ним с помощью вот этой штуки.— Он вытащил бинокль и тут же спрятал, словно это был ключ к его логическим построениям.— Ах, Мельба! — сказал он, погладив Рейни по голове.— Мне все про них известно. Я сюда приехал не для того, чтобы трепать языком. Когда ворота откроются, я въеду на своей старухе прямо на эстраду и вправлю им мозги.
Рейни уставился на него, открыв рот.
— Если вы попробуете ворваться туда таким способом, вас почти наверняка убьют. Они хотят возбудить толпу. Если вы сделаете такую глупость и въедете...— Он умолк, стараясь справиться с судорогой в шее.— Въедете на стадион на грузовике, они разорвут вас в клочья.
— Убьют! — сказал старик.— Плевать я хотел. Им у меня больше нечего отнять. Выжали досуха эти миллионеры-преступники. Как тряпку.
Рейни дрожал. Руки и ноги у него застыли, хотя вечер был теплый. Голос старика доносился до него как в горячечном бреду.
— Не будьте дураком,— сказал Рейни.— Вы же сыграете им на руку. Они только и дожидаются чего-нибудь такого.— Он оглянулся на стадион. Перед главными воротами вспыхивали красные фонарики полицейских — он видел их отражения в ветровых стеклах машин на стоянке.— Вы уверены, что эту мысль вам кто-нибудь не внушил? Не подсказал, что надо бы устроить такую штуку?
— Кого это ты назвал дураком, пустомеля? Считаешь меня невеждой, потому что я рабочий? У меня котелок еще как варит! Стоит кому-нибудь решить что-нибудь сделать, и уж какой-нибудь идиот из образованных тут как тут. Дескать, играешь на руку противной стороне. Послушай, умник, вот когда ты ничего не делаешь, тогда ты играешь им на руку. До этого ты сам еще не додумался?
— Но поймите же,— с усилием сказал Рейни.— Нельзя этого делать.
— Чушь. Я лет на пятьдесят дольше тебя прожил в этих проклятых Соединенных Штатах, умник. И мне плевать, как вам всем это кажется. Когда имеешь дело с такими людьми, есть только один способ действия: пойти прямо к ним и показать что к чему. А если духу не хватит, они и будут обходиться с тобой, как с половой тряпкой.
Рейни отошел от грузовичка и засмеялся. Он поднес ладонь к лицу и посмотрел на нее. Его звали голоса, которые доносились не со стадиона. Эти голоса твердили ему свое. Он закрыл глаза и заставил себя прервать смех.
— Я тоже пришел сюда не для того, чтобы бродить под стенами,— сказал он старику.— Если вы туда въедете, они наверняка убьют вас. Но если вам удастся туда въехать, я хочу быть с вами. Я не могу остановить их и не могу остановить вас.— Он покачал головой и улыбнулся.— Я поеду с вами, мистер.
— Не выйдет — никаких пассажиров. Только в одиночку можно рассчитывать на один паршивый шанс.
Прокурор штата Кэлвин Минноу стоял у микрофона и произносил небольшую толковую речь о проблемах бедности и лени, неразрывно между собой связанных. Жесты прокурора, которыми он отнюдь не злоупотреблял, удачно подкрепляли каждый вывод: жесты эти были направлены вширь и вверх, указывая на положительную конструктивную позицию оратора. Подчеркивая какое-нибудь утверждение, прокурор Минноу резко опускал кулачок на подставку микрофона, демонстрируя твердость и целеустремленность своих намерений.
Однако прокурор штата Кэлвин Минноу мог бы с таким же успехом и полностью игнорировать все правила риторики — более того, если бы он сообщил аудитории, что занимается осквернением трупов или питает особый интерес к фекалиям, это нисколько не повредило бы его репутации. Ибо толпа и не думала слушать Кэлвина Минноу — внимание толпы было поглощено деревянными стульями, летевшими на поле из верхних секторов.
Рейнхарт, который как в тумане представил нескольких ораторов и удалился в лабиринт стрелков-ковбоев, чтобы еще раз затянуться сигаретой с марихуаной, теперь внезапно проникся страстью к зеленому цвету травы.
— Фарли,— без конца повторял он,— нет, ты только погляди на эту траву!
— Заткнись,— говорил Фарли. Он пытался проникнуть в настроение толпы и был занят логическими изысканиями.— Что-то тут не так, Рейнхарт,— сказал он вдруг.— Кто-то там дирижирует этими остолопами. Почему мы не можем ублаготворить их?
