Фрэнсис Фицджеральд - Успешное покорение мира
— Ты мне обрадовался? — спросила Джозефина.
— Еще бы!
— Сначала я боялась. Больше всего переживала, когда думала… о тебе. Я так старалась измениться… под твоим влиянием.
— Не стоит вспоминать школьные дела. Все приличные люди понимают, что это досадное недоразумение. Забудь и двигайся дальше.
— Хорошо, — безмятежно согласилась она.
Джозефина была счастлива. Легкая свежесть и благоухающая сирень — это она, прелестная и непостижимая; надежный шероховатый камень уличной скамьи, ствол растущего рядом дерева — это он, строгий и сильный, такой близкий, ее заступник.
— Я так много размышляла о нашей предстоящей встрече, — помолчав, заговорила она. — Ты был так добр, что мне захотелось тоже сделать для тебя что-нибудь хорошее… то есть предложить какое-нибудь интересное занятие, которого ты еще не испробовал. Например, мы непременно должны покататься верхом под луной. Это так здорово.
Он не ответил.
— Я хорошо умею ладить с теми, кто мне нравится… Такое, конечно, бывает нечасто, — спохватилась она, — и не всерьез. В общем, если я действительно вижу, что мы с молодым человеком настоящие друзья, то не считаю нужным тратить время на толпу других. Мне хочется постоянно быть рядом, весь день, весь вечер. У тебя тоже так?
Он поерзал на скамье, а потом оперся локтями на колени, глядя на свои сильные руки. Его мягкий голос зазвучал глуше:
— Когда мне кто-нибудь нравится, меня даже танцевать не тянет. Куда приятнее просто побыть наедине.
Короткая пауза.
— Понимаешь… — он замешкался, хмуря брови, — если честно, я связан давними обязательствами со множеством людей… — Слова давались ему с трудом. — Через день я, между прочим, съеду из гостиницы. Меня пригласили пожить с компанией у знакомых, на речке. А завтра, кстати, сюда приезжает Адель.
Поглощенная своими мыслями, Джозефина слушала вполуха, но при упоминании этого имени у нее перехватило дыхание.
— Нас пригласили с ней вместе; вопрос практически решен. Естественно, я буду ежедневно приезжать сюда на тренировки.
— Понимаю. — У нее задрожали губы. — Ты не будешь… ты будешь с Адель.
— Да, верно… в каком-то смысле… Она, конечно… захочет с тобой повидаться.
Снова повисло молчание; он сцепил свои сильные, крупные пальцы, и она беспомощно повторила этот жест.
— Ты меня просто пожалел, — сказала она. — Тебе нравится Адель… гораздо больше…
— Мы с ней понимаем друг друга. Она, можно сказать, с детства остается моим идеалом.
— А к таким, как я, ты равнодушен? — Голос Джозефины дрогнул, будто от испуга. — Наверное, обо мне идет дурная слава из-за того, что я со многими целовалась.
— Дело не в этом.
— Именно в этом! — с горячностью возразила она. — Сейчас я расплачиваюсь за все. — Она встала. — Лучше отведи меня обратно, чтобы я могла потанцевать с теми, кто ко мне неравнодушен.
Вся в слезах, она почти бежала по аллее. На лестнице он ее обогнал, но она только покачала головой и сказала:
— Извини за мое легкомыслие. Я повзрослею… а сейчас получила по заслугам… так мне и надо.
Немного погодя Джозефина огляделась в поисках Дадли, но его нигде не было; тут она с ужасом поняла, что впервые в жизни потерпела поражение, решив завоевать молодого человека. Но любовь у всех, кроме самых юных, лелеется только любовью, и в ту самую минуту, когда Джозефина сообразила, что его интерес к ней был вызван простой доброжелательностью, она уверилась, что сердце ее ничуть не задето — ранена только гордость. Нужно было срочно выкинуть его из головы, но хорошенько запомнить этот урок. Мужчины ведь бывают двух типов: с одними флиртуют, за других выходят замуж. При этой мысли она будто невзначай обвела неугомонным взглядом одну мужскую компанию и выделила мистера Гордона Тинсли, нынешнего баловня Чикаго и, по слухам, самого завидного жениха на всем Среднем Западе. До сегодняшнего вечера он не смотрел в сторону юной Джозефины. А десять минут назад пригласил ее прокатиться с ним завтра в автомобиле.
Но он был совершенно не в ее вкусе… и она решила отказаться. Нужно быть разборчивой; нельзя же ради получасового романтического приключения жертвовать возможностью, которая может перерасти в истинно серьезные отношения — пусть не сейчас, но позже, когда настанет время. Она еще не знала, что ей впервые в жизни пришла в голову зрелая мысль, но дело обстояло именно так.
Оркестранты уже уходили со сцены, а знакомец из Принстона продолжал нашептывать ей на ушко, умоляя о ночной прогулке. Джозефина без труда определила, к какому типу относится этот юноша… а луна светила так ярко, что даже отражалась в окнах. Поэтому Джозефина немного смягчилась, взяла его под руку, и они отправились все к той же надежной скамье, которую она покинула совсем недавно, а там их лица обратились друг к другу двумя небольшими лунами под огромной белой Луной, что парила над Аппалачами; его рука нежно обхватила ее податливое плечико.
— Ммм? — негромко спросил он.
— Ммм?
История про снобов
I
Молодым нелегко жить с подмоченной репутацией. В том, что касается наших ровесников, мы обычно закрываем глаза на пороки, крупные хищения, негромкие убийства, ибо сами мы сильны и неподкупны, но друзья наших детей должны иметь безупречную подноготную. Когда отцу юной Джозефины Перри пришлось забрать дочку из школы Брертон после того, как она, придя в часовню, по чистой случайности оказалась в объятиях молодого человека, кое-кто из чикагских столпов общества счел, что ее следует прилюдно четвертовать. Но у семейства Перри, богатого и влиятельного, было много знакомых, которые встали на защиту доброго имени девочки, а нежное личико Джозефины, наводившее на мысль, будто она только-только спасла сирот из горящего приюта, довершило все остальное.
Разумеется, за ней не тянулся позорный шлейф, когда она появилась на трибуне теннисного стадиона в день открытия турнира на первенство западных штатов, проходившего в Лейк-Форесте. Все те же лица, говорила она своим видом, равнодушно поворачиваясь вполоборота налево, вполоборота направо; нет, я не возражаю, но не ждите от меня восторгов.
Погода выдалась ясная, толпа сверкала под солнцем, фигуры в белом не отбрасывали теней на корт. В Европе маячил кровавый ужас Соммы, но здесь война уже сошла с первых газетных полос, и толпу главным образом волновало, заявлен ли на нынешние соревнования Маклафлин. Платья были длинными, шляпки — маленькими и плотными, Америка, замкнутая в себе, изнывала от скуки.
Зато Джозефина, которая своим обликом символизировала будущее, вовсе не изнывала: ей просто хотелось перемен. Поглазев по сторонам, она нашла знакомых, те помахали, и она подсела к ним. Только теперь она сообразила, что оказалась рядом с дамой, чьи губы, озабоченные маскировкой неровных зубов, придавали ей обманчиво милый вид. Миссис Макрэй относилась к сторонникам прилюдного четвертования. Она ненавидела молодых, но какой-то извращенный инстинкт подталкивал ее к молодежи: летом она занималась постановкой водевиля в Лейк-Форесте, а зимой открывала школу танцев в Чикаго. Приметив богатых дурнушек, она «помогала им раскрыться», то есть всеми правдами и неправдами заставляла мальчиков танцевать с ними и превозносила их достоинства в сравнении с привлекательными «белыми воронами», среди которых главенствовала Джозефина.
В тот день Джозефина не стушевалась, потому что ее отец накануне вечером заявил: «Если Дженни Макрэй заденет тебя хоть словом, пусть Джим пеняет на себя». До него дошли слухи, что миссис Макрэй в угоду общественной нравственности решила исключить из водевиля танец, который традиционно исполняли Джозефина и Тревис де Коппет.
На самом-то деле миссис Макрэй, вняв мольбам супруга, уже пересмотрела свое решение: сейчас она вся превратилась в одну широкую, обманчивую улыбку. Коротко, но недвусмысленно посовещавшись сама с собой, она сказала:
— Видишь на втором корте вот того молодого человека с головной повязкой? — (Джозефина лениво повернулась в указанную сторону.) — Это мой племянник, из Миннеаполиса. Выиграл первенство северо-западных штатов и теперь, говорят, имеет все шансы на победу в этом турнире, поскольку Маклафлин играет только в парном разряде. Сделай милость, голубушка, прояви к нему внимание, познакомь с молодежью.
После некоторых колебаний она продолжила:
— В ближайшее время нужно будет собраться по поводу водевиля. Мы надеемся, вы с Тревисом не откажетесь исполнить свой бесподобный, бес-по-добный матчиш.
Молчаливый ответ Джозефины ограничился лаконичным «ха!».
Ей сто лет не нужен был этот водевиль; она лишь хотела, чтобы ее пригласили участвовать. Но, вторично поглядев на племянника миссис Макрэй, Джозефина поняла, что цена слишком высока.