Синклер Льюис - Кингсблад, потомок королей
Ах, не стоит благодарности, дорогая миссис К., и я надеюсь — и многочисленные дамы, обсуждавшие этот вопрос, все до одной надеются, — что внимание, которое Вам всегда оказывал мистер Элиот Хансен, приведет еще к одной «интересной ситуации». Хитроумные уловки, с помощью которых Вы привлекаете этот сомнительный тип мужчин, вызывают в нас самую настоящую зависть, и мы намерены, затаив дыхание, следить за Вашей двойной игрой.
Или, может быть, Вы с душкой Нийли одумаетесь и уберетесь из этого города? Устами Терсита глаголет истина.
Искренно преданный Друг».
Протягивая этот «скорбный лист» Нийлу, Вестл сказала в бешенстве:
— Нельзя ли мне как-нибудь доказать, что во мне тоже есть честная негритянская кровь?
39
С новогодними гаданиями и похмельем было покончено, и Нийл, как и раньше, занимал свое место в банке, в трезвом мире ценных бумаг, мрамора и праттов.
В пятницу утром, на десятый день нового года, мистер Пратт пригласил его к себе в кабинет.
Мистер Пратт был человек добродетельный и преуспевающий, хоть и епископал, и в тоне его сквозила чисто материнская забота:
— Нийл, мой мальчик, присядьте. — Он сложил руки домиком и взглянул на Нийла поверх крыши. — Я убедился, что слова, сказанные вами в клубе относительно вашего происхождения, не были шуткой, что вы не были пьяны, как я надеялся. Вы, разумеется, сожалеете о своем признании и понимаете, как тяжело оно отзовется на вашей карьере, но вот не знаю, ясно ли вам, в какой степени оно отзовется на мне, поскольку я несу ответственность за репутацию этого банка.
Как истинный янки, я всегда относился к вам, цветным людям, с большим участием и всегда считал, что было бы милосерднее ограничивать ваше образование начальной школой, чтобы вы не строили себе иллюзий и не сознавали всей глубины своего несчастья. Но я думаю, что в вас лично белая кровь перевешивает неполноценные примеси, и потому вы всегда относились к этому Учреждению лояльно, так же как это Учреждение всегда относилось лояльно к своим служащим.
В создавшемся щекотливом положении — я, заметьте, не проявляю излишнего любопытства к вашим мотивам — мы по мере сил окажем вам поддержку и всячески постараемся изыскать способ не расставаться с вами. Но…
Вы, надеюсь, поймете, что будет гораздо разумнее, если некоторое время вы не будете непосредственно соприкасаться с публикой. Мы не можем себе позволить заслужить славу Учреждения, которое держит на работе цветных, когда многим из наших белых ветеранов уже грозит безработица.
Так что, пожалуй, мне придется поставить во главе нашей Консультации для ветеранов кого-нибудь другого, а вам я найду счетную работу во внутреннем зале, где вы, во избежание толков, будете скрыты от глаз клиентов. Люди бывают так нетактичны! Но я постараюсь уговорить наше правление не снижать вам жалованья… пока. Итак, Нийл, голубчик, — закончил он бодро, — вы, конечно, понимаете мою точку зрения?
— Да.
Вот и все, чем этот цветной человек нашел возможность помочь бедному мистеру Пратту.
Он вернулся в помещение Консультации, которую сам задумал и организовал, и стал собирать со стола свои личные вещи — фотографию Вестл и Бидди, трубку, итальянскую монету, найденную на поле боя.
Его позвали к телефону. Звонил доктор Норман Камбер:
— Нийл, я говорю из приемной вашего отца. Немедленно приезжайте. Ваш отец внезапно скончался несколько минут тому назад.
Он думал: «Это просто нелепо. Мелодрама какая-то». То, что сразу произошло так много событий, оглушило его, и в этом было даже что-то приятное. Лишь постепенно в мозгу оформилась горькая мысль, что он никогда больше не сможет поговорить с отцом; никогда не увидит его застенчивой улыбки из-под рыжих усов, не услышит его безобидных шуточек; никогда не дождется его прощения за то, что стал негром.
Он вспомнил, как отец его мечтал возродить королевскую династию; вспомнил, как ловко он управлялся со всякой домашней работой; потом подумал: когда будут похороны — в воскресенье или в понедельник; а если в понедельник, то нужно ли потом возвращаться в банк? В Консультации для ветеранов его, наверно, будут ждать клиенты.
И вспомнил, что в его Консультации его никогда больше не будут ждать.
Потом все эти мысли вытеснила нежность к матери, которая теперь так одинока. Впрочем, она не одна. С ней остается Джоан. И по его вине обе они причислены к неграм, обречены на полное одиночество — удел всех негров, живущих среди белых людей.
Он устало брел по улице, и его неотступно преследовал образ матери — сидит одна, не решается ни с кем поговорить даже в этот страшный час смерти.
40
Кабинет доктора Кеннета Кингсблада помещался в Доме Специалистов на Чиппева-авеню, всего в одном квартале от Второго Национального.
В вестибюле толпилось столько народу — мужчины на костылях, мужчины с рукой на перевязи, растерянные женщины с детьми на руках, — что Нийл попал в лифт только в третью очередь. Лифтерша была красивая. Она кокетничала с молодым человеком в белом плаще, но успела улыбнуться Нийлу и ласково сказала ему: «Пятый этаж — вам выходить». Его удивило, что она, видимо, не знает, что ждет его на этом этаже, в нескольких шагах от ее клетки.
Страшно было войти в чисто прибранную банальную приемную доктора Кеннета — два кленовых стула с клетчатыми подушками, на кленовом столе стопка иллюстрированных журналов и всегда зажженная лампа под абажуром с изображением плывущего по волнам фрегата, — войти и увидеть на кушетке с клетчатыми подушками мертвое тело отца. Голова его тонула в тени, падавшей от стола, а на столе лежала открытая книга для записи больных, и против чьей-то фамилии был аккуратно помечен еще не наступивший час. На книге лежали уже ненужные старые очки. Дужка была обмотана посеревшим от времени пластырем, и Нийл вспомнил, как отец, весело поглядывая на него через толстые стекла, обещал зайти в мастерскую, на том же этаже, и отдать оправу в починку.
Молоденькая ассистентка не отрываясь смотрела на безжизненное тело и плакала, вся красная от испуга и жалости.
В ту минуту, как Нийл повернулся к доктору Камберу, чтобы услышать от него профессиональные слова утешения, в комнату ввалился брат Роберт.
— Хорошо, что вы застали меня в банке, док. Я как раз собирался уезжать в пекарню и, наверно, не скоро еще попал бы сюда, а я… Ох, папа, папа! Нет, я просто не могу поверить! Зачем ты ушел от нас?
Он обернулся к Нийлу:
— Это ты его убил! Твои сумасшедшие выдумки свели его в могилу. Ты виноват в его смерти, и я этого не забуду!
Доктор Камбер приказал:
— Перестаньте, Боб. По всем признакам ваш отец умер от грудной жабы. Нийл тут ни при чем. Вероятно, ваш отец гордился его мужеством.
В небольшой комнате стало тесно: из своих кабинетов, помещавшихся в том же здании, пришли доктор Рой Дровер, председатель Федерального клуба, и доктор Кортес Келли, сосед Нийла и заядлый охотник на уток; и Дровер, удостоив Нийла долгим неприязненным взглядом, возразил Камберу:
— Ну, не скажите, доктор. Выходки Нийла вполне могли повредить старику. Нельзя говорить так уверенно.
Доктор Келли вступился:
— Да бросьте вы, Рой. Нийл — идиот, и я надеюсь, что его выселят из нашего района, как всякого другого ниггера, но старика он не убивал. А в общем пошли!
Голоса спорящих затихли в коридоре, а Нийл, Роберт, доктор Камбер и заплаканная ассистентка еще долго молча прислушивались к неестественному молчанию мертвого.
Нийлу вспомнилось, как в октябре отец энергично сгребал сухие листья и философствовал:
«Больше всего люблю осень. Самое спокойное время года. Я всегда так занят, хоть заработки у меня и не бог весть какие, и от осени моей жизни я предвкушаю много покоя и радости. Великое дело — покой».
Но не этот покой — лежать на кушетке в приемной, неподвижно сложив нервные руки.
«И я — его убийца? Теперь он никогда не узнает о потомстве Екатерины Арагонской, а может, это все-таки правда? Что же, я и мечту его убил?»
Рука доктора Камбера лежала у него на плече, но Нийлу хотелось, чтобы с ним была Вестл… И Софи. И Мэри Вулкейп.
Роберт сморкался и плакал. Самый старший из детей доктора Кеннета, он больше других остался ребенком и бежал к отцу со своими горестями, даже когда сам уже стал отцом. Это был великовозрастный мальчишка с фермы, охваченный горем и страхом, и Нийл только сейчас понял, чем явилось его сообщение о негритянских предках для этого неумного, жадного и привязчивого отца семейства.
А затем прибыл Роберт Харт из похоронного бюро, и с этой минуты до того, как гроб опустили в январскую землю, два Роберта несли на себе все заботы. Они были очень похожи друг на друга: одинаково торжественные, одинаково блестяще умеющие справляться с маленькими, никчемными делами, одинаково уверенные, что в гробу доктору Кеннету приятно иметь под головой чистую мягкую подушечку.
