Гарриет Бичер-Стоу - Хижина дяди Тома
Сен-Клера девочка забавляла, как забавляют проделки попугая или охотничьей собаки. Всякий раз, когда Топси грозило наказание, она искала убежища за его стулом, и Сен-Клер всегда вступался за нее. Она же всегда изыскивала повод выпросить у него мелкую монету на покупку орехов или леденцов, которыми она затем с неиссякаемой щедростью угощала остальных ребят в доме. Нужно быть справедливым и признать, что Топси никогда не жадничала и была склонна проявлять великодушие. Зло она делала только из чувства самосохранения.
Итак, теперь, когда Топси введена в нашу повесть, она будет фигурировать в дальнейшем наравне с остальными действующими лицами.
Глава XXI
Кентукки
Нашим читателям, вероятно, небезынтересно будет вернуться несколько назад, на ферму в Кентукки, заглянуть также в хижину дяди Тома и посмотреть, как живется тем, о ком мы почти забыли.
Летний вечер… Двери и окна большой гостиной широко распахнуты в ожидании приносящего прохладу предзакатного ветерка.
Мистер Шельби сидит в большом холле, который прилегает к гостиной, тянется вдоль всего дома и заканчивается с обеих сторон балконами. Откинувшись на спинку стула и положив ноги на другой стул, он наслаждается послеобеденной сигарой. Миссис Шельби, занятая вышиванием, сидит у дверей гостиной. Сразу видно, что она чем-то озабочена и только ищет удобного случая, чтобы заговорить.
— Ты знаешь, — произнесла она наконец, — Хлоя получила письмо от Тома.
— Серьезно? У него, по-видимому, нашлись там друзья… Как же ему живется, бедному старому Тому?
— Его продали в очень хороший дом. Мне кажется, что с ним хорошо обращаются и не перегружают работой.
— Тем лучше, тем лучше! Это меня радует, — с большой искренностью проговорил мистер Шельби. — Том, надо полагать, привыкнет к Югу и даже не пожелает вернуться сюда.
— О нет! Он как раз спрашивает, скоро ли накопится достаточно денег на его выкуп.
— Не знаю, не знаю… — хмуро промолвил Шельби. — Когда дела начинают идти под гору, трудно сказать, когда этому настанет конец. Совсем как в саваннах: из одной ямы попадаешь в другую. Занимать у одного, чтобы расплатиться с другим, перехватить у этого, чтобы отдать тому… Сроки платежей надвигаются раньше, чем успеваешь выкурить сигару и оглянуться. А там сыплются векселя, повестки…
— Но мне кажется, дорогой, что можно бы, во всяком случае, внести в положение какую-то ясность. Что, если бы ты продал лошадей или одну из твоих ферм и расплатился бы сразу со всеми?
— То, что ты говоришь, Эмилия, просто смешно. Ты, бесспорно, самая очаровательная женщина во всем Кентукки… но ты, как и все женщины, ничего не понимаешь в делах.
— А не мог ли бы ты хоть немного посвятить меня в твои дела, показать мне хотя бы список твоих долгов? Я посмотрю, попробую сократить расходы.
— Не мучай меня. Я не могу точно определить сумму моих долгов. Я знаю ее только приблизительно. Дела ведь не распределишь и не разделишь, как тесто тетки Хлои… Не будем больше говорить об этом. Я уже сказал тебе: ты ничего не понимаешь в делах.
И мистер Шельби, не находя других доводов, повысил голос — это неопровержимый аргумент в споре между мужем и женой.
Миссис Шельби, слегка вздохнув, умолкла. Хотя она и была, как заявил ее муж, всего только женщина, она обладала ясным, четким и практическим умом, а силой воли, несомненно, превосходила своего мужа. Она горячо желала выполнить обещание, данное Тому и Хлое, и болела душой, видя, как препятствия одно за другим вырастают на ее пути.
— Не кажется ли тебе, — снова заговорила она, — что мы все-таки могли бы достать необходимую сумму? Бедняжка Хлоя только и живет мечтой о возвращении Тома…
— Мне очень жаль, друг мой, но мы дали опрометчивое обещание. Лучшее, что можно сейчас сделать, как мне кажется, это объяснить Хлое, что выкупить Тома не удастся. Она с этим примирится. Том через год-два женится, и ей также нужно было бы подумать о другом браке.
— Мистер Шельби… я учила своих людей тому, что их брак так же священен, как и наш. Я никогда не позволю себе дать Хлое такой совет!
— Очень жаль, дорогая, что ты обременила их законами нравственности, совершенно не соответствующими их положению.
— Уважение к этим законам нам внушали с детства, сэр!
— Пусть так. Не будем больше возвращаться к этому вопросу, Эмилия. Я предоставляю тебе свободу в твоих воззрениях и взглядах, но остаюсь при своем мнении, что они не подходят для людей, находящихся на положении рабов.
— Да, ты прав! Они не подходят для людей, находящихся на положении рабов… Поэтому-то я так и ненавижу это положение! Но я заявляю тебе, мой друг: я считаю себя связанной обещанием, данным мной этим несчастным. Если мне не удастся добыть деньги другим путем, — что ж, я буду давать уроки музыки. Я этим достаточно заработаю и соберу нужную сумму.
— Я не допущу этого, Эмилия! Неужели ты действительно дойдешь до такого унижения?
— До унижения, говоришь ты? Я гораздо сильнее буду чувствовать себя униженной, если нарушу свое слово.
— Ты ужасно экзальтирована и всегда готова на героический подвиг! Все же, раньше чем пускаться на такое донкихотство, тебе не мешало бы подумать кое о чем…
Разговор был прерван появлением тетушки Хлои.
— Не желает ли миссис, — сказала она, — взглянуть на полученную провизию? — И она кивком головы указала на цыплят, которых держала в руке.
Миссис Шельби подошла к ней.
— Я думаю, не пожелает ли миссис, чтобы я приготовила куриный паштет?
— Мне, право, все равно, Хлоя. Готовь что хочешь!
Но Хлоя продолжала стоять, с рассеянным видом держа в руке цыплят. По лицу ее можно было безошибочно определить, что думала она в эту минуту не о цыплятах.
— Господи! — проговорила она вдруг с коротким сухим смешком. — Вот мастер и миссис ломают себе голову, где добыть деньги, а не пользуются для этого тем, что у них есть в руках…
Хлоя снова коротко засмеялась.
— Я тебя не понимаю, — сказала миссис Шельби, по поведению Хлои угадывая, что та слышала весь ее разговор с мужем. — Я тебя не понимаю.
— Ну как же, — сказала Хлоя, — другие хозяева отдают своих негров в наем и зарабатывают этим деньги… Зачем держать в доме столько лишних ртов?
— Так говори же прямо, Хлоя, кого из наших негров ты предлагаешь отправить на заработки?
— Предлагаю? Я ничего не предлагаю, миссис. Только Сэмюэль рассказывал, будто в Луисвилле человек ищет стряпуху, которая умела бы хорошо готовить торты, кексы и паштеты, и готов был бы платить за ее работу четыре доллара в неделю. Четыре доллара, миссис!
— Ну, и дальше что, Хлоя?
— Вот я и подумала, миссис: пора, чтобы Сэлли начала работать самостоятельно. Сэлли всегда была моей помощницей. Теперь она уже знает столько же, сколько и я, правду я говорю! И если б миссис отпустила меня, я могла бы там заработать деньги. Насчет тортов и паштетов я за себя постою! Не осрамлюсь ни перед каким фандитером!
— Кондитером, Хлоя.
— Может быть, и так, миссис. Я вечно ошибаюсь.
— Итак, Хлоя, ты согласилась бы расстаться с детьми?
— Мальчики уже большие и могут работать, и Сэлли согласна присматривать за маленькой… эта крошка чистое золото, с ней и возиться не придется!
— До Луисвилла очень далеко, Хлоя.
— О господи! Я этого не боюсь. Луисвилл, говорят, где-то там, в низовье реки… Недалеко от тех мест, где мой старик. Правду я говорю?
Последние слова были произнесены вопросительным тоном, и глаза Хлои напряженно впились в лицо миссис Шельби.
— Увы, Хлоя! Оттуда нужно проехать еще много сотен миль…
Хлоя сразу приуныла.
— И все-таки, Хлоя, там ты будешь ближе к Тому. А все, что ты заработаешь, мы будем откладывать на выкуп твоего мужа, — сказала миссис Шельби.
Случается, что яркий луч солнца внезапно осветит темную тучу. Именно так засветилось вдруг черное лицо Хлои. Да, она просияла.
— О, какая миссис добрая! — воскликнула она. — Я об этом самом и думала. Мне не надо ни башмаков, ни платья, ничего… Я все буду откладывать. Сколько недель в году, миссис?
— Пятьдесят две, Хлоя.
— Пятьдесят две… по четыре доллара в неделю, сколько это будет?
— Двести восемь долларов в год.
— В самом деле? — воскликнула Хлоя в восхищении. — Сколько же лет понадобится, чтобы…
— Четыре или пять. Но тебе не придется так долго дожидаться… Я добавлю свои.
— О, я бы не хотела, чтобы миссис давала уроки или что-нибудь такое… Это совсем не подходящее для нее дело. Мастер прав. Никому из семьи не придется такими делами заниматься, пока у меня есть руки и голова на плечах!
— Не бойся, Хлоя, — с улыбкой произнесла миссис Шельби, — я не посрамлю честь нашей семьи. Но когда же ты рассчитываешь уехать?
— Я ничего не рассчитывала. Но завтра Сэм отправляется вниз по реке… он повезет на продажу коней и говорит, что мог бы взять меня с собой. Я уже собрала свои вещи… Если миссис позволит, я уеду завтра же утром. Может быть, миссис напишет мне пропуск… и даст рекомендацию?