Дом Кёко - Юкио Мисима
В микрофон сообщили о дополнении к поощрительным премиям.
— Поощрительная премия для спортсмена Фукуи. Учредители — торговая фирма «Кидзу» из Асакусы, господин Хаяси Кэндзиро из Нагано, госпожа Томонага Кёко из Синаномати.
В тот момент, когда Сюнкити услышал имя Кёко, раздался голос:
— Второй раунд, второй раунд! — и одновременно прозвучал гонг.
*
Начался второй раунд.
— Подходи ближе, — всплыли у Сюнкити в голове слова Мацукаты. Он видел грудь Минами, поросшую редкими тёмными волосами. Нужно до неё добраться. Защищённая руками грудь Минами качалась вправо-влево.
На ней, за мышцами, за жаркой, залитой потом плотью, далеко-далеко звездой мерцало боксёрское бытие. Звезда была ориентиром. Он должен её достать. Для этого надо пробить движущееся перед глазами тело, которое постоянно преграждает путь, отвечая глухими звуками на его удары.
Тело соперника, парирующего его атаки молниеносными ударами, чуть защищённое нервами, увлажняющееся потом и кровью. Хищное сверкание мокрых от пота мускулов, ослепительный, как в загробном мире, свет вокруг. Шумная ночь, окутывающая ринг. Выкрики со всех сторон. И мерцающая бесконечно далеко в глубокой ночи звезда соперника. Это и есть вселенная боксёра.
Сюнкити несколько раз ударил Минами в лицо: хуком слева, прямой правой, опять хуком слева. Так он хотел заставить противника сменить позу и потом обрабатывать его корпус. Как и ожидалось, перед глазами Сюнкити будто рассыпали красный порошок. Он рассёк Минами веко.
Скорость, с которой тихо сочится кровь, это медленное безостановочное кровотечение при сильных сотрясениях, конечно, трагично. Ведь непрерывно падающие капли крови во время молниеносных ударов противников передают ритм человеческого тела, которое теряет силы.
У Минами от уголка глаза по щеке стекала кровь. От следующего удара Сюнкити она разлетелась и окрасила лицо, но снова, как сок дерева, заструилась по прежней дороге.
Сюнкити, избегая прямого попадания, получил сильный удар в переносицу. Он ужаснулся: вдруг хрящ расползётся по лицу, вдруг там возник тёмный провал. Навалившись на Минами, он провёл клинч. Услышал бурное дыхание над ухом. Минутная передышка приободрила. Рефери, призывая освободить захват, хлопнул в ладоши. Его ноги в серых брюках закрывали угол обзора.
Клинч подействовал удивительно. После него исчезли враждебность и ненависть и вернулось отчаянное веселье. Тело пылало. Воодушевлённый, словно щенок, спущенный с цепи, на которой он долго просидел, Сюнкити, изогнувшись, прыгнул в центр ринга.
Минами ошибся с расстоянием и нанёс удар издалека, локти на секунду раздвинулись, образовав просвет.
Этот просвет Сюнкити не просто увидел. Он был словно карта из колоды, внезапно возникшая в воздухе. Меткий стрелок всё равно попадёт в цель.
Прямой удар левой прошёл через этот просвет и попал в подбородок Минами, а затем хук левой достал до живота. Минами затаился. Сюнкити осыпал его градом ударов слева и справа, но живот противника приоткрылся перед его кулаками, будто тяжёлая дверь, лишь на мгновение. Минами удалялся. И оставался невредимым. Он спиной отступал к подрагивающему белому канату. Сюнкити услышал возбуждённый крик, словно где-то сбоку выпустили голубей.
Минами, теснимый к канатам, обхватил Сюнкити руками. «Тьфу ты!» — подумал тот. Время застыло и потонуло в криках зрителей. Рефери, словно очищая плод, смахнул капли пота и крови с плеч соперников.
Минами освободил Сюнкити. От уголка глаза у Минами текла кровь, и он, выжидая удобный момент, упорно защищал тело, а его удары нередко попадали в цель. Он явно ждал гонг.
Сюнкити опять разгадал его намерения. Он чувствовал, что есть несколько подходящих ответов, и тут тело соперника внезапно, беззвучно отклонившись назад от его кулака, пропало из виду.
«Нокдаун». — Сюнкити, прислонившись к канату, тяжело дышал и смотрел на тело в тёмных трусах, которое распласталось у него перед глазами.
— Раз, два, три, четыре… — считал рефери, размахивая руками.
«Только бы он не встал», — молился Сюнкити. Он хорошо знал боль и уныние, которое портило всё удовольствие, когда нокаутированный соперник поднимался на ноги. Облизал горьковато-солёные губы. И впервые заметил, что у него идёт кровь из носа.
— …шесть, семь, восемь…
Минами открыл маленькие простодушные глазки. Они напоминали блестящие, упавшие на пол чёрные камешки. «Уже всё нормально», — подумал Сюнкити. С опущенной головой Минами приподнялся.
«Я победил!» Это чувство всегда было новым шагом вперёд.
— Десять! — громко крикнул рефери и приблизился, чтобы поднять руку Сюнкити. Его галстук-бабочка немного сбился набок.
* * *
Чтобы в случае победы чествовать Сюнкити, а в случае поражения выразить ему соболезнование, в доме Кёко приготовили много разных угощений. Масако давно отправили спать. По прогнозу погоды ожидался ветер до пятнадцати метров в секунду, так что оставшаяся в доме прислуга должна была за всем проследить. В гостиной французское окно, выходящее на балкон, непрерывно скрипело от ветра, дождь порой бил прямо в стекло, и через щели петель чёрные дождевые капли стекали в комнату в тень колонны.
Кёко объявила, что и в японском доме обустроено всё для тех, кто останется ночевать. Надо сказать, что это было редким проявлением гостеприимства, но Кёко приготовилась на случай, если дождь и ветер усилятся.
Около девяти вечера семь человек — кто на машине Нацуо, а кто на такси — прибыли в дом Кёко в Синаномати. К возбуждению после победы Сюнкити добавились ветер с дождём, и щёки горели, глаза влажно блестели — никто не мог успокоиться. Окружив Сюнкити, все ввалились в гостиную. Всем хотелось скорее поднять праздничный бокал. Один Сюнкити не отказался от привычки нить апельсиновый сок.
Он привык побеждать, поэтому совсем не устал. К пострадавшему от ударов лицу прилила кровь, его жгло и чуть саднило. Но это была не обычная головная боль. Чокаясь, Сюнкити поблагодарил Кёко за поощрительную премию. Всех поразила его выдержка; он ведь слышал объявление. Сэйитиро без стеснения спросил о сумме вознаграждения за матч. Она составила десять тысяч иен, и Сэйитиро сказал, что цена соответствует репутации, но женщины никак не соглашались. Они про себя сравнивали эту сумму с теми деньгами, которые, если бы им пришлось продавать своё тело, потребовали бы за ночь.
Сэйитиро, видевший их насквозь, не удержался от колкостей:
— Это ваши экономические предубеждения. Десять тысяч иен не так уж много. Кровь, которую проливали мужчины в прежние времена, можно было купить за один сэн и пять рин.[33] Столько стоила почтовая открытка, что выходило намного дешевле, чем тело женщины на ночь. Ведь женщины, даже аристократки, услышав,
