Любовь Овсянникова - Вершинные люди
— Нет, это вполне совместимо.
Когда начались эти разговоры, я посмотрела на свой магазин пристальнее в плане того, насколько возможно его разделить на две части, и нашла, как это сделать. Желающие арендовать нашу площадь приходили и уходили — всем это оказывалось не по карману. Хоть у меня и получалось две неравные части, но даже меньшая из них оставалась большой и дорогой.
В один из дней к нам позвонили молодые люди, супруги Надя-Женя, выразившие желание сделать в этом районе аптеку. Они планировали сначала снять помещение с арендой, а года через два выкупить его. Мы согласились встретиться, показали магазин, а вечером пригласили домой для основательной беседы. А проблем, требующих обсуждения, хватало.
Времена тогда еще были неопределенные, многие работали без кассы, поэтому им выгодно было производить оплату аренды наличными, не показывая ее в своей прибыли. Но и договор все равно заключить надо было, с указанием стоимости аренды. Они искали оптимальный вариант своей дилеммы. Были проблемы и у нас, например, для организации второго объекта торговли надо было произвести разделяющую реконструкцию магазина и через госприемку сдать в эксплуатацию два новых объекта, получив на них разные технические паспорта. Это стоило огромных трудов, несметного количества согласований, изрядной нервотрепки и беготни и еще более огромных денег, которых у нас не было. Вот все это вместе надо было увязать.
Целью моего рассказа является, однако, не отчет о самой сделке, а то, как и в чем мне помогли мои конники, поэтому о самой сделке и о взаимоотношениях с моими партнерами я расскажу схематично, упрощенно, только набросаю контуры конфликтов. На самом деле все договоренности были сложнее, да и деньги в сделке крутились более крупные. Главное дать понять читателям, что я нажила такую головную боль, из которой сама могла бы и не выбраться в прежнем благополучии.
Итак, схема сделки и отношений по ней. По принципиальным вопросам договорились так: мы в течение месяца производим разделение помещений и сдаем им одно из них в аренду на два года, параллельно оформляя новые объекты должным образом во всех инстанциях. А через два года они у нас его выкупают. Сложнее было решить с деньгами. Но и тут, казалось, нашелся вариант, сошлись на том, что в договоре покажем минимальную аренду, а на самом деле она будет выше. Наша наивность зашкаливала! Но тогда в большинстве случаев это проходило — повторюсь еще раз: люди имели советь и честь, держали данное слово. Мы договорились о реальной стоимости аренды и потребовали сделать предоплату за несколько месяцев вперед.
— Обычно предоплату берут за два месяца, — сказала им я, — но мы вынуждены вести речь о большем сроке.
При расчете предоплаты мы старались выйти на сумму, достаточную для покрытия расходов по реконструкции магазина и оформлении разделенных его частей как новых объектов.
Они согласились, и я дала расписку в получении денег, приватную, где указала, что деньги пойдут «на производство и оформление реконструкции магазина» и что срок действия расписки составляет столько-то месяцев — это был срок фактической предоплаты, а они своей подписью подтвердили это.
Это была большая сумма, но не для них, торгующих медикаментами.
Несколько месяцев, аренда которых была оплачена согласно устным договоренностям, прошли благополучно. А по истечении их начались приключения — наши арендаторы решили следовать букве договора и платить за аренду те копейки, что там были прописаны. Они игнорировали устные договоренности, мотивируя свою позицию всякими смешными доводами. Разговор они вели глупый и не деловой, больше похожий на затравку для разборок и базара. Дело поворачивалось плохой стороной. По их наглости и самоуверенности было видно, что за ними кто-то стоял, ибо нормальные молодые люди не могли допускать в своем поведении бандитские уловки. Значит, пришла пора этих бандитов увидеть. Короче, они затеяли грязную игру, которую я должна была преодолеть.
Для начала я сделала вид, что Женя, который теперь без Нади вел переговоры, говорит логичные вещи и меня все устраивает. Затем попросила вернуть мою расписку в получении предоплаты, мол, и ее срок действия истек, и содержание исчерпано. Не подозревая подвоха, он вернул ее. Вот теперь можно было наступать.
Официально я не могла на них воздействовать. Зато могла объявить ту часть магазина, которую занимали они, в продажу. Я так и сделала, предупредив Женю, что меня перестали удовлетворять условия аренды и если они хотят, то пусть выкупают помещение. Вот тут-то и проявился настоящий хозяин аптеки — бывший эсбэушник, переквалифицировавшийся в священника — сравнительно молодой, черный и патлатый, с глазами, блестящими злобой, и с острым, как коса, взглядом. Вариант хуже не придумаешь — гремучая смесь возможностей и связей. Он пришел в магазин в рясе, назвался отцом Ермолаем и сел напротив меня, затем принялся тонко угрожать, рассказывая и живописуя, что со мной будет, если я продам часть магазина, арендуемого его аптекой.
— Вам никто не мешает самим ее выкупить, — сказала я. — Моя позиция проста и понятна: мне нужны деньги.
— Но у нас договор, что вы нам сдали помещение в аренду сроком на два года!
— Ну и что? Там же не сказано, что вашим договором на мое имущество наложен арест и я не могу им распоряжаться по своему усмотрению. Сказано там такое?
— Нет, но это подразумевается, — гугнил он. — И вообще я могу… — дальше опять следовали угрозы.
— Это неправильные подразумевания. Не хотите выкупать, тогда платите нормальную аренду, кстати, я могу выставлять счета официально.
— Мы не будем платить больше того, что записано в договоре.
— Тогда выметайтесь из моего помещения. Вы мне не подходите.
Разговор крутился по этому кругу. Говорил поп уверенно, выразительно, с сильным львовским акцентом. Конечно, я не была такой простой, чтобы, затевая скандал с бандитами, сидеть без подстраховки, но подстраховка моя была слабенькой — всего лишь спрятанный на теле диктофон, который я сразу же включила на двухчасовую запись. Удар я держала долго, говорила обтекаемо, чтобы не произносить компрометирующих меня сведений, пришлось даже идти якобы в туалет, чтобы перевернуть кассету диктофона на другую сторону.
Ушел отец Ермолай ни с чем, так и не решив, как он меня будет убивать — отравлением или выстрелом из-за угла, да и запись у меня получилась отличной. Однако же и я имела в остатке всего лишь растрепанные нервы, а по существу — тоже нулевой результат. Оставалось одно — продолжать начатую линию, продавать часть магазина, где сейчас мозолили мне глаза эти бандитские арендаторы. Покупатели приходили регулярно, и я спокойно и вежливо водила их в аптеку показывать зал.
Однажды, увидев там Надю, в последнее время прятавшуюся от меня, спросила:
— Надя, это вы наняли отца Ермолая для борьбы со мной или он имеет отношение к аптеке?
— Это мой двоюродный брат и настоящий хозяин аптеки. Мы с Женей всего лишь наемные работники.
— Значит, с вами решать дела бесполезно?
— Текущее мы решаем, а по принципиальным вопросам все равно советуемся с ним.
— И он не намерен платить ту арендную плату, о которой мы договаривались? Может, есть возможность повлиять на него в этом смысле?
— Нет, — Надя вздохнула и открыто посмотрела на меня огромными черными глазами, не вмещающимися в орбитах. — Он не согласится ни на какие условия.
— Значит, готовьтесь съезжать отсюда. Я продам это помещение.
Она лишь кивнула, то ли показав, что поняла, то ли, что ей все равно. Настроение было хуже некуда, явно шло к чертям собачим лечение моей депрессии сначала в санатории «Ай-Петри», а потом в отделении неврозов областной психиатрической больницы, и даже имелся шанс прибавить поленьев в ее полыхание. Но отступать нельзя было.
Время шло. Надя-Женя вели себя по-прежнему вежливо, уважительно. Мы совместно решали вопросы ремонта крыши, приглашали ремонтников, делили расходы пропорционально своим площадям, но обещанную аренду они не приносили и не перечисляли и делали вид, что меня это должно радовать. Между тем, знающие люди докладывали, что они перехватывают на выходе от меня тех, кто смотрел аптеку на предмет покупки, и беседуют с ними, наверное, с запугиванием. Во всяком случае, никто из потенциальных покупателей ко мне не вернулся и не изъявил желание даже поторговаться.
А отец Ермолай, наверное, испросив дозволения у Бога, продолжал на меня наезжать, и у него это так органично получалось, что даже поповская хламида не мешала быть похожим на бандита. Он оказался изобретательным насчет поводов, и наскакивал всегда неожиданно, так что мне в изматывающих разговорах было трудно определить, что он затеял. Я боялась попасть в ловушку, сказать лишнее. Приходилось очень напрягаться, просчитывать варианты, прежде чем что-то произносить. Куда там шахматам! Это были какие-то нечеловеческие поединки, после них я по нескольку дней не могла прийти в себя.
