Синклер Льюис - Бэббит
Женщина отвернулась, зевнула и стала разглядывать свои ногти. Очевидно, она привыкла, что ее не знакомят с друзьями.
— Отель «Кэмбл», Южная сторона, — проворчал Поль.
— Один? — В вопросе слышался намек.
— Да! К сожалению! — Поль резко обернулся к своей даме и с нежностью, от которой Бэббиту стало тошно, проговорил: — Мэй! Разрешите вас познакомить! Миссис Арнольд, это мой старый… м-мм… знакомый, Джордж Бэббит.
— Очень рад! — буркнул Бэббит, когда она заворковала:
— Ах, я так счастлива познакомиться с приятелем мистера Рислинга!
Бэббит не отставал:
— Будешь у себя попозже вечером, Поль? Я заеду к тебе, надо повидаться.
— Нет, лучше… давай лучше позавтракаем вместе!
— Хорошо, но сегодня вечером я к тебе зайду, Поль! Приду в гостиницу и подожду тебя!
20
Он долго сидел и курил с продавцом роялей, ему не хотелось расставаться с теплым уютом дружеской болтовни и наконец подумать о Поле. Но чем приветливей он был с виду, тем беспокойней у него становилось на душе, тем острее он ощущал внутреннюю пустоту. Он был уверен, что Поль приехал в Чикаго без ведома Зиллы и занимается довольно опасными и не слишком нравственными делами. И когда его собеседник, зевнув, сказал, что ему надо заполнить какие-то бланки, Бэббит попрощался и вышел из отеля, внешне спокойный и беззаботный. Но в такси он сердито бросил водителю: «Отель „Кэмбл“. Ему было неудобно на скользком сиденье, в прохладной полутьме, пахнущей пылью, духами и турецкими сигаретами. В волнении он не заметил ни заснеженного берега озера, ни темных перекрестков и ярко освещенных улиц незнакомой части города, к югу от Лупа.
В холле отеля все было бездушное, резкое, новое, и ночной портье — в особенности.
— Ну? — спросил он Бэббита.
— Мистер Поль Рислинг остановился у вас?
— Угу.
— Он у себя?
— Нет.
— Тогда дайте мне, пожалуйста, его ключ, я подожду.
— Нельзя, приятель. Ждите здесь, если угодно.
До сих пор Бэббит говорил вежливо, как все «порядочные люди» разговаривают с портье в отеле. Но тут он заговорил отрывисто, с угрозой в голосе:
— Мне, может быть, придется долго ждать. Я зять Рислинга. Я подожду у него в номере. Похож я на вора?
Говорил он негромко, но в голосе звучало раздражение. С явной торопливостью портье подал ключ, оправдываясь:
— Да разве я говорю, что вы похожи на вора? У нас правило такое. Но если вам угодно…
По дороге к лифту Бэббит недоумевал — зачем он сюда пришел? Почему бы Полю не пообедать с респектабельной замужней дамой? Зачем он наврал, будто он зять Поля? Какое ребячество! Надо быть сдержанней, не наговорить бы Полю высокопарных глупостей. Он уселся в кресло, стараясь казаться важным и спокойным. И вдруг подумал — самоубийство! Вот чего он боялся, сам того не подозревая. Именно такой человек, как Поль, способен покончить с собой! Наверно, он совсем не в себе, иначе он не выкладывал бы душу перед такой вульгарной особой!
Все эта Зияла (у-у, черт бы ее побрал, с каким удовольствием он задушил бы эту сварливую ведьму!) — довела-таки Поля до точки!
Самоубийство! Там, на озере, подо льдом, у самого берега. Бросился в воду, в смертельный холод.
А вдруг… с перерезанным горлом… лежит тут, в ванной.
Бэббит ворвался в ванную. Пусто. Он растерянно улыбнулся.
Расстегнув душивший его воротничок, он посмотрел на часы, открыл окно, оглядел улицу, опять посмотрел на часы, попытался прочесть вечернюю газету, лежавшую на покрытом стеклом бюро, и снова посмотрел на часы. С тех пор как он взглянул на часы первый раз, прошло ровно три минуты.
Так он прождал три часа.
Он сидел неподвижно, словно закоченев, когда повернулась ручка двери. Поль вошел сияющий, довольный.
— Здорово, — сказал Поль. — Давно ждешь?
— Да, порядочно.
— Ну?
— Что «ну»? Зашел узнать, как у тебя прошла поездка в Экрон.
— Отлично. А не все ли тебе равно?
— Поль, что с тобой? Чего ты сердишься?
— Зачем ты лезешь в мои дела?
— Слушай, Поль, как ты со мной разговариваешь? Ни во что я не лезу. Я так обрадовался, когда увидал твою старую физию, что просто захотелось с тобой поболтать.
— А я не позволю, чтобы за мной следили, указывали мне… Этого мне и дома хватает!
— Да кто, к черту, тебе указывает…
— Мне неприятно было, что ты так смотрел на Мэй Арнольд, неприятно, что ты задавался перед ней.
— Ну, если так — хорошо! Ввязываться так уж ввязываться! Не знаю, кто она, твоя Мэй Арнольд, но в одном я могу голову прозакладывать: разговор у вас шел не о толевых крышах и не об игре на скрипке, вот что! И если ты не хочешь считаться с собственными интересами, так считайся хоть со своим положением в обществе. Разве можно сидеть у всех на виду и глазеть на женщину, как влюбленный щенок! Ну, я понимаю, человек может согрешить, но я не хочу видеть, как ты, мой лучший друг, катишься по наклонной плоскости, удираешь от жены, пусть даже такой сварливой, как твоя Зилла, и бегаешь за бабами…
— Ох, ты-то примерный муженек!
— Да, честное слово, примерный! Ни на одну женщину не взглянул, кроме Майры, с самого дня свадьбы — да, можно сказать, ни на одну! — и никогда не взгляну. Уверяю тебя, распутство к добру не приведет. Игра не стоит свеч. Неужто ты сам не видишь, старик, что Зилла от этого становится еще сварливей?
Поль был и духом не крепче, чем телом. Он сбросил заиндевевшую шубу на пол, бессильно опустился на плетеный стул:
— Ханжа ты, Джорджи, и в нравственности разбираешься хуже Тинки, но, в общем, ты хороший человек. Пойми только одно — я больше не могу! Не могу выносить Зиллу, ее грызню. Она решила, что я — сущий дьявол, и… нет, это просто инквизиция. Пытка. А ей это доставляет удовольствие. Для нее это игра — ей интересно, до чего она может меня довести. А мне остается одно — искать утешения на стороне или сделать что-нибудь похуже. Конечно, миссис Арнольд не так уж молода, но она чудесная женщина, понимает человека, и сама пережила немало.
— Еще бы! Наверно, она из тех куриц, которые уверяют, что «муж меня не понимает»!
— Не знаю. Возможно. Ее муж убит на войне.
Бэббит тяжело поднялся с кресла, подошел к Полю, похлопал его по плечу, виновато бормоча что-то себе под нос.
— Честное слово, Джордж, она хорошая женщина, и жизнь у нее была жуткая. Мы так друг друга поддерживаем. Уверяем, что лучше нас двоих никого на свете нет. Может быть, мы и сами в это не верим, но до чего хорошо, когда есть человек, с которым чувствуешь себя просто, легко, никаких ссор, объяснений.
— И больше между вами ничего нет?
— Нет, есть! Ну, чего же ты? Ругай меня!
— Да за что тебя ругать… Не скажу, чтоб мне это очень нравилось, но…
И вдруг в порыве великодушия, чувствуя, как его переполняют добрые чувства, он выпалил:
— Не мое это дело, черт побери! Я для тебя на все пойду, помогу тебе, если только чем-нибудь можно помочь!
— Можно. Мне сюда из Экрона переслали письма Зиллы, и, по-моему, она начинает подозревать, что я не зря так задержался. Она вполне способна напустить на меня сыщика, а потом явиться в Чикаго, ворваться со скандалом в ресторан, наброситься на меня при всех.
— Я сам поговорю с Зиллой. Такого ей наплету, когда приеду в Зенит…
— Не знаю, пожалуй, не стоит! Ты чудесный малый, но боюсь, что дипломат ты неважный! — И, увидя, что Бэббит сначала обиделся, а потом рассердился, Поль торопливо продолжал: — Я хочу сказать — с женщинами! Понимаешь, с женщинами! Конечно, в деловом отношении такого, как ты, поискать; но я говорю именно про женщин. Зилла может быть и груба и резка, но она совсем не дура. Она из тебя вмиг все вытянет!
— Ну, ладно, — как хочешь… — Бэббиту было жалко, что ему не доверяют роль тайного агента. Поль старался его утешить:
— Конечно, ты можешь ей сказать, что был в Экроне и видел меня там.
— Вот это здорово! Честное слово, здорово! Да мне же непременно надо побывать в Экроне, осмотреть участок, где кондитерская! Непременно надо! Вот незадача — человеку так хочется поскорее добраться домой! Скажи, какая незадача! Ей-богу, правда! Вот уж незадача, черт подери!
— Ладно, ладно! Только ради всех святых, не преувеличивай, ничего не приукрашай! Мужчины всегда врут слишком сложно, слишком искусно, и женщины сразу начинают что-то подозревать. Оно и выходит… впрочем, давай выпьем, Джорджи. У меня есть джин и вермут остался.
И тот самый Поль, который обычно отказывался от второго коктейля, сейчас выпил и второй и третий. У него покраснели веки, заплетался язык. Он неловко шутил, говорил сальности.
И, сидя в такси, Бэббит с удивлением почувствовал, как у него на глаза навертываются слезы.
Он не открыл Полю свои планы, но действительно остановился в Экроне от поезда до поезда только ради того, чтобы послать Зилле открытку: «Заехал сюда по делу, встретил Поля». Вернувшись в Зенит, он зашел к ней. И если, появляясь на людях, Зилла слишком красилась, слишком мазалась, слишком решительно затягивалась в корсет, то домашние горести она переносила в грязном синем халате, рваных чулках и посекшихся розовых шелковых туфлях. Она очень исхудала. Бэббиту показалось, что у нее стало вдвое меньше волос, чем раньше, да и остатки эти весьма жидковаты. Она валялась в качалке, среди пустых коробок из-под конфет и бульварных журнальчиков, и в голосе ее звучала то насмешка, то горечь. Но Бэббит был оживлен, как никогда:
