Галерея женщин - Теодор Драйзер
Искренность его намерений – на чем настаивала Люсия – ее тронула, и когда рука Фрэнка обняла ее, сильная, но не такая властная, как его голос, она вдруг почувствовала, что хочет быть с этим мужчиной, как никогда и ни с кем до него. До сих пор, как ей теперь это виделось, ей хотелось жизни, восторгов, некоей душевной или физической удовлетворенности. Но сейчас так неожиданно и, как ей временами казалось, необъяснимо ей хотелось только Фрэнка Стаффорда, и никого другого. Она поразила его – а может, и саму себя, – отдавшись ему, прежде чем он осознал, что они делают, в маленькой прихожей, где когда-то она отбивалась от Карлоса. Потом, по ее рассказам, ему стало ужасно стыдно, как будто он позволил им обоим совершить огромную и даже постыдную ошибку, и он стал просить у нее прощения. «Конечно, дорогая, ты теперь выйдешь за меня», – повторял он снова и снова. Но, к удивлению Фрэнка, она довольно спокойно сказала ему, что у нее уже есть любовник и поэтому, а также из-за взглядов Фрэнка, которые, по всей видимости, не совпадают с ее взглядами, она обречена быть несчастной всю жизнь. Но Фрэнк, по ее словам, не пожелал ничего слушать ни в тот вечер, ни потом. У нее неправильные мысли – она неправильно видит жизнь, – слишком она молода, импульсивна, по сути, неопытна. Они все обсудят завтра в его гостиничном номере.
Именно в этом месте своей любопытной повести Люсия объявила, что в тот момент она впервые поняла, что на самом деле у нее никогда не было любовника. Ибо Фрэнк оказался не так прост, как ей сначала подумалось. Совсем нет. По его собственному признанию, у него были романы со многими женщинами. Собственно говоря, всего неделю назад в Будапеште он пытался, найдя другую девушку, заставить себя забыть Люсию. Но Люсия совершенно не похожа ни на одну из его знакомых женщин, поэтому он не смог, нет, нет. Пусть прошлое останется прошлым – и его, и ее. Он женится на ней, и они забудут, что с ними произошло, – они смогут это сделать, ибо они другие. В связи со всем этим – по крайней мере, так объясняла мне Люсия – она почувствовала в нем поистине редкую прямоту и силу, что почти заставило ее поверить в возможность им сказанного. Кроме того, несмотря на Сарвасти, физическая любовь не обязательно должна быть такой безрадостной, как ей представлялось раньше. Даже наоборот, она могла оставлять ощущения, почти возвышенные. Да, она придет к нему в гостиницу завтра, но не раньше шести. Она уже два дня не виделась с Сарвасти.
На следующий день, как она мне призналась, она постаралась избежать поцелуя Даниэля. Более того, не испытывая особых угрызений совести – что ее даже испугало, – она начала размышлять, был ли хоть когда-нибудь Даниэлло таким, как Фрэнк. «Конечно, – сказала она мне, – судя по его рассказам… Но я не думаю, что кто-то может быть таким же».
Так началась борьба между молодостью и старостью, силой и слабостью, которая, как легко догадаться, могла иметь только один исход.
Между тем, хотя ни Фрэнк, ни Даниэль не знали друг друга, Люсия сказала Фрэнку, что не может бросить своего любовника, а Даниэль начал подозревать, что в жизни Люсии появился другой мужчина. Ее физическое безразличие к нему, как он объявил, тому доказательство. Хоть она и старалась это скрыть, но теперь все больше избегала с ним близости, даже категорически отказывалась. А этого он вынести не мог. К тому же, то ли несмотря на протесты Люсии, то ли благодаря ее благосклонности, Фрэнк решил остаться в Париже и сражаться за нее. По ее словам, он был очень упорный человек. Она не могла устоять и приходила к нему два или три раза в неделю, хотя иногда говорила себе, что долго это не продлится, она ему надоест и тогда вернется к серьезным отношениям с Даниэлем. К тому же, настаивала Люсия, хотя я сомневался, невозможно было не соблазниться разговорами Фрэнка о замужестве. Кроме того факта, что жизнь в Монреале, где он был управляющим банковским филиалом, будет новой и занятной, каким облегчением станет для нее возможность больше не лгать, не придумывать объяснений своим поздним возвращениям домой или ублажать нервную, экзальтированную мать, с одной стороны, и безрассудного, импульсивного любовника, с другой.
Но, как оказалось, к концу февраля из-за того, что Люсия так увлеклась Фрэнком, но все еще беспокоилась из-за Сарвасти, ситуация стала невыносимо запутанной. Фрэнк не мог или не хотел, чтобы банк и дальше ждал его возвращения. Он объявил окончательно и бесповоротно, словно был вправе руководить Люсией, что она выходит за него замуж, причем немедленно. Далее, он решил забронировать и забронировал-таки двойную каюту на пароходе, уходящем шестнадцатого марта. Люсия, сообщил он, едет с ним. Однако Даниэлло никуда не делся. И, словно следуя какой-то странной интуиции, он стал брюзгливым и капризным. Если Люсия его действительно любит, почему она не может оставить мать и переехать жить к нему? Неужели это так трудно? Кстати, не пора ли ей начать работать за деньги? Разве ее талант не признается всеми? И разве для начала нужно что-то еще, кроме организации одного-двух чаепитий и выставки работ? Конечно нет! И безусловно, если брак для нее так важен – она говорила, что ее матушка беспокоится, что дочь до сих пор не замужем, – они даже могут пожениться, чтобы успокоить мать. А может, на самом деле она хочет от него убежать, потому что в последнее время у нее так часто возникают дела, мешающие им проводить день вместе? Ценит ли она их отношения, или она просто пустая маленькая англичанка? Это, как подчеркнула Люсия, рассказывая мне свою историю, было, наверное, самое обидное, что Даниэль мог сказать о человеке, а уж тем более о ней, англичанке, – пустая маленькая англичанка. Да еще притом,
