Чарльз Диккенс - Уста и чаша

— Я не имею чести быть близко знакомой с мистером Боффином, возразила миссис Уилфер, взмахнув перчатками, с привычным для нее достоинством и в то же время с обидой, — и потому не мне поздравлять мистера Боф-фина с новым приобретением.

— Довольно незавидное приобретение, — сказал Роксмит.

— Простите, — возразила миссис Уилфер, — мистер Боффин может быть наделен самыми высокими добродетелями, больше даже, чем можно думать, судя по физиономии миссис Боффин, но нельзя же так унижаться и считать, что он достоин лучшего помощника.

— Вы очень любезны. Я говорил также мисс Уилфер, что ее ожидают в новом доме, и очень скоро.

— Подразумевается, что я уже дала свое согласие на то, чтобы моя дочь приняла предложение миссис Боффин, — произнесла миссис Уилфер, величаво пожав плечами и еще раз взмахнув перчатками, — и теперь не ставлю ей препятствий.

Тут запротестовала мисс Белла:

— Пожалуйста, ма, не говорите вздора!

— Потише! — сказала миссис Уилфер.

— Нет, ма, я не желаю, чтоб из меня делали какую-то дуру. "Не ставлю препятствий!"

— Говорю, что не собираюсь ставить препятствий, — твердила миссис Уилфер, преисполнившись величия. — Если миссис Боффин, чьей физиономии не одобрил бы ни один из учеников Лафатера * (тут миссис Уилфер вздрогнула), если она хочет украсить свой новый дом совершенствами моей дочери, то я согласна, пускай общество моей дочери сделает ей честь.

— Я с вами вполне согласен, сударыня, совершенства мисс Беллы могут только украсить новый дом миссис Боффин.

— Простите, — остановила его миссис Уилфер торжественно и строго, — я еще не кончила.

— Извините, пожалуйста.

— Я хотела сказать, — продолжала миссис Уилфер, явно не зная, о чем говорить дальше, — что когда я употребляю выражение «совершенства», то с оговоркой, что я не придаю этому никакого особенного значения.

Почтенная леди давала это исчерпывающее истолкование своих взглядов с таким видом, словно делала большое одолжение своим слушателям, а себе большую честь. Но мисс Белла рассмеялась коротким, пренебрежительным смешком и сказала:

— Ну и довольно об этом, мне кажется, поговорили, и будет. Мистер Роксмит, передайте, пожалуйста, самый сердечный привет миссис Боффин.

— Простите! — воскликнула миссис Уилфер. — Только поклон.

— Сердечный привет! — повторила Белла, слегка топнув ногой.

— Нет! — монотонно настаивала миссис Уилфер. — Поклон.

— Скажем, сердечный привет от мисс Уилфер и поклон от миссис Уилфер, — предложил секретарь в виде компромисса.

— И что я с удовольствием к ней приеду, как только она сможет меня принять. Чем скорее, тем лучше.

— Еще одно слово, Белла, прежде чем мы войдем к семейные апартаменты, — сказала миссис Уилфер. — Надеюсь, ты понимаешь, будучи моей дочерью, и не забудешь этого, обращаясь с Боффинами на равной ноге, что мистер Роксмит, как постоялец твоего отца, тоже имеет право на твое внимание.

Снисходительность, с которой миссис Уилфер изрекла эту сентенцию, могла равняться только быстроте, с какой «постоялец» потерял в ее мнении, унизившись до секретаря. Он улыбнулся вслед матушке, но лицо у него омрачилось, когда и дочь ушла вместе с ней.

— Как дерзка, как тривиальна, как капризна, как ветрена, как расчетлива, как черства сердцем, как недоступна чувству, — прошептал он с горечью.

И прибавил, поднимаясь по лестнице:

— Но как хороша, как хороша!

И еще прибавил, расхаживая взад и вперед по комнате:

— А если бы она знала!

А она знала только, что весь дом сотрясается от его шаганья из угла в угол, и объявила, что это еще одна из невзгод бедности, когда нельзя отделаться от докучного секретаря, который топ, топ, топает наверху, словно привидение.

ГЛАВА XVII

Трясина

А теперь, в расцвете лета, воззрим на мистера и миссис Боффин, водворившихся в высокоаристократическом фамильном особняке, и на всякого рода пресмыкающихся, ползучих, порхающих и жужжащих тварей, привлеченных золотой пылью 3олотого Мусорщика!

Вениринги одни из первых оставляют визитные карточки у еще недокрашенных дверей аристократического особняка — можно себе представить, как они запыхались, ринувшись со всех ног к высокоаристократическому подъезду. Одна гравированная на меди миссис Вениринг, два гравированных на меди мистера Вениринга и гравированные на меди супруги Вениринг имеют честь пригласить мистера и миссис Боффин на обед с самыми высокоторжественными химическими церемониями. Очаровательная леди Типпинз оставляет карточку. Твемлоу оставляет карточку. Высокий фаэтон кремового цвета торжественно отъезжает от дверей, оставив четыре карточки, а именно: две от мистера Подснепа, одну от миссис Подснеп и одну от мисс Подснеп. Весь свет с женами и дочерьми оставляет визитные карточки. Иной раз дочерей так много, что визитная карточка жены напоминает скорее список "разных вещей" на аукционе, включая в себя миссис Тапкинз, мисс Тапкинз, мисс Фредерику Тапкинз, мисс Антонию Тапкинз, мисс Мальвину Тапкинз и мисс Юфимию Тапкинз; та же миссис Тапкинз оставляет карточку миссис Генри Джордж Альфред Свошл, урожденной Тапкинз, и еще одну карточку: "Миссис Тапкинз, приемы по средам, музыкальные вечера. Портленд-Плейс".

Мисс Белла Уилфер становится на некоторое время обитательницей высокоаристократического особняка. Миссис Боффин везет мисс Беллу к своей модистке и портнихе, и те прекрасно ее одевают, Вениринги быстро спохватываются, что упустили из виду пригласить к себе мисс Беллу Уилфер. Одна карточка от миссис Вениринг и одна от супругов Вениринг немедленно заглаживают промах и испрашивают этой дополнительной чести, белея на столе в прихожей. Миссис Тапкинз тоже обнаруживает свое упущение и немедленно исправляет его — за себя, за мисс Тапкинз, за мисс Фредерику Тапкинз, за мисс Антонию Тапкинз, за мисс Мальвину Тапкинз и за мисс Юфимию Тапкинз. А также за миссис Генри Джордж Альфред Свошл, урожденную Тапкинз. А также за "миссис Тапкинз, приемы по средам, музыкальные вечера. Портленд-Плейс".

Книги заказов алчут, а сами торговцы жаждут золотой пыли Золотого Мусорщика. Когда миссис Боффин с мисс Беллой выезжают из дому или мистер Боффин выбегает рысцой прогуляться, хозяин рыбной лавки кланяется ему с почтительностью, основанной на убеждении, а его подручные сначала вытирают пальцы о шерстяной фартук, а затем уже осмеливаются поднести их к козырьку. Кажется, будто разинувший рот лосось и золотистая кефаль в восторженном изумлении хлопают глазами, косясь на Боффинов с мраморной доски, и, верно, хлопали бы в ладоши, будь у них руки. Мясник, выйдя подышать свежим воздухом под сенью бараньих туш, не знает, как лучше выразить свое почтение проходящим мимо Боффинам, хотя это мужчина важный и преуспевающий. Слугам Боффинов преподносят подарки, и ласковые незнакомцы с фирменными карточками, повстречав этих слуг на улице, пробуют подкупить их. Например: "Любезный друг, если бы мистер Боффин удостоил меня заказом, я был бы не прочь"… сделать то-то и то-то, что и для вас будет отнюдь не лишено приятности.

Однако секретарю, который вскрывает и читает все письма, лучше других известно, как охотятся за человеком, отмеченным печатью известности. Сколько разновидностей зримого очами сора предлагается в обмен на золотую пыль Золотого Мусорщика! Пятьдесят семь церквей можно воздвигнуть на полукроны, сорок два церковных дома отремонтировать на полушиллинги, двадцать семь органов купить на полупенсы, тысячу двести младенцев воспитать на почтовые марки! Не то чтобы от мистера Боффина требовались именно полкроны, полшиллннга, полпенни или почтовые марки, зато совершенно ясно, что он и есть тот самый человек, который должен внести недостающую сумму. А благотворительные общества, брат наш во Христе! И чаще всего они в стесненных денежных обстоятельствах, однако тоже не жалеют денег на дорогую бумагу и типографские расходы! Большое и толстое письмо от частного лица, под герцогской короной.

"Никодимусу Боффину, эсквайру.

Уважаемый сэр,

Дав свое согласие быть председателем на предстоящем ежегодном обеде Семейного Фонда и сознавая всю полезность этого благородного начинания, я считаю необходимым привлечь к нему членов-распорядителей, в том числе и вас, и тем показать публике, что им интересуются выдающиеся и известные своими заслугами люди.

В ожидании благоприятного ответа до 14-го числа сего месяца, остаюсь, уважаемый сэр, Вашим покорным слугою,

Линсид.

P. S. Членский взнос ограничивается тремя гинеями".

Все это весьма любезно со стороны герцога Линсида (а в постскриптуме даже и предупредительно), но письмо литографировано в сотнях экземпляров, и бледный отпечаток чьей-то личности виден только в адресе "Никодимусу Боффину, эсквайру", да и то рука явно не герцогская. Два благородных графа и виконт, объединившись, сообщают Никодимусу Боффину, эсквайру, в не менее лестной форме, что некая почтенная дама из Западной Англии выражает готовность пожертвовать двадцать фунтов в пользу общества по выдаче пенсий скромным представителям среднего класса, при условии, что другие двадцать человек сначала пожертвуют по сто фунтов каждый. И эти знатные господа весьма благосклонно уведомляют Никодимуса Боффина, эсквайра, что ежели он пожертвует вдвое и даже втрое больше, то это отнюдь не будет противоречить желаниям почтенной дамы из Западной Англии, лишь бы вклад был сделан от имени кого-либо из членов его уважаемого семейства.