Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья
* № 313 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. VIII?).
1379 Ветхий завет говорит1380 о предопределении (Иеремия 10, 23), о том, что действия человека находятся не в его власти.1381 Христос говорит о том, что волос не спадет с головы человека без воли отца, и своими страданиями показывает тщету борьбы против определенной воли бога. И вместе с тем, как ветхий, так и новый завет, учит об ответственности человека за дела его.1382
Богословы, в особенности св. Августин, разрешают вопрос в богословском смысле. Между предопределением и ответственностью человека становится божество, разрешающее противоречие. Философы (или обходят) вопрос, или решают его в богословском смысле. Некоторые отыскивают свое философское объяснение и вместе с тем предписывают человеку правила, которым он должен следовать. Схоластики1383 ставят знаменитый софизм осла, умирающего с голода между двумя, равно отстоящими пуками сена, и Данте переносит это рассуждение на человека и вместе с тем признает свободу его. Философы:1384 Гоббес, Спиноза, Юм, Вольтер, Кант1385 отрицают свободу и вновь признают ее. Для одних1386 — каждое действие человека немыслимо, без причины, причина же лежит вне его и потому свобода немыслима, для других — свобода есть сущность человека, его сознание.
В области философии замечательно то, что лучшие умы и большей частью в последний период своей деятельности склоняются в пользу закона необходимости и отрицания свободы, и еще то, что, несмотря на полнейшие доказательства мышления невозможности свободы, новые мыслители вновь начинают пенелопову работу своих предшественников. Так поступают Спиноза, Юм, Пристлей, Кант, Шопенгауер. Еще черта, замечательная в истории этого вопроса, состоит в том, что все многосторонние умы, решавшие этот вопрос с точки зрения разума, уничтожая понятие свободы, тем большую величину в другой области относили к неизвестному. Таков х, у Спинозы — Substantia,1387 у Канта — das Ding an sich,1388 у Шопенгауера — der Wille.1389
Последний1390 великий мыслитель этот, победоносно доказав с точки зрения разума отсутствие свободы, в объяснение1391 сущности жизни признает1392 волю мыслимую, весьма близкое понятие к сознанию той свободы, отсутствие которой он доказывал.
Кроме того, в лучшем произведении этого великого мыслителя встречается довод, который он сам приводит против себя.
«Der unbefangene (philosophisch rohe) Mensch,1393 — говорит он после всей силы своих доводов, — все-таки скажет: «а я все-таки знаю, что могу сделать всё, что хочу». И этот простой довод, который смело приводит против себя великий и в особенности правдивый мыслитель, несмотря на всю силу аргументации философа, остается ненарушимым и служит основанием всех тех философов: Фихте, Шел[линга?], даже Гегеля, которые противуположно ему решают вопрос.
1394 Вопрос не решен, но замечательно то, что, несмотря на нерешение богослови[ем], наукой права,1395 общественным мнением, судящими о нравственности и безнравственности деяний людей,1396 так и историей, которые строятся только на свободе или несвободе человека, добре и зле, ни в философии истории.
Вопрос этот отложен1397 или не сознаваем точно так же, как для земледельца отложен или не сознаваем вопрос о том, какие именно вещества нужны для возобновления плодородия его почвы. Какие бы ни были эти нужные вещества, надо вывозить навоз из переполнившегося хлева на пашню, которую все признают улучшающейся под влиянием какого бы то ни было навоза. Человек ищет утешения и напутствия, и ему надо говорить о грехе и благодати. Люди требуют ограждения своих прав, и необходимо определять эти права, не спрашивая себя, суть ли они произведения свободы или необходимости. Человек чувствует потребность выражать свое сочувствие одним и несочувствие другим поступкам и, не спрашивая себя, произвольны или непроизвольны поступки, в обществе складывается понятие доброго и хорошего.
События совершаются произвольно или по законам необходимости производят их люди. События надо записывать.1398
В настоящее время вопрос этот не только отложен, но как будто забыт.1399
В наше самоуверенное время вследствие популяризации поверхностных знаний вопрос этот кажется не только отложенным, но непонятым. Богословие, наука права, этика, история продолжают изучаться, как будто вопроса этого не существует. Спросить их, как они разрешают тот вопрос, на котором строятся их науки, они не поймут вас.1400 «Вы кто же, матерьялист? » — скажут они.
1401 Рассматривая философскую историю вопроса, мы увидим, что вопрос этот1402 не только не разрешен, но имеет два решения.1403 С точки зрения разума — свободы нет и не может быть, с точки зрения сознания нет и не может быть необходимости.1404
Та самая дилемма, к которой мы пришли в рассматривании законов истории, лежит в основании всей философской работы по этому вопросу.
Без законов, управляющих деятельностью людей, немыслима жизнь человечества. При законах немыслима свобода, а я сознаю ее.
История имеет своим предметом проявление воли человека в прошедшем,1405 и потому вопрос о том, каким образом проявляется воля человека в настоящем, для нее не имеет места. Для истории существует только явление, проявления воли, кажущейся более или менее свободной. И история философии, и опыт1406 показывают ей, что проявления этой воли представляются1407 то свободными, то несвободными. Для истории проявления этой то свободной, то несвободной воли суть только явления.1408
Не решая вопроса о том, абсолютно ли свободно1409 каждое действие человека или абсолютно необходимо, история рассматривает1410 и те и другие, наблюдая большую или меньшую степень представляющейся свободы.1411
Рассматривая, положим, распоряжение Наполеона III о походе в Мексику, действие это, мотивы которого еще не вполне известны историку, представляется ему более свободным, чем распоряжение Наполеона I о походе в Россию. Распоряжение Наполеона I о походе в Россию, условия и результат которого еще не вполне известны, представляется ему более свободным, чем распоряжения Людовика IX о походе в Иерусалим, мотивы которого более обозначились и потому более известны. Относя еще дальше наблюдаемое явление, историк заключает, что степень представляющейся свободы истор[ического] дея[теля] всегда зависит от времени. Поверяя то же наблюдение над личной жизнью одного человека, историк увидит, что та же зависимость от времени находится и в личной деятельности человека.
* № 314 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. VIII, IX).
1412 Ибо существует ли свободная воля у человека или не существует, в обоих предположениях мы должны придти к признанию зависимости свободного или не свободного человека от других свободных или несвободных людей, или наоборот. Очевидно, что зависимость одного от многих легче может быть найдена, чем многих от одного.
Казалось бы, что доказывать это нет надобности. А между тем в этом состоит наше разногласие с наукой.1413 До сих пор истор[ики] гов[орили], ч[то] и[сторические] л[ица] руководят массами. Если могло существовать столь нелогическое, бессмысленное воззрение на явления истории, то очевидно, что на то должны были быть важные причины. И причины эти весьма существенны.
1) Постигнуть деятельность бесчисленного количества произволов, от которых зависит деятельность одного, не только трудно, но с возникновением наук политической экономии, статистики, всех естественных наук, геологии, сравнительной филологии, казалось невозможным, и потому естественно, что история, не в силах увидать и познать корни дерева, довольствовалась изучением его листьев.
2) Высшая ступень науки есть признание своего незнания, и для того, чтобы истории стать на ступень науки, надо было отказаться от столь свойственного человеку желания судить события, меряя их на свою условную меру зла и добра.
3) История составляется из памятников личных — комментарии Цезаря, Memorial de St. Hélène, и первобытный прием сделался привычным.
4) Образованием пользуются высшие классы, и они-то в истории признавали за собой — меньшинством — свободную волю, отрицая ее у масс.
