Кэтрин Мэнсфилд - Медовый месяц: Рассказы
— В чем дело, дорогой? Разве мир не радует тебя своей красотой?
— Я хочу кофе и хочу сунуть ноги в карманы — они у меня одеревенели… Спасибо, есть я не буду — кексы тут, как недожаренная резина.
Подошли Фукс и Вистуба и сели за их столик. Макс развернул кресло и протянул ноги к камину. Трое остальных заговорили одновременно — о погоде, о рекордах, о прекрасном состоянии льда на катке.
В разгар беседы Фукс поднял брови и вопросительно взглянул на Виктора, который качал головой.
— Наш малыш неважно себя чувствует, — сказал он, кивая в сторону Макса. Одновременно он продолжал скармливать собаке кусочки сахара. — И никто не должен его беспокоить, это я вам говорю как его сиделка.
— В первый раз вижу его бледным, — заметил Вистуба. — А я-то думал, его ничем не проймешь. Верно, возносит молитвы Господу, благодарит, что тот спас его. Еще немного, и Максу пришлось бы возвращаться домой по частям. Дурацкое дело так рисковать собой, можно ведь осиротить народ.
— Хватит, — перебил его Макс. — А не то придется вынести тебя на снег.
— Ну нет, давайте без обид. Не сердитесь… Как твоя жена, Виктор?
— Неважно. В воскресенье ударилась головой, когда съезжала вниз с Максом. Я сказал ей, чтобы сидела дома.
— Сочувствую. Так вы едете в город или еще остаетесь?
Фукс и Виктор пожелали остаться. Макс промолчал, но сидел неподвижно, пока остальные платили за кофе и уходили. Виктор вернулся и положил руку на плечо Максу.
— Если собираешься ехать, загляни к Эльзе и скажи, что я буду поздно. Поужинаешь с нами у «Лимпольда», а? И не забудь выпить горячего грога.
— Спасибо, старина, со мной все в порядке. Поеду-ка я сейчас.
Макс встал, потянулся, застегнул тяжелое пальто и закурил новую сигарету.
В дверной проем Виктор видел, как он идет по глубокому снегу — голова опущена, руки в карманах. Шел он быстро, едва не бежал в направлении города.
* * *Послышались шаги на лестнице. Кто-то, тяжело ступая, поднялся по ступенькам, остановился возле двери в гостиную и постучал.
— Это ты, Виктор? — спросила она.
— Нет, это я… Можно войти?
— Конечно. Ну и вид! Настоящий Санта Клаус! Оставь пальто там, только стряхни с него снег. Весело было?
В комнате было светло и тепло. Свернувшись клубком, Эльза в белом бархатном одеянии лежала на диване: на коленях журнал мод, рядом коробка конфет.
Шторы на окнах еще не были раздвинуты, сквозь них в комнату проникал голубой свет, а снаружи качались белые ветки деревьев.
В комнате властвовала женщина — много цветов, фотографий, шелковые подушки, на полу ковер, огромная шкура тигра под роялем — высовывается лишь голова.
— Ничего, — ответил Макс. — Виктор будет поздно. Он просил, чтобы я зашел и сказал тебе.
Макс принялся шагать взад и вперед по комнате, затем стащил с себя перчатки и бросил их на стол.
— Перестань, Макс, — сказала Эльза. — Ты действуешь мне на нервы. Страшно болит голова; поднялась температура, меня лихорадит… Это заметно?
Остановившись возле окна, Макс искоса посмотрел на нее.
— Нет. Не заметно.
— Ты просто невнимателен. А на мне новый халат.
Эльза запахнула полы халата и похлопала ладонью по дивану.
— Садись-ка рядышком и расскажи, почему ты такой сердитый.
Но Макс не отошел от окна и лишь поднес руку к глазам.
— Ох, — произнес он. — Не могу. Устал… вымотался… погиб.
В комнате воцарилась тишина. Журнал мод, прошелестев страницами, упал на ковер. Эльза села, сложив на коленях руки; у нее в глазах появился незнакомый огонек, рот выделялся красным пятном.
Наконец она тихо произнесла:
— Иди сюда и объясни. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Понимаешь, и понимаешь лучше меня. Ты же дурачилась с Виктором в моем присутствии, чтобы мне стало еще тяжелее. Ты мучила меня, завлекала, предлагала мне все и ничего. С начала и до конца ты играла со мной, как паук с мухой, — и я ни на одно мгновение, ни разу, не поддался иллюзии. И ни на мгновение не мог воспротивиться.
Макс медленно повернулся.
— Что ты замышляла, когда попросила меня приколоть цветы на вечернее платье, когда, причесываясь, позволила войти в свою спальню в отсутствие Виктора, когда изобразила ребенка и велела мне кормить тебя виноградом? А когда, разыгрывая непосредственность, бросилась ко мне и стала искать сигареты во всех карманах, отлично зная, где они (и я знал, что ты знаешь — но подыгрывал тебе)? Ты думала, что разожжешь огонь, но сможешь регулировать его, он будет мирным и безобидным. А теперь ты пытаешься спасти дом от пожара?
Эльза вдруг побледнела и тяжело вздохнула.
— Не говори со мной так. У тебя нет права так со мной разговаривать. У меня есть муж.
— Хм, — усмехнулся он, резко вскидывая голову. — И Виктора ты любишь, как кошка сметану — ведь он подобрал тебя несчастным голодным котенком, дал все, согрел у себя на груди, даже не предполагая, что маленькие розовые коготки способны убить душу.
Эльза поерзала на диване, глядя на Макса испуганными глазами.
— В конце концов, — робко проговорила она, — это моя комната, и я прошу тебя уйти.
Но он подошел к ней, опустился на колени и, крепко обняв, положил голову ей на колени.
— Я люблю тебя, люблю тебя; самое унизительное, что я все равно обожаю тебя. Не позволяй, не позволяй мне быть тут, гони меня, гони — Эльза! Эльза!
Она откинулась назад, и ее голова оказалась на подушке. Но куда ей было деться от его приглушенного голоса?
— С тобой я превращаюсь в дикаря. Хочу тебя всю. Хочу схватить тебя, уволочь в пещеру, любить тебя и убить потом — ты не знаешь, что чувствует мужчина. Я убиваю себя каждый раз, когда вижусь с тобой, мне противна моя собственная сила, которая восстает против себя, убивает себя и возрождается как Феникс из ужасного смертного пепла. Только один раз притворись, что любишь меня, солги, скажи, что ты моя, — ты же всегда лжешь.
Но испуганная Эльза оттолкнула его.
— Встань. Может прийти служанка с чаем.
— О, черт!
Шатаясь, он поднялся на ноги и уставился на нее сверху вниз.
— Ты такая же гнилая внутри, как я. Но ты варварски красива.
Женщина подошла к роялю, постояла, взяла одну ноту, не переставая хмуриться. Потом пожала плечами и улыбнулась.
— Я признаюсь тебе. Все, что ты сказал, — правда. Ничего не попишешь. Не могу жить без обожания, как кошка не может жить без ласки. Такова уж моя природа. Я дитя своего времени. И все же, знаешь, я не вполне обычная женщина. Мне нравится обожание мужчин — нравится, когда мне льстят, когда любят меня. Но я никогда не буду принадлежать ни одному мужчине. Не позволю никому целовать себя… даже целовать.
— Что ж, тем хуже — значит, тебе нет никаких оправданий. Даже у проститутки больше благородства!
— Знаю. Отлично знаю — но ничего не поделаешь, такая уж я есть… Ты уходишь?
Макс надел перчатки.
— Как нам вести себя?
Эльза опять пожала плечами.
— Понятия не имею. Как всегда — и будь что будет.
* * *— Ты одна? — спросил Виктор. — Макс заходил?
— Заходил на минутку, даже чая не выпил. Я отослала его домой, чтобы он переоделся… Он ужасно занудлив.
— Бедняжка. У тебя прядь выбилась из прически. Постой минуту, я заколю… Так он зануда?
— Ну-у-у, еще какой… Ой, дрянной мальчишка, ты хочешь проколоть мне голову шпилькой?
Эльза обвила руками шею Виктора и поглядела на него смеющимся взглядом, точь-в-точь прелестный балованный ребенок.
— Бог ты мой! Какая же ты! Я по-настоящему горжусь тобой, любимая, так горжусь, что… что у меня нет слов!
Примечания
1
Хорошо (фр.).
2
Поехали (фр.).
3
«Анна Ломбард» — бульварный роман английской писательницы Виктории Кросс.
4
Эрлскорт — аристократический район Лондона.
5
Еще нет (фр.).
6
Пахнет… из кухни (фр.).
7
Дай мне апельсин (фр.).
8
Писем нет (фр.).
9
Субтропическое растение.
10
Город, где родился Шекспир.
11
Нильской воды (фр.).
12
Я не говорю по-французски (фр.).
13
Жест (фр.).
14
Перейдем к другому (фр.).
15
Хороший мальчик (фр.).