Льюис Уоллес - Бен-Гур
Египтянин взглянул на молодого человека с удивлением и как бы недоумевая. Заметив это, шейх продолжал:
– Я обещал ему завтра дать испытать моих лошадей: если все пойдет хорошо, он отправится с ними в цирк.
Валтасар продолжал пристально смотреть на молодого человека.
– Он прибыл с хорошими рекомендациями, – прибавил Ильдерим, сильно смущенный. – Ты, может быть, знаешь его как сына Аррия, знаменитого римского морехода, хотя... – шейх приостановился, потом, засмеявшись, продолжал: – Он выдает себя за израильтянина из колена Иудина, и я, клянусь Божьим величием, охотно верю ему.
Валтасар не мог больше удержаться от вопросов.
– Сегодня, великодушный шейх, моя жизнь была в опасности, и я погиб бы, не будь юноши, очень похожего вот на этого, если только это не он сам. Юноша подоспел на помощь, когда другие разбежались, и спас меня.
Потом, обратившись к Бен-Гуру, он прямо спросил:
– Не ты ли это?
– Я не могу утверждать всего сказанного тобой, – скромно и почтительно ответил Бен-Гур. – Я, правда, остановил лошадей дерзкого римлянина, когда они бросились на твоего верблюда у Кастальского ключа, и твоя дочь оставила мне кубок.
Он вынул из-под туники кубок и подал его Валтасару. На поблекшем лице египтянина появился румянец.
– Господь послал мне тебя сегодня у ключа, – сказал он дрожащим голосом, протягивая руку Бен-Гуру, – и теперь Он снова посылает мне тебя. Я возношу Ему благодарение, вознеси Ему хвалу и ты, потому что, по Его благости, мне есть чем вознаградить тебя и я исполню это. Кубок этот твой, возьми его.
Бен-Гур взял подарок, а Валтасар, заметив удивление на лице Ильдерима, рассказал ему о происшествии у источника.
– Как? – сказал шейх Бен-Гуру, – ты мне ничего не сказал об этом, между тем как это лучшая для тебя рекомендация? Разве я не араб и не шейх десятков тысяч людей моего племени? И разве он не мой гость? Ведь по правилам гостеприимства добро и зло, причиняемое ему, ты причиняешь и мне. Куда же тебе идти за наградой, как не сюда? Чья же рука, кроме моей, воздаст тебе?
Его голос при последних словах поднялся до резкой крикливости.
– Добрый шейх, пощади меня, пожалуйста! Я пришел не за наградой, и я желал бы, чтобы ты оставил всякую мысль о подобном намерении с моей стороны. Я утверждаю, что помощь, оказанная мной этому прекрасному человеку, могла быть оказана мной твоему последнему слуге, если бы мне представился такой случай.
– Но он – мой друг, мой гость, а не слуга, и разве ты не видишь в этой разнице особенной милости судьбы?
Обращаясь к Валтасару, шейх прибавил:
– Клянусь величием Бога! Я утверждаю, что он не римлянин.
С этими словами он отвернулся, перенося свое внимание на слуг. Их приготовления к ужину были завершены.
Читатель, припомнив историю Валтасара, рассказанную им на встрече в пустыне, поймет действие бескорыстного заявления Бен-Гура на этого достойного человека. По своему благочестию он не признавал различий между людьми: обещанное ему в награду искупление, которого он ждал, было всеобщим, поэтому в заявлении Бен-Гура ему слышался отзвук самого себя. Он придвинулся поближе к Бен-Гуру и заговорил с ним, как с ребенком.
– Как назвал тебя шейх? Кажется, он упомянул римское имя?
– Аррий, сын Appия.
– Но ведь ты не римлянин.
– Все мои родственники были евреи.
– Были, ты говоришь. Значит, их уже нет в живых?
Ильдерим помог Бен-Гуру избежать ответа.
– Пойдемте, – сказал он им, – ужин готов.
Бен-Гур подал руку Валтасару и повел его к столу, где они по восточному обычаю уселись на ковры. Им принесли умывальницы: они омыли и вытерли руки, затем по знаку, поданному шейхом, слуги остановились и раздался дрожащий, но проникнутый благоговением голос египтянина:
– Боже, Отче всего! Все, что имеем, – от Тебя! Прими наши благодарения и благослови нас, дабы мы могли продолжать творить волю Твою.
Это была та самая молитва, которую добрый человек произносил одновременно со своими собратьями, греком Гаспаром и индусом Мельхиором. Прочтение ее тогда – одновременно на разных языках – было чудом, свидетельствующим о Божьем присутствии на трапезе в пустыне.
Стол, за который уселись трое, изобиловал, как легко себе представить, любимыми на Востоке лакомыми кушаньями: пирогами, овощами, мясными блюдами с приправой из зелени, коровьим молоком и медом. В начале ужина больше молчали, потому что все были голодны. Когда же наступила очередь десерта, все разговорились. Скатерти были вытрясены, и ими опять накрыли стол, а ужинавшие, утолив свой голод, расположились побеседовать.
В обществе, которое представляли араб, еврей и египтянин, одинаково веровавшие в единого Бога, предмет разговора в то время мог быть только один. Из троих присутствовавших слово, конечно, было за тем, кому являл Себя Бог, кто видел Его звезду, слышал Его направляющий голос и кого Он так далеко и так чудесно вел.
15. Учение Валтасара
Тени, отбрасываемые горами на пальмовую рощу при закате солнца, застилали нежную фиолетовую полосу неба, которую можно в сумерки видеть на горизонте. Ночь наступала рано и быстро. Когда в палатке стало темнеть, слуги внесли четыре бронзовых подсвечника и расставили их по углам стола. У каждого подсвечника было по четыре ветви, на каждой ветви по зажженной серебряной лампе с резервуаром, наполненным оливковым маслом. При ярком, даже обильном освещении трое за десертом продолжали разговоры на сирийском наречии как наиболее употребительном в этой стране. Египтянин рассказывал о встрече в пустыне трех мудрецов и соглашался с шейхом, что именно в декабре, двадцать семь лет тому назад, он и его товарищи, спасаясь от Ирода, прибыли к этой палатке, ища в ней убежища. Рассказ слушался с величайшим интересом, даже слуги остановились, чтобы узнать его подробности. Бен-Гур внимал ему как откровению, имеющему глубокое значение для всего человечества, а тем более для израильского народа. В его голове, как мы потом увидим, прояснялась мысль, которая должна была изменить все течение его жизни или даже совершенно поглотить ее. По мере развития рассказа впечатление, производимое на молодого человека Валтасаром, все усиливалось, так что в заключение в нем не осталось и тени сомнения в верности рассказываемого. В самом деле, ведь у него имелись налицо все гарантии достоверности. Если что и заставляло его задумываться, то исключительно последствия этого изумительного события.
Теперь необходимо объяснить, чего мог потребовать для своего удовлетворения пытливый ум. Это необходимо даже для нашего дальнейшего рассказа, который приближается к моменту появления в мире Сына Девы Марии. Его мы уже однажды увидели – после того, как Валтасар в вифлеемской пещере благоговейно оставил Его на коленях Матери. Отныне чудесное дитя будет предметом наших постоянных упоминаний. Медленный, но верный ход событий, с которым мы имеем дело, будет все более приближать нас к Нему, пока мы не увидим Человека, без которого не может существовать мир. Из этого объяснения проницательный ум, вдохновленный верой, может вынести многое. Всегда были люди, необходимые известному народу в известный период его истории. Он же был необходим всему человечеству во все времена – в этом отношении Он единствен и божествен!
Для шейха Ильдерима рассказ был уже не нов: он слышал его от трех мудрецов, и тогда, убежденный в его верности, принял в свидетельствовавших ему горячее участие, при том что оказывать помощь мудрецам при их бегстве от гнева Ирода было опасно. Теперь один из них снова сидел за его столом в качестве желанного гостя и уважаемого друга. Шейх Ильдерим, конечно, относился к его рассказу с полной верой, но, естественно, величие главного события в рассказе не оказывало на него того действия, не задевало его так чувствительно, как Бен-Гура. Он был араб, поэтому его интересы были более общи, в то время как Бен-Гур, израильтянин и иудей, был особенно заинтересован правдой событий. Надо вспомнить, что он с самой колыбели постоянно слышал о Мессии. В школах, в которых он учился, он познакомился со всем, что было известно о Его пришествии, заставлявшем избранный народ в одно и то же время надеяться, бояться и думать о собственной славе. Все пророки предвещали Его пришествие: оно служило и служит темой бесконечных толкований раввинов – в синагогах, в школах, в храме, во время поста и в праздники, в публичных и частных беседах. Народные учителя толковали о Нем до тех пор, пока, наконец, дети Авраама – куда бы ни бросила их судьба – не стали жить упованием на Мессию. Они твердо держались этого упования и сообразно ему устраивали собственную жизнь.
Разумеется, между самими евреями о Мессии разгорались частые споры, но все они сводились к одному вопросу: когда Он должен прийти? Еще к одному вопросу относительно Мессии избранный народ относился с удивительным единодушием: явившись, Он станет Царем иудеев, их политическим вождем, их кесарем. С помощью Своего народа Он должен совершить завоевание всей земли, и тогда во имя Бога и для их блага Он вечно будет управлять ими. Эта вера фарисеев, дорогой читатель, превосходила мечты македонянина. Его мечты касались только земли, они же, не довольствуясь землей, переносили свои мечты и на небеса, то есть в их смелом, безграничном полете богохульного эгоизма всемогущий Бог действительно должен был снизойти к ним ради их выгоды и вечно служить им, как раб, пригвожденный к двери.
