Ба Цзинь - Осень
Число подглядывающих под окнами все росло.
— А они умеют подшутить, — улыбнулась госпожа Шэнь, довольная зрелищем. — Как тонко они их разыгрывают!
— Только на невесту это не действует. Смотри-ка, у нее такой вид, словно все это ее и не касается, — разочарованно отвечала госпожа Ван. Им и в голову не приходило, что творится на душе у Мэя, как тяжелы ему эти минуты, они забыли и о том, что невеста ждет не дождется, чтобы этот тягостный момент скорее прошел.
Мэй крепился из последних сил. Он надеялся, что сможет ускользнуть, но у него не хватило смелости; надеялся, что его оставят в покое, но пока это не предвиделось. И он терпел из последних сил, зная, что когда-нибудь все это кончится. Голова у него гудела, словно налитая свинцом, тело ослабло, язык не повиновался, а сердце, казалось, рвалось вверх, словно подбрасываемое какой-то волной. Перед глазами проплывали разноцветные круги, и весь он как-то обмяк. Пошатываясь, он оперся рукой о стол.
Уже битый час гости подшучивали над молодыми в их спальне. Цзюе-синь, напуганный смертельной бледностью, внезапно разлившейся по лицу Мэя, и сжатыми до судороги губами, не отрывал от него глаз.
Понимая, что пора кончать эту комедию, он подошел к Кэ-аню и сказал ему что-то на ухо; затем повторил это остальным гостям. Его слова возымели действие: все взоры были устремлены на лицо Мэя, и гости, наконец, распрощались.
Не пробило еще и одиннадцати, как гости разошлись. Цинь вернулась домой вместе с матерью. Шу-чжэнь тоже отправилась домой вместе с матерью и теткой. А госпожа Чжоу, Шу-хуа и Цзюе-синь остались ночевать в доме Чжоу.
Но Мэй не дождался отдыха. Не успел он освободиться от лент и праздничной куртки, как отец позвал его в свой кабинет, где он выслушал новое нравоучение, на этот раз несколько необычное. Правда, кое-что подобное Мэю уже встречалось в художественной литературе, но отец впервые говорил с ним о таких интимных вещах.
Выйдя от отца, Мэй пошел к матери и бабушке. Те дали ему несколько ласковых, сердечных советов. Старая госпожа Чжоу так растрогалась, что даже уронила две три слезинки.
Наконец, пора было идти в комнату новобрачных. Мэй оробел настолько, что, пожалуй, и сам не мог бы сказать, что он чувствует. Подходя к комнате, он глазами встретился с ободряющим взглядом Цзюе-синя.
— Ты спи спокойно, Мэй. Никто подслушивать не будет, — успокоил его Цзюе-синь.
— Тебе тоже пора спать, Цзюе-синь. И ты за сегодняшний день устал. — Мэй был растроган. Слезы навернулись ему на глаза, и, не решаясь больше глядеть в лицо Цзюе-синю, он резко повернулся и направился в комнату, где его ожидала невеста. Вдруг его словно ужалили слова, сказанные недавно отцом: «Женщина и мужчина да живут вместе — вот первооснова человеческих отношений». Он чуть-чуть трусил.
Когда Мэй вошел в комнату, ему показалось, что невесты там нет — так было в ней тихо. Мягкими складками свисал над кроватью новый полог, еще более подчеркивая тишину; лампы, так ярко горевшие несколько минут назад, были погашены; а в бледном свете новенькой керосиновой лампы, украшенной цветами из красной бумаги, он различил пару остроносых сафьяновых туфелек, стоявших на длинной скамеечке у кровати.
Теперь он не испытывал ни радости, ни горечи. Его охватило равнодушие. Отсутствующим взглядом смотрел он на туфельки до тех пор, пока подружка не подошла пожелать ему спокойной ночи.
20
Так Мэй стал женатым человеком. Для него это было начало новой жизни. Сложные обряды первых нескольких дней доставили ему еще не мало беспокойства, особенно церемония «возвращения домой», состоявшаяся на третий день после свадьбы, когда ему пришлось вместе с невестой идти в чужой для него дом Фэнов и опять разыгрывать подобную же комедию в присутствии целой толпы любопытных. Это оказалось еще ужаснее, чем сама свадьба, и он чувствовал себя еще более униженным. Множество незнакомых лиц, банальные комплименты — о том, чтобы дать отдых уставшему телу, не могло быть и речи. Но затем, совершенно неожиданно для него, его оставили в покое. Сидеть в чудесно обставленной комнате, целый день наедине с прекрасной, словно цветок, молодой женой (она казалась ему столь прекрасной, что он даже забывал о том, что она выше его на целую голову), слушать ее непривычное, нежное воркование — все это было как чудесный, весенний сон. Все печали рассеялись. Мир казался Мэю таким прекрасным, все в семье — такими добрыми, а сам он был так счастлив, что испытывал к отцу чувство благодарности за свой брак. Ничего подобного ему не приходилось испытывать, и он с радостью отдавался этой новой жизни. Он обожал жену и не отходил от нее ни на шаг. Часто, сидя рядом с ней и наблюдая, как она укладывает волосы или снимает с себя украшения, он думал, что книги не обманули его, что его мечты все же сбылись.
Само собой разумеется, что Чжоу Бо-тао, выбравший себе в снохи образованную девушку из известной семьи, был доволен. Однако ему не нравилось то, что Мэй целыми днями не отходит от. жены, проводя все время в разговорах с ней и покидая свою комнату только для еды или для того, чтобы пожелать отцу «доброго утра» или «спокойной ночи». К тому же Мэй уже несколько дней не приходил заниматься с ним, и не было возможности заставить его готовить уроки. Боясь, что такой ход событий отрицательно скажется на образовании Мэя, Чжоу Бо-тао однажды вечером в присутствии старой госпожи Чжоу, словно невзначай, затронул этот вопрос и уже собрался было послать Цуй-фэн за сыном. Но старая госпожа Чжоу остановила его:
— Пусть молодые как следует привыкнут друг к другу. Слишком ты строг. Мэй всегда был слаб здоровьем. Только теперь он стал немного приходить в себя. А ты опять хочешь заставить его заниматься. — Ее поддержала госпожа Чэнь, и Чжоу Бо-тао больше не заводил речи об этом.
Однако старая госпожа Чжоу и госпожа Чэнь были не так довольны молодой снохой, как Чжоу Бо-тао. Они не находили в ней никаких особых достоинств, — правда, не обнаруживая и особых недостатков. Они видели в ней только избалованную молодую женщину. Им приходилось слышать о ее плохом характере, но пока им самим еще не представилось случая убедиться в этом. Для них она была еще гостьей: ее жалели, ей сочувствовали и ничем не нарушали ее «медового месяца», предоставляя возможность целые дни находиться в своей комнате наедине с мужем.
Юнь могла бы стать близкой подругой молодой жены Мэя, так как в доме они были единственными молодыми женщинами, если не считать служанки Цуй-фэн. Но получилось обратное: Юнь чувствовала, что их словно разделяет какая-то стена, и просто не могла найти случая, чтобы сблизиться со своей новой невесткой, которая была несколько старше ее. Вместе с тем она находила большую разницу в их характерах. Молодая была особой неразговорчивой. Когда Юнь пыталась поговорить с ней по душам, та отделывалась односложными ответами, и в голосе ее не чувствовалось никакой искренности, он все время звучал монотонно. Нельзя сказать, чтобы внешность ее вызывала отвращение; наоборот, строгие черты ее лица могли даже понравиться, — особенно, если она надевала свои искусственные украшения и тщательно пудрилась; в этом случае, красивое платье и несколько робкие манеры очень шли ей. Ее портили только замкнутое и даже несколько гордое выражение лица и пара небольших, словно деревянных ножек. Это Юнь подметила раньше остальных. Нельзя сказать, что Юнь была разочарована, ведь особых надежд она и не питала, только испытывала чувство беспокойства. Теперь же она могла лелеять какие-то надежды. «Прошло ведь очень мало времени», — думала она.
Что касается матери Юнь, госпожи Сюй, то ее мнение о молодой женщине было самым обычным, на жену племянника она смотрела просто как на невестку и считала ее рядовым членом семьи. Непосредственно иметь дело с молодой ей, по-видимому, не приходилось. Но она надеялась и даже верила, что та (только потому, что она новый человек в доме) внесет в семью некоторое оживление, а в будущем даже процветание и благополучие.
Словом, молодую сноху в этой небольшой семье приняли приветливо. Все члены семьи Чжоу встретили ее с распростертыми объятиями. Каждый чего-то ожидал от нее. Но сама она этого не знала и поэтому не могла оправдать их надежды. Целые дни она проводила с мужем, окрыленная и опьяненная новой жизнью. Для нее существовали только она и ее муж. Она выслушивала, как он изливал ей свою душу, и, очень скоро поняв, что представляет из себя этот слабый юноша, полностью завладела им.
Недели через две после свадьбы, к вечеру в дом Чжоу по приглашению старой госпожи Чжоу явился Цзюе-синь с своим «вызывателем духов». Госпожа Чжоу и Шу-хуа пришли заранее. При виде этой странной деревяшки, старая госпожа Чжоу вспомнила свою внучку Хой, ушедшую в другой мир; в носу у нее защекотало, и, не в силах справиться со своим горем, она стала торопить Цзюе-синя побыстрее испытать эту удивительную вещь. Посмотреть на чудесные опыты Цзюе-синя пришли даже Мэй и его молодая жена, обычно никогда не покидавшие своих покоев.
