Оноре Бальзак - Физиология брака. Размышления
Налицо все исходные данные, которые необходимы для подготовки одной из прекраснейших перипетий.
Вы возвращаетесь домой чуть позже предполагаемого прибытия господина А-Я: оставлять его наедине с вашей женой слишком надолго было бы неразумно. Но как именно вы возвращаетесь? Отнюдь не так, как рекомендует предыдущее Размышление. Значит, вы возвращаетесь, объятый гневом?.. Ни в коем случае. Вы возвращаетесь с видом простака и ротозея, который забыл дома кошелек или записку, подготовленную для министра, носовой платок или табакерку.
Вернувшись, вы либо застигаете влюбленную пару врасплох, либо застаете жену в одиночестве, поскольку она, упрежденная горничной о вашем возвращении, успела спрятать любовника.
Рассмотрим обе эти ситуации; каждая из них любопытна по-своему.
Для начала замечу, что все мужья должны уметь навести ужас на своих жен, причем подготовку к этому семейному второму сентября следует начинать заблаговременно.
Так, заметив проявление какого-нибудь из первых симптомов, муж не преминет поделиться – и желательно не единожды – своим мнением о наилучшем образе действий главы семьи в трудную пору супружеской жизни.
– Если бы я застал мужчину у ног своей жены, – скажет он, – я убил бы его, даже не задумавшись.
Сами наведя разговор на нужную тему, вы выскажетесь в том смысле, что закон должен был бы предоставлять мужьям, как в Древнем Риме, право распоряжаться жизнью и смертью своих детей и, следственно, право убивать детей, прижитых вне брака.
Подобная кровожадность, ровно ни к чему вас не обязывающая, внушит вашей жене благодетельный трепет; уместно также со смехом спрашивать у жены что-нибудь вроде: «Да, любовь моя, видит Бог, я вполне мог бы тебя убить; хотела бы ты пасть от моей руки?»
Женщины всерьез боятся этих шутливых угроз, доказывающих, что в сердце мужа еще живет любовь; вдобавок женщины, сами прекрасно владеющие искусством говорить правду под видом вымысла, охотно допускают, что и мужчинам случается прибегнуть к этой женской уловке.
Поэтому, даже если беседа супруги с любовником еще не перешла пределов дозволенного, супруг, заставший их наедине, должен произвести на преступников то же действие, какое производила в мифологические времена прославленная Медуза Горгона.
В этом случае перипетия принесет свои плоды, если, смотря по характеру вашей жены, вы либо разыграете патетическую сцену в духе Дидро, либо прибегнете к иронии в духе Цицерона, либо схватитесь за пистолеты, заряженные порохом, и даже выстрелите, если убеждены, что без крупного скандала не обойтись.
Один даровитый муж ограничился в подобной ситуации умеренной порцией сантиментов. Он входит, видит любовника и взглядом приказывает ему выйти вон. Избавившись от соперника, он падает перед женой на колени и разражается монологом, содержащим, среди прочих, фразу: «Увы, дорогая Каролина! Я не сумел любить тебя так, как ты того заслуживаешь!..»
Он рыдает, она рыдает; перед нами – слезная перипетия во всем ее великолепии.
Живописуя перипетию второго рода, мы разъясним, каким образом следует мужу соразмерять свои действия с силой характера жены.
Итак, к делу.
Если, на ваше счастье, любовник успел спрятаться, перипетия станет еще прекраснее.
Если вы обставили ваши покои согласно предписаниям, изложенным нами в Размышлении XIV, вы без труда догадаетесь, в какой угол забился холостяк, пусть даже он, вослед байроновскому Дон Жуану, сумел съежиться под диванной подушкой. Если же в доме вашем как на грех царит беспорядок, вы обязаны знать назубок все места, где может притаиться посторонний.
Наконец, если по наущению дьявола холостяк ухитрился уменьшиться в размерах так сильно, что отыскал приют в укрытии, какое вам и в голову не придет (от холостяков можно ожидать любой пакости!), – ну что ж! в таком случае ваша жена либо не сможет удержаться от желания бросить взгляд в сторону этого таинственного убежища, либо, напротив, будет старательно смотреть в противоположную сторону; поймать ее в самую немудреную мышеловку не составит для вас труда.
Раскрыв тайник, вы направляетесь прямо к любовнику. Вы сталкиваетесь с ним лицом к лицу!..
Постарайтесь быть на высоте. Горделиво поднимите голову, повернитесь вполоборота. Это поможет вам произвести должное впечатление.
Теперь ваше дело – сразить холостяка заранее продуманной импровизацией, а затем холодно указать ему на дверь. Держитесь учтиво, но будьте беспощадны, как секира палача, и бесстрастны, как закон. Быть может, ваше ледяное презрение само по себе произведет в уме вашей жены спасительную перипетию. Не надо криков, не надо резких движений, не надо вспышек гнева. Истинные аристократы, сказал один английский писатель, не имеют ничего общего с теми мелкими людишками, которые из-за потерянной вилки поднимают шум на весь квартал.
После ухода холостяка вы останетесь с женою один на один; вам предстоит покорить ее снова и уже навсегда.
Глядя на супругу с тем деланным спокойствием, за которым всегда прячутся глубокие страсти, вы обращаетесь к ней с речью, которую сможете выкроить сообразно вашим убеждениям из нижеследующего монолога, разукрашенного цветами риторики: «Сударыня, я не стану напоминать вам ни о ваших клятвах, ни о моей любви; вы слишком умны, а я слишком горд, чтобы докучать вам пошлыми жалобами, какими был бы вправе разразиться в подобном случае любой муж; наименьший порок таких жалоб в том, что они более чем обоснованны. Я постараюсь даже – если смогу – говорить без гнева и злости. Я не чувствую себя оскорбленным; у меня достанет мужества не бояться общественного мнения, которое неизменно и вполне справедливо осыпает насмешками и упреками обманутого мужа. Обращая взгляд в прошлое, я не вижу, чем – как и большинство других мужей – заслужил столь черную неблагодарность. Я по-прежнему вас люблю. Я ни разу не изменил – не долгу, ибо обожать вас не было для меня тягостной необходимостью, но приятным обязательствам, какие накладывает на человека истинное чувство. Я всецело доверял вам; вы распоряжались моим состоянием. Я ни в чем вам не отказывал. Сегодня вы впервые видите на моем лице выражение если не суровое, то, во всяком случае, неодобрительное. Впрочем, оставим это, ибо я не вправе хвалить себя теперь, когда вы столь неопровержимо доказали мне мое несовершенство и неспособность подарить вам желанное счастье. Я говорю с вами как с другом и спрашиваю только об одном: как могли вы разом поставить на карту жизнь трех существ:…матери моих детей, особа которой навеки пребудет для меня священной; главы нашего семейства и, наконец, того… которого вы любите… (быть может, она бросится к вашим ногам; этого допускать не должно: она недостойна такой чести), ибо… меня, Элиза, вы больше не любите. Да, мое бедное дитя (называть ее «мое бедное дитя» следует лишь в тех случаях, когда грехопадение еще не успело свершиться), к чему обманываться?.. Зачем не открыли вы мне этого раньше?.. Если любовь уже не связывает двоих супругов, разве заказано им оставаться друзьями, поверять друг другу свои тайны?.. Разве мы с вами не идем одной дорогой и не должны действовать сообща? Разве в пути один из товарищей не может протянуть другому руку, дабы поддержать его или помешать ему упасть? Но, быть может, я позволяю себе слишком много и оскорбляю вашу гордость… Элиза!.. Элиза!..»
Какого ответа, черт подери, ждете вы от жены?.. Перипетия свершается сама собой.
На сотню женщин приходится по крайней мере полдюжины робких созданий, которых эта сильная встряска навсегда возвращает в лоно семьи; словно кошки, обжегшиеся на молоке, они отныне и до самой смерти дуют на воду. Впрочем, сцена эта – противоядие столь сильное, что предусмотрительные мужья должны отмерять его порции с величайшей осторожностью.
Некоторым женщинам со слабыми нервами, с душами нежными и пугливыми, довольно будет и меньшего; указав на тайник, где прячется любовник, вы произнесете: «Там находится господин А-Я!.. (здесь следует пожать плечами). Как можете вы рисковать жизнью двух порядочных людей разом? Я ухожу; выпроводите его, и пусть это больше не повторится».
Но есть женщины, чье сердце вообще не выдерживает страшных перипетий, и дело кончается аневризмой; есть другие, у которых от подобных испытаний свертывается кровь, что приводит к тяжким недугам. Иные могут даже лишиться ума. Хуже того, известны случаи, когда неверные жены, застигнутые на месте преступления, принимали яд или скоропостижно испускали дух, а вы ведь, я полагаю, не желаете смерти грешницы.
С другой стороны, очаровательнейшей и легкомысленнейшей из французских королев, прелестной и несчастной Марии Стюарт убийство Риччио, свершившееся у нее на глазах, ничуть не помешало полюбить графа Босвела; впрочем, Мария была королева, а королевам закон не писан.
Предположим, однако, что та женщина, портрет которой украшает наше первое Размышление, – Мария Стюарт в миниатюре, и поспешим поднять занавес, дабы вы насладились пятым актом великой драмы под названием «Брак».
