Айрис Мердок - Под сетью

— Да, только вы имеете в виду Анну, — сказал я.

— Я имею в виду Сэди! — сказал Хьюго.

Имена обеих женщин прозвучали, как зов охотничьего рога, что эхом отзывается по всему лесу. Четкий узор в моем мозгу внезапно раскололся, и осколки разлетались во все стороны, как вспугнутые птицы.

Я встал на одно колено и придвинулся лицом к лицу Хьюго.

— О ком мы сейчас говорили?

— О Сэди, конечно. А то о ком же?

Я впился пальцами в одеяло. Мысль, повернутая в обратную сторону, уже рисовала мне совершенно новую картину.

— Хьюго, — сказал я, — ради бога, выясним все до конца.

— Тише! — сказал Хьюго. — Вы бы еще закричали.

— Кого вы любите? Которую из них?

— Сэди, — сказал Хьюго.

— Вы уверены?

— О черт! Мне ли не знать. Из-за этой женщины я терплю все муки ада! Но я думал, вы это знаете.

— Она мне говорила, — сказал я. — Да, говорила. Но я, конечно, ей не поверил. — Я отодвинулся от кровати и сжал голову руками.

— Почему «конечно»? — спросил Хьюго. — Ведь она даже пригласила вас специально для защиты от меня. Только вы сбежали. — В голосе его была горечь.

— Она заперла меня в квартире. Этого я не мог стерпеть.

— О господи! Если б она меня заперла в своей квартире!

— Я не мог ей поверить, просто не мог.

— Она говорила вам, что я вел себя по-свински?

— Да что-то упоминала о том, что с вас станется к ней ворваться.

— Если это все, что она говорила, значит, она добрая женщина. Я черт знает что вытворял. Один раз вломился к ней ночью, в другой раз проник в квартиру днем, когда она была в студии, искал писем, кое-что унес. Я просто с ума по ней сходил. Говорю вам, Джейк, я целый год жил в каком-то безумии. Потому-то мне и необходимо из всего этого выпутаться и начать сначала.

— Но, Хьюго, это же невозможно! Не может быть, чтобы вы любили Сэди!

— Это почему? — Хьюго был рассержен.

Я растерялся. Объяснить, почему это невозможно, я был не в силах и, когда невозможное стало фактом, мог только лепетать что-то бессвязное. Я чуть не сказал: «Она этого не стоит», но удержался. Да и не в этом было дело.

— Но вы же знали Анну, — сказал я. — Как можно было, зная Анну, предпочесть Сэди?

— А я вам скажу. — В голосе Хьюго послышалась ярость. — Сэди умнее.

У меня возникло смутное ощущение, точно между нами вырастает грозная стена, Хьюго тоже это почувствовал и поспешил добавить:

— Джейк, но это же глупо. Вы же знаете, каждый может полюбить кого угодно и предпочесть его кому угодно.

Мы помолчали. Я все еще не выпускал одеяла, Хьюго приподнялся на постели. Его напряженно вытянутые ноги были возле моей руки.

— И все-таки я не понимаю, — сказал я наконец. — Я не то что вообще считал это невозможным. Просто вся картина рисовалась мне по-другому. Зачем вам тогда было возиться с театром?

— Я же вам говорил. Чтобы сделать приятное Анне.

— Но зачем, зачем? — Я не мог свыкнуться с этой мыслью.

— Да не знаю, — раздраженно ответил Хьюго. — Наверно, зря. Ни к чему эти уступки не ведут. Только лжешь раз за разом.

Слова его не вызвали отклика в моем сознании. А потом меня вдруг озарило. Я встал.

— Анна вас любит.

— Ну конечно, — сказал Хьюго. — Сходит по мне с ума так же, как я по Сэди. Но я думал, вам это известно, Джейк!

— Так оно и есть. Я все знал. Только я все понял наоборот.

Я подошел к двери, выглянул в окошечко. Увидел ряд белых дверей и красный пол. Потом оглянулся на Хьюго и только теперь ясно увидел его лицо. Он все еще был очень бледен, и, когда он, напряженно сощурившись, внимательно и тревожно взглянул на меня из-под бинтов, что-то в нем напомнило мне Рембрандта.

Я снова обошел кровать — мне не хотелось, чтобы его лицо было на свету.

— Да, я все перепутал, — сказал я, садясь. — Не то, вероятно, вел бы себя по-другому.

В чем это могло бы выразиться, я и сам не знал; я только чувствовал, что мне нанесен удар, от которого сдвинулось с места и прошлое, и настоящее, и будущее. Хьюго пристально смотрел на меня, и я предоставил ему мое лицо, но не глаза. Если он сумеет прочесть на нем правду, что ж, дай ему бог. Сам-то я еще не скоро до нее доберусь.

— Скажите мне еще что-нибудь про Анну, Хьюго, — попросил я. — Первое, что придет в голову. Мне все может пригодиться, чтобы лучше понять.

— Да я не знаю, что сказать, Джейк. Ужасно все это грустно. Вот как бывает в жизни, а? Я люблю Сэди, которая влюблена в вас, а вы любите Анну, которая влюблена в меня. Прямо как назло.

— Ну же, Хьюго, скажите что-нибудь про Анну. Расскажите, когда все это началось.

— Давно. Я познакомился с ней через Сэди, и она сразу сделала стойку я имею в виду Анну.

— Насчет местоимений не тревожьтесь, теперь уж я не спутаю.

— Сперва она за мной гонялась, — сказал Хьюго. — Бросила все свои дела и гонялась за мной. Я пробовал уезжать из Лондона, удирал в гостиницу она везде меня настигала. Я был вне себя.

— Мне трудно в это поверить. Я не хочу сказать, что вы это выдумали, но просто мне трудно поверить.

— Постарайтесь, — сказал Хьюго.

Я пытался узнать в этой исступленной менаде ту Анну, которую знал, холодноватую, нежную Анну, так мягко, почти по-матерински беспристрастно умевшую согласовать притязания своих поклонников. Мне было очень больно.

— Вы сказали «сперва». А потом что случилось?

— Не случилось, в сущности, ничего. Она написала мне сотни писем. Очень красивых писем. Некоторые я сохранил. Потом она немножко образумилась, и мы стали видеться чаще. — Меня бросило в дрожь. — Мне приятно было с ней встречаться, — сказал Хьюго, — потому что я мог говорить с ней о Сэди.

— Бедная Анна! — сказал я.

— Знаю. Я с обеими поступил по-свински. Но теперь я отстраняюсь. И вам советую.

— Не знаю, что вы хотите сказать, только я и не подумаю.

— Есть ситуации, которые нельзя распутать, — сказал Хьюго. — Можно только уйти. Ваша беда в том, Джейк, что вы все хотите понять и осмыслить. Это невыполнимо. Нужно просто идти напролом. В этом и есть истина.

— А, к черту истину! — Я чувствовал себя сбитым с толку и совсем больным. — Странно, — сказал я, перебирая новости, которые только что узнал. — Я был так уверен, что театр — это ваша идея. Это было так похоже на вас. «Поступки не лгут, слова лгут всегда». Теперь-то мне ясно, что это была галлюцинация.

— Не знаю, как понимать ваше «похоже на меня», — сказал Хьюго. — Театр затеяла Анна. Я только поддержал ее. У нее была в связи с этим какая-то общая теория, только я так и не уразумел, в чем она состояла.

— Теория-то и была ваша. Это было ваше отражение в Анне, точно так же, как тот диалог — ваше отражение во мне.

— Не узнаю я своих отражений. По-моему, каждый должен делать то, что умеет, и большего не нужно.

— А вы что умеете делать?

Хьюго долго молчал.

— Умею делать руками разные сложные мелочи.

— И только?

— Да.

Мы опять помолчали.

— И какой же из этого вывод?

— Я стану часовщиком.

— Кем?

— Часовщиком. Конечно, на это потребуется несколько лет. Но я уже сговорился — поступлю в учение к одному хорошему мастеру в Ноттингеме.

— Где?!

— В Ноттингеме. А чем это плохо?

— Не знаю. Но почему? Почему часовщиком?

— Я же вам сказал. К таким вещам у меня есть склонность. Помните, как ловко у меня получались фейерверки? Только вокруг них нагромоздили много вздора.

— А вокруг часов нет вздора?

— Нет. Это старое, почтенное ремесло. Все равно как печь хлеб.

Я изумленно смотрел на неразличимое во мраке лицо Хьюго. Как всегда, на нем читалось своеобразное простодушие.

— Вы с ума сошли! — сказал я.

— Почему вы так говорите, Джейк? У каждого должно быть свое ремесло. Ваше ремесло — писательство. Моим будет делать и чинить часы, если я с этим справлюсь.

— А как же истина? — спросил я в бешенстве. — Поиски бога?

— Чего же вам больше? — сказал Хьюго. — Бог — это работа. Бог — это конкретные детали. Все это близко, под рукой. — Он протянул руку и взял с тумбочки стакан. Свет из двери блеснул на стакане и как будто зажег ответную искру в глазах Хьюго; я в темноте пытался прочесть, что в них таится.

— Ну и хорошо, — сказал я. — Ну и отлично.

— Вы всегда чего-то ждете, Джейк.

— Возможно. — Разговор начинал меня тяготить. Я решил уйти и встал с пола. — Ну, как ваша голова?

— Получше. С вами я о ней забыл. Как вы думаете, сколько меня здесь продержат?

— Сестра сказала — дней пять.

— Ну, знаете! На это я не согласен. У меня масса дел.

— Может, вас выпустят и раньше. — Мне было все равно. Хотелось где-нибудь спокойно посидеть и переварить то, что я узнал от Хьюго. — Я пошел.

— И я с вами, — сказал Хьюго и стал вылезать из постели.

Я пришел в ужас. Я схватил его и стал заталкивать обратно. В меня уже глубоко въелась больничная этика. Больной должен выполнять указания и не смеет проявлять собственную волю.