Илья Штемлер - Архив
– Вот, товарищи, – скорбным голосом произнес Мирошук. – В дирекцию архива поступила просьба заместителя директора по науке Ильи Борисовича Гальперина. Просьба касается его сына – Аркадия Ильича, инженера, сорок второго года рождения, – Мирошук запнулся, деликатно пропуская строку о национальности, – собравшегося выехать в государство Израиль, на предмет воссоединения с родственниками… Просьба заключается в том, что его отец, Илья Борисович, не имеет к нему никаких материальных и моральных претензий, в чем и расписывается. Городской ОВИР требует, чтобы подпись Гальперина была заверена руководством учреждения, где он работает.
Мирошук обвел взглядом притихший зал.
– Фу-ты! – раздался голос. – Решили, что сам Гальперин сваливает… Ну и заверяйте подпись, при чем тут мы?
– В том-то и дело, товарищи… Я посоветовался с высшими инстанциями, – Мирошук на мгновение замялся, потом вскинул тыквенную голову. – Я член партии. И подобное рассматриваю как политический акт. Есть определенные установки, – он снизил голос. – Честно говоря, я и сам не знаю, почему, но мне было дано разъяснение: коллектив должен знать о том, что происходит в семье того или другого своего члена. Чтобы…
– Чтобы знать, кого турнуть с работы! – выкрикнул чей-то хриплый голос.
– Замолчите! – осадил другой голос, очень напоминающий гальперинский, низкий и рокочущий. – Дело серьезное. Вопрос политический.
– Верно, – вздохнул Мирошук. – Политический… Так как, товарищи? Конечно, не заверить подпись мы не вправе. Но, может быть, собрание выскажет мнение? Может, убедит Гальперина… не ставить свою подпись, не подводить коллектив, подействовать на сына, человека явно политически неуравновешенного, клюнувшего на вражескую пропаганду… Словом, вот такая ситуация, товарищи, такие установки.
– А зачем?! – вновь выступил хриплый голос. – Пусть сваливает, постоит у Стены Плача… Воздух чище будет.
– Да какая там Стена? Они все валят в Америку, – ответил другой голос, «гальперинский»…
Мирошук порыскал глазами по залу, заслонившись ладонью от света, что падал из потолочного фонаря.
– Кто там говорит? Может, выступите членораздельно?
Из зала поднялся статный пожилой мужчина в добротном костюме из букле, но не дешевом, в галстуке в тон, в серую точечку. Густые волосы с седой прядью зачесаны назад, на манер проверенных временем причесок, официально принятых как «наши». Мужчина легко взобрался на возвышение и встал у стола, с противоположной от Гальперина стороны.
– Что-то знакомое лицо? – произнес Мирошук, не зная, как реагировать – человек был не из штата архива.
– Знакомое. Я подписывал допуск на работу в архиве, – пояснил мужчина низким рокочущим голосом Гальперина. Настолько схожим, что, казалось, по обе стороны стола установили динамики. – Моя фамилия Альпин. Петр Александрович Альпин. Я доктор исторических наук, старший научный сотрудник института Истории.
– Ну да ладно, раз уж вышли, – решил Мирошук.
Красавец мужчина обернулся к залу, заложил руки за спину.
– Я историк и буду оперировать фактами… Известно, что пятого июня шестьдесят седьмого года многие арабские аэродромы подверглись массовой атаке израильских самолетов. И за несколько часов практически прекратили существование. Израильтяне начали наступление. В Синайской пустыне произошла танковая битва. Египетская армия была сломлена за два дня, и войска Израиля вышли к Суэцкому каналу. Десантные части особого назначения достигли Шарм эль-Шейха, оккупировали его. Меньше чем за три дня пал Старый Иерусалим. Вскоре и закончилась шестидневная война, самая короткая в истории человечества. И с тех пор вот уже пятнадцать лет арабский народ стонет под пятой оккупантов, – доктор исторических наук снизил голос, придавая особое значение тому, что говорит. – И в эти трагические дни молодой человек, воспитанный советским строем, вскормленный молоком русской матери, – а я знал эту семью, жена Гальперина была русская, – решил отправиться туда. Талантливый инженер, он намерен приложить свои знания на пользу государству-агрессору… Черт знает что! В такое напряженное время… Безобразие… Лично я осуждаю подобный поступок и требую отказать в доверии человеку, воспитавшему такого сына. Хоть я и не из вашего учреждения, но не могу молчать…
Доктор наук Альпин бросил презрительный взгляд в сторону Гальперина и направился в зал.
Гальперин привстал и произнес в спину Альпина несколько фраз на непонятном, точно заклинание, языке.
– Что, что? – спросил Мирошук.
– Я сказал на древнееврейском языке, уважаемый Захар Савельевич. И довольно безобидные слова. Надеюсь, что этот гражданин меня понял…
– Переведите! – выкрикнули из зала.
– С удовольствием, – пророкотал Гальперин. – Я спросил этого человека – не он ли тот пастух, что привел в Земли Ханаанские свое больное стадо?
– Непонятно, – буркнул Мирошук.
Гальперин покачал головой.
– Видите ли… Я заметил сегодня здесь много крепких и горластых ребят из университета, с исторического факультета. Я знаю их вкусы, знаю их пристрастия… А затащил ребят сюда этот тип, по фамилии Альперович.
– Альпин, – поправил Шелкопрядов. – Петр Александрович.
– Альперович! Пинхос Шапсович Альперович, – упрямо повторил Гальперин. – Человек, которому много лет- назад я дважды проваливал диссертацию за бездарность и плагиат… Когда я ушел из университета, он устроил банкет в ресторане «Метрополь», – Гальперин захохотал, подрагивая животом-дирижаблем, поднял голову и крикнул: – У тебя ничего нет своего, Пиня! У тебя даже голос мой, говорят! Ха-ха…
– Ну это уж вы слишком, Илья Борисович, – нахмурился Мирошук.
Гальперин хотел что-то сказать по этому поводу, но передумал, махнул рукой, продолжая улыбаться своим мыслям. Он развернулся всем тучным телом к залу и крикнул:
– Слушай, Пиня! Ты привел этих крепких ребят, чтобы тебе не устроили черную жизнь, когда твой сын вдруг соберется последовать за моим Аркадием? Хочешь показать, что ты больше христианин, чем римский папа?!
– Илья, ты всегда был грубиан, – ответил доктор наук Альпин голосом Гальперина.
– Не устраивайте толчок! – осадил Мирошук. – Здесь идет собрание.
– Слушаюсь, гражданин председатель, – язвительно пророкотал Гальперин. – Разрешите справку?! – И, не дожидаясь согласия, вновь крикнул в возбужденный зал: – Слушай, Альперович… Ученый муж! Тебе всегда вредило передергивание фактов. Но у осла не могут вырасти пейсы, как говорили наши предки… Слушай, мой серый мальчик, стригущий купоны на измученной нашей истории.
Гальперин умолк. Лицо его затвердело. А пальцы, что лежали на столе, жили своей, другой жизнью – постукивали, потирали друг друга, прищелкивали. Он прислушивался к залу. Так хотелось, чтобы кто-нибудь сказал то, что хотел сказать он сам, опередил его. Многие из тех, кто сидел перед ним, знают истину. Нет, молчат. Одни намеренно, другие из боязни, третьи из равнодушия. Он тоже промолчит? Аркадий бы выступил, а он, его отец, умолчит. Из благоразумия. А мог бы сказать, что все началось не с лета шестьдесят седьмого, о котором вспомнил Альперович, а с весны…
Густая выжидательная тишина стояла подобно рассветному туману на болоте.
– Я тоже историк, – проговорил Гальперин. – Но тут не надо быть историком, Пиня… Ты вспомнил лето шестьдесят седьмого! А почему не весну шестьдесят седьмого? Когда Насер, президент Египта, потребовал отвода войск Организации Объединенных Наций из полосы Газы. А когда выполнили его требование, Насер добился эвакуации частей ООН и из Шарм эль-Шейха, у входа в Акабский залив, тем самым отрезав морскую дорогу израильтянам во внешний мир. А король Иордании заключил пакт с Египтом. И все газеты арабского мира открыто писали о том, что теперь Израиль будет стерт с лица земли, а население – уничтожено! И до сих пор они не признают статус государства Израиль, а иными словами – юридически оправдывают геноцид в отношении этого государства… Как эти, твои друзья, крепкие ребята, что сидят с тобой в одном ряду… Почему ты умолчал об этом, Альперович? Ведь весна наступает раньше лета… Правда, любезный историк, единственный ключ к справедливости. Правда! И факты! И двух правд не бывает, ибо вторая называется заблуждение или подтасовка…
Гальперин умолк. Он подумал, что все чаще и чаще повторяет доводы сына. Аркадий во многом не прав, пережимает в полемическом запале, но тут он прав.
Зал испуганно притих. Всем известно, какие мерзавцы живут в этом треклятом Израиле, о коварстве которого день-деньской вещают радиостанции нашей страны, пишут все газеты… Это ж надо?!
Мирошук мучительно соображал. Он не ждал такого оборота. Лучше всего закрыть собрание. Отчитаться перед руководством, что мероприятие проведено, общественность поставлена в известность. Даже очень славно получится, как гора с плеч…
