Что будет осенью с Розой - Яр Туди
Кристина бежала, будто слепая, растирая ещё не вытекшие слезы по ладоням, по щекам и губам, пока не наткнулась на кого-то в толстом, грубом, резко пахнущем пальто, и в ужасе услышала:
— Лапка! Лапка моя!
Это какой-то кошмар, и нет ему конца! Вот как сходят с ума!
Кристина рванулась назад и упала, ударившись обеими ладонями и копчиком, и бедром. Холод и грязь. Навсегда. Она выброшена в канаву, как мусор. И отвратительный коридорный, невесть как оказавшийся здесь, даже он, кажется, заколебался — подобрать ли?
— А ты думала, уехала — не найду? Найти-то — тьфу!
Нет, он не колебался, он наслаждался чувством хозяина, владетеля, он растягивал это удовольствие, как леденец.
— Вставай, давай, живо, — грязищи-то!
И парень плюнул еще раз.
Кристина почувствовала, как она поднимается из лужи — нет, ее поднимают. Сзади стоял Фокс, по-прежнему в светлом жилете, даже без пиджака.
— Ой, я вас испачкаю!
— Раньше надо было думать.
Фокс недовольно смотрел на свои руки и жилет. Вытащил было платок, взглянул на него и разжал пальцы. Темно-малиновый квадратик ткани упал на грязный тротуар.
— Идем скорее, что еще за капризы. Солнце уйдет!
— Это куда ж это? Никуда она не пойдет! Она — моя девчонка, понял, педрила!
Мальчишка решительно шагнул вперед и потянул руку к Кристине.
— Шел бы ты отсюда, парень.
Голос Фокса звучал невесело. Он отступил вместе с Кристиной в узкий промежуток между двумя домами, куда свисали раструбы двух водостоков.
Мальчишка двинулся следом, по-хозяйски — уж в этих проулках-то он знает толк! Его рука уже нашарила что-то в кармане и, напряженная, на миг замерла.
— Не надо, парень. Оставь, уходи!
Ободренный просительным тоном и жалким видом попавшего в ловушку щеголя, мальчишка достал нож. Еще один шаг… Глаза парня выпучились, рот разинулся в беззвучном стоне — неожиданный удар сзади пришелся напротив сердца, и дыхание встало, словно в спину вонзили кол.
Голова змеи, венчающая стек для верховой езды, была массивной и, наверное, тяжелой. Но Кристина не разглядывала ни металлическую змейку, ни женщину в черной накидке поверх черного же трико, появившуюся за спиной парня.
Кристина смотрела, как из носа, и из губ, и еще откуда-то выше бровей мальчишки брызнула ручейками кровь — это уже Фокс, он наносил удары быстро и точно, с сосредоточенным видом. Кристине сразу вспомнился соседский мальчик, немного похожий на булку — пухлый и белобрысый. По утрам он играл гаммы именно с таким лицом — серьезным и ужасно старательным. Кристине хотелось отвернуться от Фокса, от искаженного страданием окровавленного лица его жертвы, но тогда ей пришлось бы смотреть на женщину — на ее улыбку, исполненную жаркой радости, на блеск опьянения в глазах, ставших яркими, как бриллианты в свете праздничных огней.
Правда, коридорный оказался крепче, чем ожидалось. Он поднял голову — и с хищной улыбкой ужалил ножом, только светлая ткань сказала «жжииик», вмиг разрезанная отточенным лезвием.
Кристина ахнула, а юноша ловко крутанулся, не опуская клинка, и оказался лицом к лицу с женщиной и ее змеиной тростью. Скрежет металла о металл — но всем же ясно, что молодой парень сильнее, и дамской ручке в замшевой мягкой перчатке его не остановить, не осилить. Трость упала в густую грязь, исчезла мгновенно, почти без звука. Парень опускался медленно, вот он уже на коленях, покачивается, словно в безуспешных попытках отыскать равновесие. Фокс ударил его не по голове, а, скорее, в то место, где начинается шея, и не кулаком, а странно — не то ребром ладони, не то ее основанием, а когда парень замер, резко и сильно хлопнул обеими руками, «лодочками», по ушам противника. Коридорный выглядел сейчас удивленным сверх предела, словно окружающего, даже боли, для него больше не существовало. И почему-то его дергающиеся у подбородка пальцы были испачканы ярко-красным — таким ярким, что Кристина не сразу поняла, что это не кровь из разбитого лица.
Заточенный с трех сторон стилет сложной формы прятался под черной накидкой в левой руке женщины. Позволив противнику подойти вплотную, она отразила стеком его нож и проткнула его шейную артерию. Они с Фоксом нанесли удары синхронно — одновременно спереди и сзади.
Женщина с горящими упоением глазами вновь и вновь полосовала лоб, и шею, и грудь белеющего на глазах парня. Лезвие, напоминающее цветок цикламена или половинку лилии, то вонзалось, то резало, словно рыбка ныряя и плавая в крови. Наконец, женщина провела последнюю длинную черту и будто с сожалением вытерла лезвие о неподвижное плечо в грубом серо-коричневом твиде.
5. Фотографии на витрину
Кристина не запомнила, как они выбирались из проулка, в памяти осталось лишь ворчание Фокса, что и рубашку, и жилет теперь остается только выбросить, мало того что испачканы, так еще и распороты, прямо на самом видном месте, кошмар!
Что же теперь будет — дорогое платье испорчено безвозвратно, и белые кружевные чулки разорваны, и чудесные перчатки — ах! — только сейчас Кристина заметила — вся левая рука ее была не только в грязи, но еще и исцарапана от кисти до локтя. И солнце, наверное, уже ушло из окон мансарды. Но они же привели ее сюда снова. Что же будет?
— Похоже, мы все завалили? — Фокс обращался к Кристине, и он улыбался.
— В первый раз все оказывается не так просто, как кажется, м-м? — Мурлыкнула женщина.
Кристина едва удержалась, чтобы не отстраниться от этих пальцев, скользящих по ее щекам, губам, подбородку… шее… ключицам… груди… Женщнина эта, наверное, сумасшедшая, но голос у нее красивый. Что-то внутри Кристины отозвалось на прикосновения, потянулось, и от этого стало ужасно стыдно, вспыхнули щеки и засаднили царапины руках.
— Впрочем… — Женщина прикрыла глаза рукой и тут же отвернулась, и выпрямилась. — Ничего не завалено, я думаю. Тот снимок хорош, и еще три в таком же духе я найду.
Фокс поморщился.
— Слушай, витрина называется «Перед свадьбой». А здесь «перед побегом» получается!
Кристина потупила глаза. Она действительно думала, что позировать несложно — встала в красивую позу — вот и фото! Она и встала… Потом села… Она честно старалась делать все, как говорила эта женщина и подошедший позже Фокс — но теперь она понимала, что на ее лице была лишь растерянность, переходящая в панику, которая дрожала в моргающих не вовремя глазах, выглядывала из уголков губ, тянущих неверную, искусственную улыбку.
Когда вынесли несколько фотографий, Кристина не могла себя узнать. Одни были такими фальшивыми, что смотреть не хотелось. Другие, правдивые, хозяйка ателье выхватила сама,