Ивлин Во - Черная беда
Непроницаемая темнота отзывалась глухим барабанным боем неизвестных завоевателей. На узких городских улочках велась какая-то потаенная и в то же время необычайно активная деятельность. Одни, прячась в подворотнях, незаметно, словно призраки, сновали взад-вперед по улицам; другие, запершись у себя в домах, лихорадочно рассовывали по укромным местам какие-то свертки, шкатулки с монетами и драгоценностями, картины и книги, позолоченные рукояти шпаг старинной работы, доставшиеся им по наследству, дешевые украшения и безделушки из Бирмингема и Бомбея, шелковые шали, духи — словом, все, что наутро, когда город подвергнется разграблению, могло попасться на глаза. Сбившихся в кучу женщин и детей либо прятали в погреба и подвалы, либо гнали в поле, за городскую стену. Вместе с ними у ворот толклись козы, овцы, ослы; испуганно кудахтали куры, мычали коровы. На полу своей спальни, с кляпом во рту, связанная по рукам и ногам, словно курица, которую собираются жарить, бессильно корчилась и выла госпожа Юкумян. Изо рта у нее текла слюна, все тело было в синяках.
Али, которого арестовали и теперь вели обратно в форт, пытался, вне себя от ярости, спорить с капитаном караульной службы:
— Вы сильно рискуете, капитан. О своем отъезде я заблаговременно поставил в известность майора.
— Никто не имеет права покидать город — приказ императора.
— Майор вам сам все объяснит.
Капитан ничего не ответил, и отряд двинулся дальше. Впереди под конвоем ковылял слуга Али с чемоданом своего хозяина на голове. Придя на гауптвахту, капитан доложил:
— Господин майор, эти два человека арестованы у южных ворот при попытке выйти из города.
— Майор, вы же меня знаете. Капитан ошибся. Скажите ему, что мне разрешено покинуть город.
— Да, я знаю вас, секретарь. Капитан, доложите об арестованных его величеству.
— Но, майор, всего час назад я дал вам двести рупий. Вы слышите, капитан, я дал ему двести рупий. Вы не имеете права так со мной обращаться. Я буду жаловаться императору.
— Придется обыскать его чемодан.
Чемодан открыли, содержимое вывалили на пол. Безделушками и предметами туалета занялись капралы, а офицеры стали с интересом рассматривать вещи более ценные. На дне чемодана были обнаружены два тяжелых, завернутых в грязную ночную рубашку предмета, которые при ближайшем рассмотрении оказались массивной золотой короной Азанийской империи и изящным скипетром слоновой кости, подаренным Амурату Президентом Французской республики. Майор Джоав и капитан некоторое время молча разглядывали находку, после чего майор ответил на вопрос, мелькнувший у них обоих:
— Нет, — сказал он, — эти вещи, мне кажется, следовало бы все же показать Сету.
— И корону, и скипетр?
— Скипетр, во всяком случае. Сбыть его все равно будет не просто. Двести рупий, — ядовито заметил майор, поворачиваясь к Али. — Думал за двести рупий улизнуть с королевскими регалиями?
Господин Юкумян, сидевший во внутреннем помещении гауптвахты и прислушивавшийся к тому, о чем говорили офицеры, пребывал в замечательном настроении: сержант угостил его сигаретой из коробки, вынесенной, впрочем, из его же магазина во время ареста; капитан дал ему бренди — жгучий, успокаивающий напиток из его же запасов, приобретенный таким же способом; виселица господину Юкумяну, по-видимому, больше не угрожала, и вот теперь, в довершение всего, был схвачен с поличным Али, попытавшийся убежать из города с королевскими регалиями. Для полного счастья господину Юкумяну не хватало разве что спокойного моря, чтобы наутро благополучно добраться до материка, однако, судя по ласковому морскому ветерку, судьба благоприятствовала ему и в этом.
Майор Джоав вкратце доложил о случившемся императору, предъявив вещественное доказательство: завернутый в грязную рубаху злополучный скипетр. Арестованный с абсолютно безразличным видом стоял перед Сетом в окружении часовых. Когда майор кончил говорить, Сет поднял на обвиняемого глаза:
— Что скажешь, Али?
До сих пор разговор шел на сакуйю, однако индиец ответил императору по-английски — он всегда обращался к своему повелителю на этом языке:
— Скажу, что очень сожалею о случившемся, ваше величество, только и всего. Эти глупые люди чуть было не сорвали план отъезда вашего величества.
— Моего отъезда?!
— Для кого же еще я приготовил лодку, ваше величество? Зачем, рискуя жизнью, я выносил на себе императорские скипетр и корону, которую, кстати говоря, ваши офицеры почему-то забыли принести с гауптвахты?
— Я не верю тебе, Али.
— И очень напрасно, ваше величество. Подумать только, выдающаяся личность, человек с европейским образованием — и уподобляетесь этим двум неучам. Разве я не доказал вам свою преданность, ваше величество? Разве мог я, жалкий индиец, надеяться обмануть коронованную особу, европейски образованного человека? Прикажите этим ничтожным людям оставить нас наедине, и я все вам объясню.
Офицеры охраны, которые с тревогой вслушивались в звуки непонятного языка, велели своим людям выйти.
— Прикажете подготовить виселицу, ваше величество? — спросил майор, когда часовые удалились.
— Да… то есть…. нет… Я скажу, когда… Отправляйтесь на гауптвахту и ждите дальнейших распоряжений, майор.
Офицеры отдали честь и покинули комнату. Когда они ушли, Али, облегченно вздохнув, сел напротив своего повелителя и стал оправдываться. Угрозу или упрек, негодование или решимость, доверие или прощение — ничего этого на смуглом юном лице императора не было: в его темных глазах застыл ужас. Али это заметил и понял, что самое худшее уже позади.
— Ваше величество, могу объяснить, почему меня задержали. Офицеры охраны арестовали меня, чтобы помешать бежать вам, ваше величество. Они намереваются получить за вас выкуп. Я точно знаю. Мне об этом сообщил один преданный нам капрал. Именно поэтому я и спрятал лодку, рассчитывая, когда все будет готово, прийти к вам, ваше величество, доложить о предательстве и увезти вас на материк.
— Ты говоришь, они хотят получить за меня выкуп? Выходит, я действительно разбит?
— Ваше величество, об этом известно всему миру. Британский генерал Коннолли перешел на сторону принца Сеида. Сейчас их армия стоит в горах. А завтра они уже будут в Матоди.
— А Танк?
— Ваше величество, конструктор Танка, выдающийся инженер господин Маркс, вчера вечером бежал, о чем я имел честь докладывать вашему величеству.
— И Коннолли туда же. Почему он меня предал? Ведь я доверял ему. Почему меня все предают? Коннолли был моим другом.
— Поставьте себя на его место, ваше величество. Выдающемуся военачальнику ничего не оставалось делать. Он мог, разумеется, победить Сеида и получить от вашего величества награду, но ведь мог и потерпеть поражение. Если же он переходит на сторону Сеида, то награду он тоже получает, зато поражение ему не грозит. Что же, по-вашему, должен был выбрать выдающийся полководец, европейски образованный человек?
— Все против меня. Никому нельзя доверять. Все — предатели.
— Все, кроме меня, ваше величество.
— Тебе я тоже не доверяю. Тебе — особенно.
— И совершенно напрасно, ваше величество. Мне вы должны верить, неужели непонятно? Если вы не поверите мне, то останетесь в одиночестве. В полном одиночестве.
— Я и так одинок. У меня никого нет.
— Если вас окружают одни предатели, то доверьтесь предателю. Доверьтесь мне. Вы должны мне довериться. Послушайте. Еще не все потеряно. О лодке теперь знаю только я один. Армянин Юкумян мертв. Вы меня поняли, ваше величество? Если вы отдадите часовым приказ пропустить меня, я пойду туда, где спрятана лодка, и через час приплыву на ней прямо к форту. А когда охрана сменится, вы спуститесь ко мне. Понимаете? Это единственная возможность спастись. Доверьтесь мне, ваше величество. Иначе вы окажетесь в полном одиночестве.
Император встал:
— Не знаю, могу ли я тебе верить. По-моему, верных людей вообще не осталось. Я всеми брошен. Но тебя я отпускаю. Живи. Всех же все равно не перевешаешь. Ступай с миром.
— Как будет угодно вашему величеству.
Сет открыл дверь — и опять, как всегда, в темноте прошмыгнул осведомитель.
— Майор!
— Ваше величество.
— Я отпускаю Али. Он может покинуть форт.
— Казнь отменяется?
— Али может покинуть форт.
— Слушаюсь, ваше величество. — Майор Джоав отдал честь. — Ваше величество правильно делает, что верит мне, — вполголоса добавил он, когда фигура Али растворилась во мраке коридора.
— Я никому не верю… Я одинок.
Император остался один. Издали с гор до него доносился едва с слышный барабанный бой. Четверть третьего. Еще почти четыре часа темноты.
И тут вдруг тишину разорвал пронзительный крик. Он шел откуда-то снизу, эхом разнесся по всему форту и смолк. Какой-то бессмысленный, ничего не выражающий крик. И опять тишина, ни шагов, ни голосов — только далекий, глухой бой тамтамов в горах.
