Альваро Кункейро - Мятущийся дон Гамлет, принц Датский

Полоний. На этих счетах, госпожа, я никогда не считал их вместе с другими землями, которыми владеют короли Дании.

Герда. Есть вещи, Полоний, которые являются законной собственностью твоих королей и которые ты никогда не мог класть на этих счетах. Разве ты знаешь, что есть в моем сердце и приносит мне доход? Доход, который я плачу сама себе, плачу неукоснительно, свято. Хочешь, я покажу тебе свой тайный ларец?

Полоний. Госпожа, я был бы плохим сообщником.

Герда (подходит к нему, кладет свою руку на его, которая гладит костяшки на счетах). Что ты подозреваешь?

Полоний. Вы уже давно ждете, что я ошибусь, моя госпожа. Хранитель печати — человек секретный, и не больше. А в Дании хватает авантюристов. Достаточно вам сказать: «Вот плата!»

Герда. Нет. Нити, которые я плету, другого сорта… Все зависит от того, узнает ли Гамлет…

Полоний. Он знает!

Герда. Все?

Полоний. Никогда не известно точно больше того, на что готов отважиться человек.

Герда. Меня привезли сюда девочкой. И я узнала все переходы, все лестницы Эльсинора. Узнала все дороги и все замки Дании. Увидела мир. И все-таки я часто вспоминаю то время, когда я была маленькой девочкой, сироткой и меня привезли сюда. О чем я тогда мечтала? Твой брат Бертиль входил в Новую залу…

Полоний. Великий полководец, царствие ему небесное!

Герда. Волк! Помню, в Винья-дель-Сур, в Испании. Приволок бурдюки с красным вином к самому трону и стал рассказывать: в Кадисе сожгли квартал с девками! Одной девке, которая хотела убежать, я отрезал черные косы!.. И бросил косы старой королеве, этой ведьме, а она смеялась и требовала золотых нитей, чтобы привязать их к своей черной крашеной башке, на которой и волос-то не осталось. Бертиль, говорила старая королева, сегодня вечером приходи мне постелить. Идите, благопристойные дамы, видите, пришел мой любовник! Вот что я увидела в знаменитом замке Эльсинор!

Полоний. Да, здесь всегда была хорошая школа манер.

Герда. О чем же я могла мечтать? Скажи мне, Полоний, о чем я должна была мечтать? Я хотела, чтобы Гамлет узнал мои поцелуи. Мать в сердце своего ребенка, каким бы старым и изношенным оно ни было, всегда остается родниковой водой. И ребенок пьет ее, доверяя. Я говорю тебе, Полоний, что никогда не злоупотребила бы, не стала бы повторять примеры, известные из древности, не падала бы в обморок, обливаясь слезами. Это не моя манера.

Полоний. Вы должны были знать.

Герда. Вот именно! Должна была знать! Наверное, что-то в этом роде скажут те кроты, что во тьме обсуждают, какого наказания заслуживает та, которая отравила рутой другую.

Полоний. Ты сказала бы ему: чтобы иметь тебя, Гамлет, я не знала покоя.

Герда. Нет. Я сказала бы: несмотря на то, что я имела тебя, Гамлет, я не знала покоя. Нужно идти глубже, Полоний. Я не плачу по покойнику. Я защищаю себя перед миром. Я могла бы сказать: не трогайте меня! Я королева, помазанница божья! Но для меня более естественно смутиться, может, слегка оробеть, и пробормотать: «Долго же вы выбирали!» Ибо я хочу, чтобы знали, что выбирала я, Полоний. А раз я сама выбирала, мне и платить. И я плачу. Хардрады предпочитали всегда, когда могли, оставаться должниками, но я ведь Хардрада только по браку. И я положила яд…

Полоний. Яд из Венеции, купленный еще до подорожания, да и то пришлось платить унцию золота за унцию яда. А во флаконе он был похож на простую воду.

Герда. Для тебя, Полоний, но не для меня. Я хорошо видела, когда ночью перемешивала его серебряной палочкой, нити красного цвета. Знаешь, что я много дней, много ночей мучилась: кому его дать? Кому из двух, Полоний? Но решила, что надо уважать королевское достоинство. Должен был погибнуть более благородный, пусть рогоносец, но более благородный.

Полоний. Да, скончался лучший. Это случилось по дороге в Богемию. Я сочинял речь против воров, когда пришло это известие.

Герда. Я сидела у брачного ложа, одетая в черное. Сказала камеристкам, что хочу спать. И не желаю больше повторять это представление. Я довольна Хальмаром.

Полоний. Это король неугомонный, любит музыку.

Герда. А этого свидетеля, этого единственного свидетеля — Полоний, пойми меня правильно, — этого единственного свидетеля по имени Гамлет я должна держать в своем подоле.

Снаружи слышна музыка. Герда, во время произнесения последних слов стоявшая возле Полония и державшая его за золотую цепь, которую он носит на шее, отпускает Полония, берет его под руку, и они подходят к балкону. В этот момент входит Офелия.

Офелия. Итальянские комедианты!

Герда. Добро пожаловать в Эльсинор! Они привезут нам моды и слухи. Мы узнаем новые истории. Услышим новые пьесы для виолы. Счастливую музыку. Офелия, жизнь в далеких странах — это новые времена в мире.

Офелия. Они привезли, наверно, историю о Паоло и Франческе. Это двое влюбленных. Но есть один человек, которого обманом женили на Франческе. Он прячется, а потом выходит с кинжалом, когда они целуются.

Полоний. Лучше бы привезли какие-нибудь назидательные пьесы.

Офелия. В прошлом году они играли пьесу о чудесах пресвятой девы.

Герда. Я просила их привезти комедию о каком-нибудь итальянском празднике.

Офелия. В той, где представляют свадьбу Пульчинеллы, есть танцы на площади.

Медленно и грациозно кружится, закинув правую руку за голову.

Вот так там кружились!

Входит Гамлет, на нем одежда ярких цветов. Он весел, быстр в движениях, красноречив.

Гамлет. Госпожа, комедианты из Италии уже прибыли! Офелия, наверно, они привезли «Паоло и Франческу». Хочешь услышать Паоло? Разве у тебя нет Гамлета? Спрячься со мной вон в том уголке, прижмись ко мне потеснее, и услышишь сладкие словечки, что будет шептать тебе на ушко Гамлет. Полоний, я думаю, они сыграют пьесу, которую ты им заказал в прошлом году о немом советчике. А ты, госпожа, не хочешь ли попросить их представить что-нибудь?

Герда. Да, Гамлет. Какой-нибудь итальянский праздник. Я так люблю смех, песни, веселые наряды, разбитных молодых людей — они не думают о завтрашнем дне, едят апельсин, который им дали, живут так, словно жизнь длится один день. А мы, похоже, живем уже несколько веков! И песни, книги — все, все приходит к нам издалека.

Гамлет. Поэтому, госпожа, я сочинил одну историю, чтобы ее нам сыграли комедианты.

Офелия. И ты, Гамлет, написал про нашу любовь?

Гамлет. Офелия, колокольчик мой! Наша любовь — это не история. Это смех. Я наклоняю тебе голову, чтобы ты увидела дно глубокого колодца, и говорю: «Пей, не бойся, это Гамлет», и ты смеешься и целуешь меня. Люди смеялись от души, Офелия, увидев, как твой отец бил нас счетами! Нет, Офелия, наша любовь не такая уж и сладкая. Я хочу, чтобы нашу любовь никогда не представляли на подмостках. Ты бы сошла с ума!

Гамлет делает с Офелией то, что он рассказал, прижимает Офелию к груди и целует ее.

Офелия. Сошла с ума?

Гамлет. Да, потому что ты могла бы понять, что все слова Гамлета — правда, или что все слова Гамлета — ложь.

Герда. Так скажи нам, Гамлет, сын мой, какую же ты выбрал тему?

Полоний. Наверно, что-то о политике, из истории Рима, проповедь какого-нибудь учения.

Гамлет. Нет, Полоний. Конечно, у любого принца должны быть политические взгляды, но если бы у него было свое учение, это сочли бы неприличным. А кое-кто мог бы даже подумать, что я показывал законы, управляющие государствами, моему господину, королю Хальмару, да хранит его господь. Госпожа, вы увидите любовную историю. Было совершено преступление. Есть один, два, три убийцы. Убийцы переодеты. Один настоящий убийца переодевается два раза: первый, чтобы не догадались, что у него есть с собой оружие, и второй — просто потому, что ему так хочется. Убийцы все время стараются облечь свои мысли в новые одежды, скрыть свои чувства. Облачая один и тот же повод в разные камзолы, они думают, что это еще один повод, еще одна веская причина. Госпожа, я говорю в пьесе, кроме того, и о сердце женщины.

Герда. Скажи мне, сын, есть ли у тебя какая-нибудь другая книга для изучения, кроме Офелии?

Офелия. Скажи, что нет, Гамлет, господин мой!

Гамлет. Госпожа, в том молоке, что я впитал от вас, мудрость стольких поколений женщин, начиная от Евы! Я также внимаю всему, что можно услышать в Эльсиноре между порывами ветра. Моя пьеса — это комедия о нашем образе жизни, живом и свободном. В ней нет маленьких персонажей. Действующие лица — люди видные, почти все могут выразить то, что чувствуют, и то, что не чувствуют, с одинаковой торжественностью. Только относительно одного действующего лица у меня есть сомнения.