Кодзиро Сэридзава - Книга о Небе
— Ничего подобного! Их просто не заметили!..
— Не может быть! Эти шедевры?!
— Ни одного отклика в печати… Хотя через двадцать с лишним лет меня обрадовало неожиданное известие о том, что супруги Б… которые по приглашению американского правительства в течение года стажировались в США, на заседании Канадского научного общества делали доклад о современной японской литературе и в нем очень лестно отзывались об «Вероучительнице», называя эту вещь шедевром. Мой младший школьный друг, который в то время работал секретарем в посольстве Японии в Канаде, прислал мне копию доклада господина Б. Мне было немного трудно читать по-английски, но я дважды перечитал то место, где говорилось о «Вероучительнице», и у меня вырвалось со смехом: «Дружище Б., спасибо!» Дожив до таких лет, я стал непосредственным, как ребенок… Да…
(У читателя сразу возникнет вопрос, кто же такой г-н Б. Поэтому спешу объяснить: может быть, следовало бы раскрыть его настоящее имя, но хотя среди моих младших товарищей по писательскому ремеслу он является самым уважаемым и самым перспективным, назвать его имя без его разрешения было бы невежливо, поэтому я этого и не делаю.)
— И тем не менее все хорошо, — продолжал мой собеседник. — Пусть хоть и через тридцать лет, но все-таки вы, учитель, заново почувствовали уверенность в том, что написали шедевр… И все же мне неловко, что у меня до сих пор не было случая рассказать вам о своем впечатлении. Ведь даже если в будущем появится писатель, верующий в учение Тэнри, он не сможет написать такой шедевр, как эта биография.
— Я тоже верую, — с улыбкой ответил я.
На этом Сампэй откланялся.
(Кстати, я должен представить вам Сампэя Ямамото. Он учился в той же школе, что и я, но только двадцать лет спустя. Он знаменитый буддолог, был профессором университета Т., но, уйдя в отставку по возрасту, теперь два раза в неделю читает лекции по буддизму в одном из частных университетов в Токио и продолжает свои научные исследования в области буддизма. Вырастив двоих сыновей, он недавно вместе с супругой переехал в новый дом в десяти минутах от моего дома и иногда навещает меня. Теперь наша разница в возрасте в двадцать лет сошла на нет, и наши отношения стали такими же, как если бы мы были одноклассниками… Мне он стал дорогим другом, тем не менее в разговоре он продолжает называть меня «сэнсэй».)
В тот день в полдень живосущая Родительница изволила явиться мне и, как всегда, в нашей японской гостиной вступила в приятную беседу со мной при посредстве переодевшегося в алое кимоно юноши Ито Юкинаги.
Я сознавал, что вряд ли следовало передавать слова живосущей Родительницы в своем произведении, и тем не менее эти слова так точно совпадали с теми, что я услышал от Солнца в то утро, что я твердо решил изложить часть ее рассказа, который я тогда запечатлел на пленке:
«Бог-Родитель, желая наслаждаться тем, как люди живут в радости, приступил к созданию этого мира с великой мечтой о „жизни, полной радости“. В Великих Снах Бога-Родителя существует и наш мир. Он существует в лоне Бога. И жизнь отдельного человека — тоже великий сон. И государство тоже — великий сон.
Если подумать, то годы Тэмпо, когда я пришла в мир, были временем эпохи Токугавы[1]. И мир Токугавы тоже исчез, подобно сну. Прошли годы, и мир империи Мэйдзи тоже ушел, как сон. И впрямь, государство — это сон или сон во сне. С течением времени сны меняются. И все те, кто пользуется властью, какой бы она ни была, видят сны. Все живут во сне. И все это в свою очередь живет в Великом Сне Бога-Родителя.
И даже если человек становится богачом, стоит его душе ослабеть, деньги убегут от него. Поистине, это тоже сон. Общественное положение, власть и тому подобное — все это лишь краткий сон. Нам всем Бог показывает великий сон. И если ты спесив, если живешь с размахом, то Бог лишает тебя этого сна. Он тебя будит. А проснувшись, ты понимаешь истинную меру своих возможностей. Поистине, этот мир дан нам взаймы. То же и человеческая власть: человек, который с важным видом говорит: „Я — премьер-министр“ или „Я — президент“, пожалуй, видит сон, который тоже пройдет. И когда его разбудит Бог, он осознает, что он всего лишь одинокое человеческое существо.
Вместе с этим дитятей я ступила на землю Франции, на землю Америки, на землю мира. И вот господин Синноскэ тоже стал таким великолепным человеком. Бог, желая, чтобы он поскорее стал ясиро — вместилищем Луны и Солнца, вложил в чрево дочери моей О-Хару душу моего отца Маэгавы и позволил ему родиться. Он хотел сделать его, это дитя, Столпом Истины — симбасирой. На сорок девятом году его не стало, и вот прошло сорок девять лет, и родился этот ребенок. И он наконец стал настоящим Столпом Истины, которому можно доверить Дом отдохновения…»
Когда я внимал вдохновенным речам живосущей Родительницы, моя душа тоже сама собой наполнялась радостью, мне казалось, что я вижу приятный сон… В это утро я встретился с Небом и удостоился его разговора со мной о Сне Бога; вместе с Богом я радовался этому Сну и был так счастлив, как будто пребывал в раю. Но теперь, когда я представил, как буду счастлив снова услышать от живосущей Родительницы о земной мечте, моя душа переполнилась так, что я не смог уловить смысл ее рассказа.
В чем же причина такой отваги Бога, находящегося на небесах, и в чем причина отваги живосущей Родительницы, находящейся на Земле? — вот о чем я стал размышлять.
Действительно, два года назад Бог-Родитель Великой Природы соизволил говорить со мной. В 1991 году Он сказал:
«Я хочу положить начало той „жизни в радости“, которую считаю идеалом для людей, возлюбленных чад моих».
То, что сказал Бог, оказалось правдой: сейчас февраль 1991 года, и мы празднуем приоткрытие завесы над «жизнью в радости», о которой нам поведали сегодня и вдохновенный рассказ Бога о Его мечте, и рассказ госпожи Родительницы о ее мечте — о мечте небесной и о мечте земной.
При этой мысли мне захотелось петь от счастья.
Как только госпожа Родительница закончила свои речи, юноша Юкинага сменил алое кимоно на пиджак и покинул мой дом.
Однако я решил остаться в своей комнатке площадью двенадцать квадратных метров, чтобы послушать рассказ госпожи Родительницы, записанный на пленку, поскольку я туговат на ухо и поэтому, сколько ни напрягал слух, не всегда улавливал смысл речей госпожи Родительницы.
Я слушал пленку примерно двадцать минут, и по моим щекам катились слезы. Мне кажется, эти слезы были вызваны не столько восхищением, сколько тем, что этот рассказ оживил и мою собственную мечту, подобную Сну Небесного Бога и Сну госпожи Родительницы, пребывающей на Земле.
Глава вторая
Время летит быстро: мне казалось, что прошло всего два-три года, но когда я вспомнил, что этот разговор состоялся за год до того, как я начал писать «Улыбку Бога», то понял, что прошло уже семь лет. И все эти годы я просыпался каждую ночь в половине второго и до пяти утра, не вставая с постели, должен был подвергаться суровым духовным упражнениям. Эти упражнения были моим личным подвигом, о нем нельзя было рассказывать другим людям. Более того, Великая Природа строго-настрого запретила мне даже писать о них.
Однако четырнадцатого января этого (1991) года Великая Природа впервые не только разрешила мне поведать об этом людям, но и каждый день стала торопить меня: «Пиши скорей, дай прочитать другим!»
Дом, в котором я сейчас проживаю, построен в европейском стиле. Моя комната находится на втором этаже в юго-восточном крыле. Если застелить ее татами, то уместится, пожалуй, двадцать штук. Большие окна смотрят на три части света: на восток, на юг и на север. Поэтому комната очень светлая; солнечный свет свободно проникает в нее. Сначала она служила мне рабочим кабинетом, но примерно год назад я поставил с южной стороны небольшую кровать, и теперь эта комната стала местом моего уединения на целый день.
С западной стороны к ней примыкает комната в японском стиле площадью примерно двенадцать квадратных метров; туда я поставил японский стол. Из-за плохого самочувствия я мог писать только сидя, но в этом примерно год назад отпала необходимость. В настоящее время я установил электрические тренажеры, и они служат мне не только по прямому назначению, но и как удобный склад для моих вещей. Поэтому просторный кабинет сейчас стал как бы моим личным замком: я полностью независим от семьи и могу жить в тишине. По этой причине все эти годы никто из моей семьи не знал о моих еженощных упражнениях с половины второго ночи до пяти утра. Около восьми утра я спускался вниз, и поэтому они, вероятно, думали, что я встаю в это время.
Ложился я в десять вечера и, приложив к уху радио, с приглушенным звуком слушая десятичасовые новости, засыпал часам к одиннадцати, а в половине второго ночи просыпался и приступал к своим упражнениям, которые продолжались до пяти утра, затем задремывал в постели до семи утра, поэтому время моего сна не превышало четырех-пяти часов. Но, как ни странно, я не чувствовал сонливости.
