Сомерсет Моэм - Совращение
И жизнь потекла по заведенному порядку.
Рано утром Нил и Манро, каждый своим маршрутом, уходили в джунгли для сбора коллекции. Во второй половине дня накалывали насекомых на булавки и помещали в коробочки, раскладывали бабочек между листами бумаги, свежевали птиц. С наступлением сумерек ловили мотыльков. Дарья занималась домом, распоряжалась по хозяйству, шила, читала, курила сигарету за сигаретой. Дни проходили быстро, монотонные, но полные событий. Нил наслаждался такой жизнью. Он исходил гору вдоль и поперек. Однажды, чем очень гордился, нашел новую разновидность колющих насекомых. Манро назвал ее Caniculina Macadami, и Нил понял, что не напрасно прожил свои двадцать два года. А на другой день его едва не укусила гадюка. Зеленого цвета, она сливалась с травой, и он наверняка наступил бы на нее, если бы не охотник-даяк, сопровождавший его. Змею они убили и принесли в лагерь. При виде ее Дарья содрогнулась. Она до истерики боялась живности, обитающей в джунглях. И от лагеря, боясь заблудиться, отходила разве что на несколько ярдов.
А через месяц, прожитый на горе Хитам, Нила свалила лихорадка, несмотря на хинин, который он регулярно принимал по настоянию Манро. Приступ был не из сильных, но чувствовал он себя ужасно, и ему пришлось остаться в постели. Дарья ухаживала за ним. Он переживал из-за того, что доставляет ей лишние хлопоты, но она не обращала внимания на его протесты, тем более, что дело свое знала. Вот он и уступил, хотя со всем, что она делала для него, вполне могли справиться и один из боев-китайцев. Его тронуло ее участие. Дарья не отходила от него ни на шаг. Когда поднималась температура, обтирала влажной губкой все его тело, что приносило неописуемое облегчение, но при этом Нил очень стеснялся.
— Не зря же я шесть месяцев работала в Британском госпитале в Йокогаме, — с улыбкой говорила она. — По крайней мере, знаю, как положено ухаживать за больными.
Закончив процедуру, Дарья всякий раз целовала его в губы. Нежно и по-дружески. Нилу это даже нравилось, но особого значения ее поцелуям он не придавал. И однажды зашел так далеко, что позволил себе пошутить на сей предмет.
— В госпитале вы тоже всегда целовали ваших пациентов?
— Разве вам не нравится, что я вас целую? — с улыбкой спросила Дарья.
— Мне это не вредит.
— Может, даже ускоряет исцеление, — усмехнулась она.
Как-то перед рассветом Нил вдруг проснулся и услышал, как Манро встает в соседней комнате, которую делил с Дарьей. Когда он проходил через комнату Нила, тот тихонько его позвал.
— Доброе утро, вы проснулись?
— Да, кризис миновал, теперь я в порядке.
— Хорошо. Сегодня вам лучше остаться в постели. А завтра вы окончательно выздоровеете.
— Когда позавтракаете, пришлите ко мне Ахтана, хорошо?
— Обязательно.
Нил слышал, как Манро уходит в джунгли.
А через час проснулась Дарья. Подошла, пожелала доброго утра.
— Я сейчас позавтракаю, потом приду и вымою вас.
— Меня уже вымыли. Я попросил Ахтана.
— Почему?
— Чтобы не затруднять вас.
— Мне это не в тягость. Наоборот, нравится.
Она наклонилась над кроватью, чтобы поцеловать его, но он отвернулся.
— Не надо.
— Но почему?
— Это глупо.
Несколько мгновений Дарья удивленно смотрела на него, потом пожала плечами и вышла. Но чуть позже вернулась, чтобы узнать, не нужно ли ему чего-нибудь. Он притворился спящим, и она легонько погладила его по щеке.
— Ради Бога, не делайте этого! — воскликнул Нил.
— Я думала, вы спите. Да что с вами сегодня?
— Ничего.
— Почему вы так грубы со мной? Я вас чем-то обидела?
— Нет.
— Тогда скажите, в чем дело.
Она села на кровать и взяла его за руку. Нил резко отвернулся лицом к стене.
— Вы, похоже, забываете, что я — мужчина. Обращаетесь со мной, как с двенадцатилетним мальчишкой. Я знаю, для вас это ничего не значит, а потому не должно значить и для меня. Так оно и есть, когда я здоров и полон сил.
Дарья в ответ только рассмеялась. Она низко наклонилась к нему и обняла за шею. На ней были только саронг и рубашка.
Нил страшно перепугался и с силой оттолкнул ее.
— Что вы делаете? Вы с ума сошли!
— Разве ты не знаешь, что я безумно в тебя влюблена? — спросила Дарья.
— Да что вы такое говорите?
Нил сел и опустил ноги на пол, пребывая в полном замешательстве. Дарья хихикнула.
— Как ты думаешь, почему я пришла в это ужасное место? Чтобы быть с тобой, голубчик. Или ты не знаешь, какой дикий страх вызывают у меня джунгли? Даже в доме боюсь наткнуться на змею, скорпиона или еще какую-то мерзость. Я обожаю тебя!
— Вы не имеете права говорить мне такое, — строго произнес Нил.
— Не будь таким ханжой, — улыбнулась она.
— Пойдем отсюда. — И Нил вышел на веранду.
Дарья последовала за ним. Он плюхнулся на стул, а она встала рядом на колени, попыталась взять его за руки, но он их отдернул.
— Я думаю, вы сошли с ума. Молю Бога, чтобы вы не понимали, что говорите.
— Понимаю. Каждое слово. — Дарья снова улыбнулась.
— Вы забыли про своего мужа?
— А он-то тут при чем? Сейчас мне нет никакого дела до Ангуса.
— Боюсь, вы — глубоко порочная женщина, — нахмурившись, медленно проговорил Нил.
— Только потому, что влюбилась в тебя? Радость моя, не следовало тебе быть до безобразия красивым. Ничего не могу с собой поделать. Ты смешон… но все равно прекрасен. Я люблю твою белую кожу и твои сверкающие вьющиеся волосы. Я люблю тебя, потому что ты такой ханжа, такой шотландистый и напрочь лишен чувства юмора. Я люблю твою силу. Люблю твою молодость.
Ее глаза сверкали, дыхание участилось. Она наклонилась и поцеловала его. Нил протестующе воскликнул:
— Женщина, вы рехнулись? Неужели вам неведом стыд?
— Нет.
— Чего вы от меня хотите?
— Любви.
— Да за кого вы меня принимаете?
— Ты — такой же мужчина, как и любой другой, — спокойно ответила Дарья.
— Вы думаете, после всего того, что сделал для меня Ангус, я смогу завести шашни с его женой? Я восхищаюсь им, как никем другим. Он — замечательный и стоит дюжины таких, как вы и я вместе взятые. Да я скорее покончу с собой, чем предам его. Не представляю себе, как вы можете думать, что я способен на такую подлость?
— Дорогой мой, ты несешь чушь. Какой ему от этого вред? Никакой трагедии нет. В конце концов, жизнь так коротка. Если мы — не дураки, то не должны отказываться от удовольствий, которые она нам дарит.
— Словами зло в добро не превратить.
— Я об этом ничего не знаю. Только думаю, что утверждение это весьма спорно.
Нил в изумлении смотрел на нее. Она сидела у его ног, совершенно спокойная и невозмутимая.
— Вы знаете, что в клубе я ударил человека, потому что он оскорбительно отозвался о вас?
— Кого же?
— Бишопа.
— Грязная тварь. И что он сказал?
— Сказал, что у вас были любовники.
— Не понимаю, почему люди не могут заниматься только своими делами? И потом, кого волнует, что они болтают? Я люблю тебя. Я еще никого так не любила. Я просто больна этой любовью. Этой ночью, когда Ангус уснет, я приду к тебе. Он спит, как убитый. Никакого риска нет.
— Вы этого не сделаете.
— Почему?
— Нет, нет, нет! — выкрикнул перепуганный Нил.
Дарья внезапно вскочила и ушла в дом.
Манро вернулся в полдень, и во второй половине дня они занимались привычными делами. Дарья, как иногда случалось, работала с ними, пребывая в превосходном настроении. Манро даже предположил, что она, наконец-то, по достоинству оценила походную жизнь:
— Да не так все и плохо, — призналась Дарья. — Сегодня я просто счастлива.
Она поддразнивала Нила и не обращала внимания на то, что он молчалив и старается не смотреть на нее.
— Нил нынче очень тихий, — заметил Манро. — Полагаю, вы еще не оправились после болезни.
— Что-то не хочется разговаривать.
Нила не отпускала тревога. Теперь он точно знал, что Дарья способна на все. Ему вспомнились истерики Настасьи Филипповны в «Идиоте», и он чувствовал, что Дарья тоже не будет себя сдерживать. Он не раз видел, как она устраивала разнос боям-китайцам, и знал, что она может полностью утратить контроль над собой. Дарья приходила в исступление, если сразу не получала желаемого. К счастью, она столь же быстро могла потерять интерес к тому, без чего только что жить не могла, и больше к этому не возвращалась, если ее удавалось отвлечь. Именно в таких ситуациях Нила особенно восхищала тактичность Манро. Он не раз смеялся про себя, наблюдая, как хитро, но при этом и деликатно, Манро сводил на нет вспышки гнева своей супруги. Именно ее отношение к Манро больше всего возмущало Нила. Манро — святой! Именно он вытащил ее из нищеты, спас от унижений, взял в жены. Дарья обязана ему всем. Элементарная благодарность требовала, чтобы она держала при себе те мысли, которые озвучила этим утром. Это мужчинам положено добиваться любви, и многие мужчины так и поступали, но для женщины… это отвратительно. Страсть, которую он видел на лице Дарьи, аморальность ее поведения шокировали его.
