Джордж Мередит - Испытание Ричарда Феверела
Композиция «Испытания Ричарда Феверела», используемые Мередитом приемы художественной изобразительности отличают его роман от произведений других писателей середины XIX века. В «Ричарде Февереле» отсутствуют развернутые описания, портретные характеристики, обстоятельные экскурсы в прошлое, детали быта. Мередит не столько рассказывает о своих героях, сколько показывает их в наиболее важные и напряженные моменты жизни. Роман строится как чередование сцен. Внутренний мир действующих лиц раскрывается в их поступках, суждениях, репликах. Мередит использует систему намеков, обращается к аллегориям.
Важную функцию исполняет свод афоризмов, фигурирующий в романе под названием «Котомка пилигрима». Включенные сюда изречения как бы синтезируют в себе сущность действующих на страницах романа персонажей, помогают понять их мораль, представления о жизни и людях. «Котомка пилигрима» и собранные в ней «мудрые» сентенции — это своего рода комментарий происходящего. Рукой сэра Остина — создателя «Котомки пилигрима» — движет автор романа Джордж Мередит, оставаясь при этом невидимым. Это он проецирует характерные черты героев романа на страницы «Котомки пилигрима», закрепляя их в формулах «житейской мудрости».
В отличие от Теккерея и Диккенса, Мередит избегает сам комментировать и разъяснять происходящие события. Он не помогает читателям своим непосредственным вмешательством разбираться в поведении и поступках действующих лиц, не стремится поучать и морализировать; он побуждает раздумывать, проникать в суть явлений и делать выводы.
Одним из первых в английской художественной прозе Мередит использовал прием освещения происходящего с позиции то одного, то другого действующего лица романа. Исход конфликта, связанного с поджогом сена на ферме Блейза, признание Ричарда в совершенных им проделках переданы от лица Адриена. Заключительная глава романа написана в форме письма леди Блендиш, адресованного Остину Вентворту. Содержащиеся в этом письме факты пропущены сквозь призму восприятия автора послания.
Своеобразие поэтики «Испытания Ричарда Феверела» проявляется во взаимопроникновении элементов комедии и трагедии, иронии и сарказма, лирической стихии и бурлеска, мелодраматического пафоса и фантазии. Доминирующим началом на протяжении всего романа является социально-психологический анализ и критическая оценка буржуазного общества.
В истории английской литературы творчеству Мередита принадлежит важное место. Он сделал многое для развития жанра романа. Весьма характерно, что особый интерес к художественной прозе и поэзии Мередита проявили его соотечественники — поэты и романисты, для которых наследие автора «Испытания Ричарда Феверела», «Эгоиста», поэмы «Современная любовь» явилось важным этапом развития английской литературы и вместе с тем школой мастерства. Интересные суждения о Мередите принадлежат Оскару Уайльду, Артуру Конан Дойлу, Роберту Льюису Стивенсону, Арнолду Беннетту, Герберту Уэллсу. Серьезные работы о жизни и творчестве Мередита написаны Д. Б. Пристли, 3. Сассуном, Дж. Линдсеем. Каждый из них подчеркнул новаторский характер произведений Мередита, значение его вклада в литературу, важную роль его творчества для романистов последующих поколений. А. Беннетт назвал Мередита первым романистом новейшего времени, пришедшим на смену английским писателям XIX столетия. Дж. Линдсей ценит его как борца против социального неблагополучия, коррупции, эгоизма буржуазного мира, подчеркивает значение произведений Мередита для развития современного прогрессивного искусства.
Имя Джорджа Мередита стоит в одном ряду с именами крупнейших мастеров английского романа — Ричардсона, Филдинга, Стерна, Диккенса, Теккерея. Художественные открытия Мередита, социально-этическая проблематика его романов, смелость суждений, яркость созданных образов делают его произведения интересными для современного читателя.
Н. Михальская
ГЛАВА I
Обитатели Рейнем-Абби
Несколько лет тому назад вышла в свет книга, озаглавленная «Котомка пилигрима». Она состояла из выбранных изречений безымянного философа, стыдливо и скромно изливавшего перед миром страдания разбитого сердца.
У автора не было никаких притязаний на новизну.
«Наши новые мысли, — писал он, — находят отзвук в омертвевших сердцах». Из этого признания следует, что он явно уже не молод, он больше не завидует древним. Со страниц этой книги веяло едва уловимой тоской по той поре жизни, когда мы до такой степени упоены собою, что мысли наши принимают обличье невинных девушек и, обнимая нас, клянутся, что, кроме нас у них не было и нет никого на свете, — и мы им верим.
Вот пример его взглядов касательно отношения полов: «Мне думается, что Мужчине легче цивилизовать кого угодно, но только не Женщину».
Столь чудовищное презрение к прекрасному полу вызвало известное замешательство среди дам.
Некая предприимчивая особа обратилась в Хералдз Колледж[4], и там удалось установить, что грифон между двумя снопами пшеницы, изображенный на титульном листе книги, является эмблемою герба сэра Остина Абсворти Бирна Феверела, баронета Рейнем-Абби в одном из Западных графств, расположенных по обе стороны Темзы; что это человек богатый и знатный, но с неудачно сложившейся жизнью.
История баронета была отнюдь не нова. У него была жена и был друг. Женился он по любви; жена его была хороша собой; друг его был в некотором роде поэтом. Сердце баронета безраздельно принадлежало жене, а откровенен он мог быть только с другом. Когда среди всех товарищей по колледжу выбор его пал именно на Дензила Самерса, то это было вовсе не оттого, что их объединяло некое сродство душ; просто он настолько чтил в человеке этом талант, что, ослепленный его блеском, упустил из виду, что приятель его начисто лишен каких бы то ни было нравственных устоев. В юные годы Дензил владел небольшим поместьем, но успел промотать его еще до того, как окончил колледж; поэтому он всецело зависел от своего поклонника, в доме которого жил, числясь там для виду на должности управляющего имениями и сочиняя стихи, сатирические и в то же время сентиментальные; дело в том, что, будучи предрасположен к порокам и по временам втайне давая им волю, он, разумеется, не мог не сделаться поэтом сатирическим и сентиментальным, считающим себя вправе бичевать свой век и сетовать на слабости человеческой природы. Его ранние стихи, напечатанные под псевдонимом Дайпер Сендо, были на редкость целомудренны и бескровны, когда в них заходила речь о любви, и вместе с тем в нравоучительной части своей столь беспощадны, что он сделался весьма популярен среди людей добродетельных, которые и составляют большую часть публики, покупающей в Англии книги. Приближение выборов всякий раз побуждало его слагать баллады в честь партии тори. Стихом Дайпер несомненно владел, но вклад его в поэзию был, в сущности, невелик, хотя сэр Остин и возлагал на него большие надежды.
Томившаяся взаперти неопытная женщина, муж которой и в умственном, и в нравственном отношении намного превосходил ее и которая, когда ее первое романтическое восхищение благородством его прошло и она увидела, что мирок ее собственных чаяний и чувств не находит в нем отклика, оказалась в то же время в повседневной и далеко не безопасной близости к человеку порывистых чувств, с легкостью изливавшему их в стихах и прозе. Сделавшись хозяйкою Рейнема, леди Феверел первое время ревновала мужа к его приятелю. Постепенно она, однако, становилась к последнему более снисходительной. А спустя некоторое время он уже играл у нее в комнате на гитаре, и они являли собою Риччо[5] и Марию.
Как и его, судьбумою Мария предрешила! —
говорится в более позднем, построенном на аллитерациях сентиментальном любовном стихотворении Дайпера.
Вот с чего эта история началась. Весь дальнейший ход событий был определен самим баронетом. Он подошел к ним обоим с открытой душой. К одной он питал благородную любовь, к другому — беззаветную дружбу. Он положил им быть братом и сестрой и вместе с ним испытать в Рейнеме все радости Золотого Века. Словом, он щедро расточал перед ними сокровища своей души, что, вообще-то говоря, никогда не доводит до добра, и, подобно Тимону[6], все потерял и изверился в людях.
Его вероломная жена не могла похвастать особенно знатным происхождением. Это была рано лишившаяся матери дочь адмирала, который воспитывал ее на свою пенсию, и ее поведение могло запятнать честь только того, чье имя она приняла.
После пяти лет супружества и двенадцати лет дружбы сэр Остин остался в одиночестве, и единственным существом, на которое он мог излить свою любовь, был качавшийся в колыбели младенец. Друга своего он простил: он просто вычеркнул его из памяти, как существо жалкое и недостойное его гнева. Жену он простить не мог: как-никак она согрешила. Обыкновенная неблагодарность к своему покровителю — это вина, которую все же можно было простить, ибо сэр Остин отнюдь не был склонен вспоминать причиненное ему зло и без конца попрекать лиходея оказанными ему благодеяниями. Но ее-то ведь он возвысил до собственного уровня и судил он ее как равную. По ее вине исполненный радости мир для него померк.
