Луи Селин - Банда гиньолей
Подходит ближе… чтоб разглядеть получше… всесторонне. Подходит, стало быть, к пианино… И вдруг! В ярость!., с места в карьер! на пианиста с бранью обрушивается…
«И где это он видел, чтоб в кабаке цилиндр носили! Вопиюще!.. Совсем с ума спятил! И что он о себе возомнил? Что он в Дерби? В Палате Лордов? Наглость! оскорбительная! иностранишка поганый!.. Низшего разряда эмигрантишка! Музыкантишка! бродяга! неудачник! Приходит тут джентльменов копировать!.. Это ж нахальство беспримерное! неслыханное! Снять немедленно, не то в кутузку махом!..» И прочая такая параша, угрозами брызжет, помутился от злобы!..
Боро тем цилиндром дорожил… Это у него подарок был от некоей особы… Сержант Мэтью, когда ссоры искал, отчета себе в словах не отдавал… Между прочим, не его собачье дело!.. Боро имел полнейшее право напялить себе на голову хоть софу, хоть бумажного змея, хоть весы для грудничков, а котелок и подавно! Это никогошеньки не касалось!.. Пристав, однако, придерживался иного мнения и только пуще прежнего лез в бутылку. Вспыхнула перепалка… Дальше — больше… Шум!., гам!.. Страсти накаляются! Дым коромыслом… Все вокруг ходуном пошло, поехало, заплясало — это толпа всколыхнулась, забурлила, заревела, пристава на зубок подняла!.. Припертый таким образом Мэтью света невзвидел — рассказываю все, как было, — свисток из нагрудного кармана достал… Что тут поднялось!.. Бросились все разом!.. Чтоб свистеть не смел!.. Подмогу вызывать!.. Смерть полицейским! Вмиг сбитый с ног, размазанный по полу Мэтью был накрыт грудой алкашей: горланят, гогочут, ногами чечетку отбивают — куча-мала до самой люстры… гарцуют наверху победоносно! По верхним ярусам кружки пошли… Заздравные!..
И песня: «Потому что славный он парнишка»!..
Пристав внизу и пикнуть не мог, получил сполна… Я в дверях стоял, ждал, когда они утихомирятся!.. Я б предпочел не присутствовать… А что, как фараоны притащатся, заметут всех разом?., хорош я буду со своими документами!.. С освобождением моим от воинской повинности, печатями невнятными! Ой-ой-ой! мама родная!.. С консульскими у меня отношения весьма щепетильные…
— Тикай! — кричит мне из свалки Боро… из-под груды… и в сторону госпиталя машет… это через улицу!..
Лондонский госпиталь на Майл-Энд-роуд — место известное… Мы возле него все встречи назначали, потому что людно там, народ туда-сюда снует… поди уследи… Особенно у приемного покоя толкотня неиссякающая… днем и ночью шмыг, шмыг… По Майл-Энд все автобусы проходят. Иду я, значит, встаю на противоположном тротуаре под газовым голубым рожком… Боро при всей своей тучности в драках большую изворотливость проявлял… Выпутываться умел исключительно… Проворный делался, как ноги уносить… Вот и тут не заставил себя долго ждать!.. Эдакий толстый котище по ловкости… Протиснулся между дерущимися, сквозь бурю, шквал, торнадо затрещин. В залах «Доблести» побоище идет нещадное! Ураган губительный! мне отсюда видно!.. Все крушат полоумные, перегородки рушат, оконное стекло вдребезги разлетается, рассыпается по тротуару!.. Смерч! Тайфун! Гам чудовищный! Так и лорд-мэра разбудят!.. Громче всего бабы визжат! да еще детишки в темноте! которые папаш дожидаются… «Мама!.. Мама!..» Уже сиротами себя воображают!
Боро приковылял, хромая, схлопотал крепко! Уай! уай! в левое колено! до крови… изучаем ногу под фонарем… Каково в переделке побывать!.. И шляпу потерял, цилиндр раздора!.. Стоило огород городить! Порешили больше в «Доблесть» ни ногой, в логово поганое! бордель чертов! плевать нам на красное дерево, на стойки пресловутые! и железки крученые! Когда там преступник на преступнике! пристанище проходимцев! Где тебе друзей калечат! и фараоны ведут себя, как последние скоты!
Такое, значит, вынесли решение.
* * *Предположим, вы едете от Пикадилли… Выходите на станции Уоппинг… Тут я должен вам помочь… А то не найдете… Как выйдете из метро, налево… мимо холодных складов… Улица узкая… кирпичные стены, домишки с двух сторон, один за другим… как дни недели… конца нет… дальше снова… нескончаемой цепочкой… и хоть бы какое разнообразие… двухэтажные все… дверь вровень с тротуаром… медный молоточек… и так улица за улицей… вдоль и поперек… Плимут-стрит… цветущая Блоссем-авеню… Садовая аллея… Нептун-Комменс… и многие, многие другие… Выстроились чинно… Люди говорят: унылая картина. …Это, знаете, день на день не приходится, и потом, от времени года тоже зависит… Чуть солнце — домишки принарядятся, ну чисто игрушечные… Нищета, конечно… с одной стороны… Но в окнах герань… полным-полно… глаза не нарадуются… Унылость — это от кирпичей… они маслянистые… липкие от копоти… туманов, пека. Ближе к докам здесь запах особенный стоит, неуловимый, мокрой серы, прелого табака… обволакивает, под кожу забирается… и еще меда… Такие вещи словами не объяснишь… И потом, дети… волшебный, сказочный мирок!.. Запали в память, и все тут!.. Когда уже знаешь здешние места, с первой улыбкой солнца тут все со смеху прыскает и вихрем закручивается… радостной сарабандой! В пляс пускается! Будто праздник домовых по всему Уоппингу из конца в конец!.. От крыльца к крыльцу — кубарем! бегом! Только пятки сверкают!.. Девчонки, мальчишки!., взапуски!., наперегонки!.. Сотни игр, затейливых, забавных… Посередке самые крохотулечки… рука в руке… хоровод водят… милые дети тумана… как радуются они дню без дождя… затейники, проказники, проворные, веселые, точь-в-точь ангелочки из сказочного сна!.. А вокруг чумазые сорванцы девчонок дразнят… прохожих задирают… расчирикались, разбойники!..
— Полисмен! Полисмен! ты не лезь ко мне! Отпусти ты меня к детям и жене!
Навстречу откуда ни возьмись еще огольцы! хвать девчонок за косы!..
— Сколько ж у тебя детей?
— Пять да двадцать без затей!
Подхватывают всем хороводом, визгливо, фальшиво… охрипшими голосами заправской шпаны… А есть еще другая, бойкая, они ее парами танцуют…
Куколка-балетница номер отчудила:
За осьмнадцать пенсов скрипочку купила!
Сколько таких песенок, свежих, шуточных, галантных, танцуют в моей памяти… полных юного задора… Разольются, бывало, по улочкам, чуть распогодится… чуть немного разрядится мрак… и отступит холод… над Уоппингом, между Попларом и «Китайцами». И грусть растает серыми пятнышками на солнце… Я этой грусти тающей целые горы видел, полные тротуары, стекает она себе по капле в сточные канавы…
Строптивая девчушка с налитыми мускулами!., кровь с молоком!., скачет, резвится по-над горестями нашими! У начала времен стояли, верно, совсем еще юные феи и отдавали указания одно другого безрассуднее… На земле тогда творились сплошь чудеса да чудачества, и жили на ней дети, предавались играм пустячным, безделицам никчемным! В брызгах смеха!., радуясь танцу!., хоровод водили!..
Шалости их как сейчас помню… фарандолы озорные вдоль по улицам, полным отчаяния, в дни невзгод и бескормицы…
Благословенные воспоминания! Миленькие рожицы! Лукавые при неверном солнышке! Совсем как тогда, на улочках ваших, вы полетите, закружитесь смеющимися ангелочками у черной черты дней, лишь только сомкну веки… в ту вероломную минуту, когда все заволакивается пеленой… С вами смерть придет ко мне, пританцовывая… под иссякающую музыку сердца… Лаванда-стрит!.. Площадь Нарциссов!.. Грохочущая авеню!., проулки, сочащиеся отчаянием… Где погода никогда не дотягивает до ясной, где, между Попларом и Лидз Бакинг, водят хороводы бездонные туманы… Озорные духи солнца, всклокоченная стайка, порхающая с тени на тень!., искрящийся хрусталь улыбок… задиристая дерзость… в мире, полном опасностей!.. Выражение испуга при встрече с развозчиками пива… чьи рыжие лошади дробят эхо нетерпеливым копытом… мохнатых с широкими бабками ног… Фирма «Гиннес энд К°»… час от часу не легче!.. Девочки-чудесницы!.. проворные малиновки!.. Летите!., порхайте сквозь туманы… по табачным, цвета невезения, закоулочкам!.. Уоруик-Комменс! Керибен-уэй, где рыщет пугливый бродяга… в лохмотьях из страха… шарит в сточных канавах!., и «менестрель», сажей вымазанный под негра, в арлекиновых обносках… бродит там-сям… с гитарой своей… и голосом чахоточным… из дымки в дымку… от тумана к туману… приплясывает неверной ногой за пенс или два!., рискованный прыжок назад!., три приступа кашля кряду!., отхаркивает кровью и отправляется дальше во мглу облаков… и непроглядность улиц… и снова хижины, хижины, хижины… Холлирбон-стрит… Фолмаус-коттедж… Голландская площадь… Bread-авеню!.. И вдруг — сирена, там, вдалеке!., за краем крыш… крик корабля!., на том конце!.. Э-ге-гей! Бродяги, уши навострите!.. Чу, хмыри, зеваки!., разносчики чесотки и дурного глаза!.. Волочильщики трюмные! Бухарики красноносые! Мазурики желтозубые! Байбаки шатушие! Смрадные тараканы плавучих кранов! К вам взывает дух воды!.. Слышите голос его величавый?.. Вставайте, сволочи, тяните лямку!.. Вам сбор трубят!.. Причем тут возраст!.. происхождение!., нечистая раса! Неудачники всего света! черные, белые, желтые и цвета какао!.. Прохвосты всех мастей! Сифилитики прожженные! Прошу почтения!.. Горе вам, если дрогнете, спасуете, увильнете!.. Если кто отсиживаться станет, не придет глазеть на маневр! Благоговейно, неотрывно… Ждет его кара неминуемая! Хоть он и в стельку пьян!.. А теперь остудите пыл!.. По местам! Причальные крысы! Языки проглотили, позамирали все от волнения, оторопели, обомлели от вдохновенной страсти!., завороженные магией швартовки, хрупким чудом!.. Когда толстенный узел в нужную минуту падает на край причала! трос стонет в последний раз! Скрипит, раздавленный между бортом и стенкой… Полная сосредоточенность! Что за мгновение! секундная запинка! миллиметр лишний! И всей посудине крышка! вспоротое брюхо!.. Если у кого не перехватило дух… пока смотрел… то пошляк он законченный! безнадежный сундук с клопами! потопить его мало! да не в воде, чтоб воду не осквернял, а в яме выгребной, в ста тысячах телег навоза! Вот вам! Песня без слов!..
