Александр Ванярх - Перестройка
В небе, прямо над заревом, действительно, висело несколько сверкающих шариков, а от них, вниз, были прочерчены темно-серые полосы.
— Пожарные вертолеты вызвали, надо сматываться!
— Какие там вертолеты! Совсем не похожи, это же НЛО.
— Давай-давай, фантазируй: НЛО, рвем когти, пока не поздно! — Машина рванула с места и скрылась в ближайшем ельнике.
* * *
— Видать затушили, раз возвратились так быстро, — сказала сидящая спереди старушка.
— А вот шофер к ним пошел, небось, узнает.
Вошла в салон Настя, на ней повязанная легкая косынка, чтобы скрыть бинты на голове, села на пустое сиденье.
— Девочка, ну как там, не слышно: затушили? — обратилась к ней рядом сидящая женщина. Настя недоуменно посмотрела на нее.
— Да вот шофер идет, спросим.
Подошел молодой парень и заглянул в кабину «ПАЗика».
— Ну как там, Петро? Деревня-то цела?
— Цела, цела, там такие страхи рассказывают пожарные!
— Чего рассказывают?
— Да смех и только! Будто Господь Бог затушил пожар, говорят: с неба струи лились, один дом все же сгорел, а могла сгореть вся улица. Ну, поехали, что ли?
Настя вдруг вскочила и почти выпрыгнула из автобуса.
— Чего она? Чуть дверкой не придавило!
Глава двадцатая
И тут грохнула дверь купе, возле которого, перешагивая через лежащих охранников остановился Егор. На него в упор глянули серые навыкат испуганные, действительно, напоминавшие козлиные, глаза. Круглая скуластая напудренная жирная морда, с небольшим горбатым носом и пухлыми расшлепанными губами, высунулась из-за двери и тут же хотела скрыться обратно, но не тут-то было! Нога Егора уже преградила путь серой, с никелированными ручками, двери.
— Выходи, баран! Козел вонючий! Шевелись, давай! — Сделав шаг вперед, человек вышел из купе, но там что-то зашевелилось, задвигалось. Егор, молниеносно бросив туда гранату, закрыл дверь. Рвануло несильно. Вагон, чуть качнувшись, как и прежде, плавно катился по рельсам. А Егор держал в руке уже другую гранату.
— Ты знаешь, козел, что глава правительства, прикинь, правительства Финляндии ходит без охраны. А ты кто? От кого охраняешься?! От своего же народа?! Значит, и от меня?! Но от меня не спрячешься! Вот он — я! А вот твои телохранители! Гляди, как я их сейчас поджарю! — И Егор бросил на пол гранату. Та завертелась прямо у головы одного из охранников. Губернатор дернулся, но выстрел Егора остановил его.
— Вот смотри, был я, а через три секунды не будет, но ты, только ты будешь меня помнить, и никто другой!
Граната хлопнула и, развалившись на части, зашипела всеми своими осколками, наполняя вагон сладким, чуть приторным светло-коричневым дымом.
Охранники лежали, не двигаясь, а губернатор, судорожно глотая воздух, все ниже и ниже опускался к полу, пока не повалился в проходе.
Егор, заскочив в купе и быстро схватив оба чемодана, почти на ходу выпрыгнул из притормозившего на каком-то полустанке поезда. Несколько раз перевернувшись, он скатился с путевой высокой насыпи и остановился у болотной воды, поросшей высоким камышом. Поднялся, осмотрелся. Через камыш и густые вербные кусты просматривались сельские дома на противоположной стороне болота. Егор отыскал чудом уцелевшие чемоданы и быстрым шагом пошел вдоль болота и насыпи. Вдалеке чернел лесной массив. Пройдя километра три, Егор остановился и тщательно осмотрел себя. Форма, хоть и была грязной, но нигде не порвалась. «Добротно шьет пока Военторг», — подумал и все же решил переодеться. Надев спортивный костюм, вытащил из одного чемодана громадный рюкзак, переложил туда все вещи, а в чемоданы набросал валявшихся в нижней части насыпи камней и тут же утопил. Взвалил рюкзак на плечи и пошел в сторону от насыпи, по еле заметной тропке, через болото. Шел долго. Комары загрызли. Пришлось обвязать голову тельником, а руками отгонять комариные стаи от лица. Наконец, вышел на какую-то дорогу.
«Куда ехать? — подумал. — Только не в г8ород! А что, если рвануть сразу к близнецам? Вот обрадуются!» Из-за поворота вынырнула машина.
— Мне бы до ростовской трассы!
— Ты че, друг, ростовская-то в другую сторону, выпил, что ли, с утра?!
«Какое там утро, вон где уже солнце, в аккурат, часов десять», — подумал Егор, но на другую сторону перешел. И тут выпорхнула иномарка. Тормознул. За рулем девка!
— Куда канаешь, «турист»?
— В сторону Ростова.
— Ого, не ближний свет, ну садись и не вякай, я езжу быстро! О’кей?
— Ну-ну, давай, валяй, быстрее меня никто не ездит!
— Спортсмен, что ли? Так не похож, больше на туриста смахиваешь.
— Да нет, вертолетчик я!
— Во, дает! Вертолетчик, и куда же летишь-то?
— Так сказал же, в Ростов.
— Прямо в Ростов? Аль как?
— Аль как?
— Значит, секрет? Какие мы все секретные! А сколько же вам лет-то? Или тоже секрет?
— Какой там секрет, двадцать три!
— Ой, какие мы взрослые! — все дурачилась девушка. — Слушай, есть предложение, — вдруг, став серьезной, сказала она, — как насчет предложения? Вас как зовут?
— Егор меня зовут, а фамилия — Исаев!
— Совсем по-военному, Егор Исаев! Ладно, Егор Исаев, меня зовут все Светлячок или, просто, Светлана, так вот я сейчас, буквально через полчаса, должна заехать за одним субъектом, и мы с ним едем на море. Куда, не имеет значения. Так вот я предлагаю к «субъекту» не заезжать, а вы и будете моим «субъектом», или «мы женатые»?
— Нет, «мы не женатые», но я еду работать, строить дом, правда, там море недалеко, но нам будет не до моря.
— Так это же отлично! Кирпичи таскать, раствор месить! Ура! Я о таком и не мечтала!
— Это вы сейчас так, а через день-два запоете. А сколько вам лет, если не секрет?
— А сколько бы вы дали? Давайте на «ты», не люблю я «выкать».
— Давай. А дал бы я вам, этак, лет двадцать.
— Обижаешь, начальник, мне всего-то недавно восемнадцать стукнуло.
— А отчего такой жаргон?
— Так я в тюрьме выросла.
— Как в тюрьме?
— Да не в прямом смысле, папка мой — начальник тюрьмы. Так что, ты со мной поосторожнее. Ну, так как насчет моего предложения?
Егор сидел на заднем сиденье и потому видел, в основном, красиво подстриженный затылок девушки, иногда она поворачивала в его сторону лицо, и лейтенант видел кругленькую, с большими голубыми глазами мордашку, а в зеркале отражались черные, в разлет, брови, небольшой ровный носик и пухленькие губки, почему-то постоянно раскрытый рот и ровный ряд сверкающих белизной зубов.
— Чего молчишь, вертолетчик? А знаешь что? Пошел ты к чертовой матери, я его уговаривать еще буду! Брысь отсюдова! Чего ждешь?
— Ну не на ходу же выскакивать! Останавливай!
— Что за черт, не останавливается! Гляди, я и ногу с газа сняла, а она прет! Что это? И зажигание выключила! Она не глохнет! Ужас! Чем же это кончится?! Мы же разобьемся!
— Не ори! Просто твоя машина и ответила на твой вопрос: она не хочет, чтобы меня выбрасывали, как котенка. Может, она и заезжать никуда не захочет? Надо попробовать! Пробуй!
— Ты что, издеваешься надо мной? Откуда такой взялся? Может, инопланетянин?
— Ага, инопланетянин, инопланетянин, хочешь, фокус покажу?
— Не хочу я никаких фокусов!
Но машина, фыркнув, чихнула пару раз и заглохла, прокатившись, остановилась.
— Может, выйдем, подышим свежим воздухом, в аккурат, и лесок рядом, — предложил Егор.
— Может, ты гипнозом обладаешь? — проронила Светлана, осматривая автомобиль.
— Какой там гипноз, тут дело посерьезнее.
С одной стороны дороги красовалась небольшая роща, с другой — желтели хлебные массивы. Кое-какие были скошены, видимо, ячмень и озимые, а другие обкошены, нарезаны участками. Вот-вот пойдет массовая уборка урожая, даже противопожарные борозды пропаханы.
Егор лег на спину в мягкую сочную траву у кювета и впился глазами в синеву неба. Высоко-высоко сизоватой дымкой ползли кучевые облака, а чуть левее, разрезая небосвод белой расползающейся полосой, бесшумно летел самолет. Звенящая тишина. Никаких звуков, только стремительно проносившиеся мимо автомобили резали уши страшным громыханием.
— Короче, Светлячок, я согласен быть твоим «субъектом», как ты, не передумала?
— Я не рак, назад не ползаю!
Глава двадцать первая
В нижнем задонье шла полным ходом уборка урожая. Одна за другой с полей выскакивали на асфальтную дорогу груженные золотистой пшеницей машины и неслись вниз, к Ростову, Таганрогу, Матвеев-Кургану на элеваторы. А на полях, поднимая облака пыли, гудели комбайны. Медленно, ползая черепахами взад-вперед вдоль хлебных массивов, они нередко останавливались и неудержимо свистели, вызывая пустые грузовики, которые отвозили от них на тока зерно. А в небе нещадно палило солнце. Несносная жара давила на нервы. Сворачиваясь в трубки, листья подсолнуха и кукурузы, даже придорожные лопухи, припудренные пылью, беспомощно опустили широченные поля-листья, и они болтались под порывами огненного ветра, как не совсем высохшие тряпки. Тоскливо шелестела листьями кустиками стоявшая у дороги, незахваченная хедером комбайна пшеница. Ее мощные светло-желтые колосья длинными четырехугольными сережками-кнутами угрюмо висели, покачиваясь из стороны в сторону, а иногда и протяжно кланяясь вниз.
