Льюис Уоллес - Бен-Гур
Он говорил последние слова ласковым, добродушным тоном, так что Друз вмиг растаял.
– Клянусь нимфами, я согласен, – отвечал он, смеясь. – И готов рискнуть с тобой, Мессала, на динарий.
Очень молодой человек, наклонившись над столом, следил за ними. Внезапно Мессала обратился к нему с вопросом:
– Ты кто?
Юноша отступил.
– Нет, клянусь Кастором и его братом, я не имел в виду оскорбить тебя. Обыкновенно между людьми есть правило вести точную запись. Мне нужен секретарь. Не хочешь ли ты заняться этим делом?
Юноша вытащил свои таблички, с радостью готовясь делать отметки.
– Слушай, Мессала! – воскликнул Друз. – Я не знаю, можно ли, бросив кость, задавать вопрос, но один вопрос я должен задать тебе, хотя бы Венера и ударила за это меня своим поясом.
– Нет, мой Друз, Венера с поясом в руке есть любящая Венера. Спрашивай, а я пока накрою твою кость и предохраню ее от всяких злых слушателей.
– Видал ли ты когда Квинта Аррия? – спросил Друз.
– Дуумвира?
– Нет, его сына?
– Я и не знал, что у него есть сын.
– Этот сын, – продолжал хладнокровно Друз, – похож на тебя не меньше, чем Кастор на Поллукса.
Голосов двадцать подхватили это замечание:
– Верно, верно! Глаза, лицо! – воскликнули они.
Но кто-то уточнил при этом:
– Нет, Мессала – римлянин, а тот – еврей.
– Ты прав, – отозвался другой. – Он или еврей, или Момус подшутил с его матерью.
Чтоб положить конец этим замечаниям, готовым перейти в спор, Мессала сказал:
– Вино еще не принесли, Друз, а я, как ты видишь, держу руку на веснушчатой Пифии. Кости там подобны своре псов. Но я готов согласиться с твоим мнением, если ты сообщишь мне о нем более подробные сведения.
– Еврей он или римлянин, но, клянусь Паном, я говорю это не для того, чтобы унизить тебя, мой Мессала: этот Аррий замечательно красив, храбр и умен. Император предлагал ему свои милости и свое покровительство, но он отказался от них. Он окружает себя таинственностью и держится вдали, как бы сознавая себя неизмеримо лучше или хуже остальных. В палестре он был бесподобен – он гнул голубооких гигантов Рейна и безрогих буйволов Сарматии, как ивовые прутья. Дуумвир оставил ему громадное состояние. Он питает пристрастие к оружию и мечтает только о войне. Максентий принял его к себе, и он должен был плыть с нами, но в Равенне мы потеряли его из виду. Тем не менее сегодня я слышал, что он благополучно прибыл сюда. Клянусь Поллуксом, вместо того чтобы явиться во дворец или остановиться в цитадели, он оставил свои вещи в канне, а сам снова исчез.
Мессала сперва слушал равнодушно, но по мере хода рассказа он становился все внимательнее и, наконец отняв руку от ящика с костями, воскликнул:
– Кай! Ты слышишь?
Юноша, ехавший сегодня с ним в одной колеснице, крайне польщенный его вниманием, отвечал:
– Конечно, слышу, Мессала, иначе я не был бы твоим другом.
– Помнишь ли ты человека, свалившего тебя сегодня?
– Клянусь Бахусом, мое разбитое плечо не дает мне изгладить его из своей памяти!
Мартилл приподнял плечо до самого уха.
– В таком случае благодари судьбу – я нашел врача. Слушай.
Затем Мессала обратился к Друзу.
– Рассказывай нам о нем, об этом еврее, который в то же время и римлянин. Клянусь Фебом, это такая комбинация, при которой и кентавр был бы очарователен. В какой одежде он ходит, Друз?
– В еврейской.
– Слышишь ты это, Кай? – сказал Мессала. – Он молод – раз, похож лицом на римлянина – два, предпочитает еврейскую одежду – три и в палестре нажил славу и богатство искусством побеждать людей и опрокидывать лошадей и колесницы – четыре. А теперь, Друз, скажи мне: он, вероятно, знаком со многими языками, иначе нельзя было бы принять его сегодня за еврея, а завтра за римлянина, но владеет ли он хорошо богатым афинским наречием?
– Так хорошо, что мог бы состязаться в Истмии.
– Слышишь, Кай? Он приветствовал женщину по-гречески. И в этом его пятое сходство. Что ты скажешь на это?
– Ты нашел его, Мессала, и это так же верно, как то, что я – Друз.
– Прошу тебя, Друз, и вас всех извинить нас за то, что мы говорим загадками, – сказал Мессала своим любезным тоном. – Клянусь всеми богами, я не желал бы злоупотреблять вашей любезностью. Ты видишь, – и он снова положил руку на ящик с костями, – как крепко я держу Пифию с ее тайной. Ты упоминал о том, что появление этого сына Аррия довольно таинственно: расскажи же нам о нем.
– Да ничего особенного, Мессала, – возразил Друз. – Обычная история. Когда Аррий-отец отправился преследовать пиратов, у него не было ни жены, ни детей, а обратно он вернулся с юношей, которого и усыновил на другой день.
– Усыновил? – переспросил Мессала. – Клянусь богами, Друз, твой рассказ начинает сильно интересовать меня! Где дуумвир нашел этого юношу и кем он был?
– Кто, кроме самого юноши, может ответить тебе на эти вопросы, Мессала? Клянусь Поллуксом! В битве дуумвир, тогда еще трибун, потерял свою галеру. Возвращавшийся корабль нашел его и этого юношу – из людей этой галеры только они и остались в живых – плывущими на одной и той же доске. Я передаю тебе эту историю со слов их спасителей, а их рассказ имеет то преимущество, что никогда еще не был никем опровергнут. Они говорят, что человек, плывший на доске вместе с дуумвиром, был еврей.
– Еврей... – как эхо повторил Мессала.
– И невольник.
– Как, Друз, невольник?
– Когда их доставили на палубу спасшего их корабля, дуумвир был в вооружении трибуна, а товарищ его в одежде гребца.
Мессала сидел, облокотившись на стол, но при этих словах он выпрямился.
– Галерник, – повторял он это унизительное слово и оглядывался кругом, впервые растерявшись.
Но в эту минуту в комнату вошла прислуга: одни несли сосуды, наполненные вином, другие корзины с фруктами и печеньем, третьи – чаши и кубки, большей частью серебряные. Все оживились. Мессала мгновенно вскочил на стул.
– Сыны Тибра, – громко воскликнул он, – обратим это ожидание нашего вождя в празднество Бахуса. Кого избираете вы в председатели пира?
Друз встал.
– Кого же, как не хозяина пира? – сказал он. – Ваше мнение, римляне?
Общие крики одобрения служили ответом.
Мессала снял со своей головы венок и передал его Друзу, который влез на стол и на виду у всех положил венок снова на голову Мессалы, тем самым возводя его в звание председателя пира.
– Со мной в комнату вошли мои приятели, сильно пьяные, – сказал он. – Дабы соблюсти все священные обычаи пиров, приведите сюда того из них, который наиболее пьян.
Множество голосов отвечало:
– Вот он, вот!
С пола, на который он упал, был поднят юноша такой замечательной красоты, что нимало не уступил бы в этом отношении самому Бахусу, только венок уже не мог бы держаться на его голове, а тирс[41] – в руке.
– Посадите его на стол, – сказал председатель.
Оказалось, что он не может сидеть.
– Помоги ему, Друз, как обняла бы тебя прекрасная Ниона.
Друз заключил его в свои объятия.
Тогда Мессала, среди глубокого молчания обратившись к пьяному юноше, сказал:
– О Вакх, величайший из богов, благослови наш пир! Я посвящаю этот венок тебе, – он почтительно снял его с головы, – и завтра возложу его на твой алтарь в роще Дафны.
Мессала поклонился, снова надел венок, затем открыл кости и, смеясь, сказал:
– Гляди, мой Друз, динарий – мой, клянусь ослом Силена!
Раздался такой взрыв смеха, что задрожал пол. Угрюмые Атланты сотрясались от смеха, и оргия началась.
13. Шейх Ильдерим
Шейх Ильдерим пользовался репутацией знатнейшего князя или патриарха из всех существовавших в Западной Сирии, а также славой богатейшего человека на всем Востоке, если не считать царей, и, будучи действительно богат, находил удовольствие в известной обстановке, вселявшей должное уважение к нему и удовлетворявшей как его тщеславие, так и любовь к комфорту. Читатель да не будет введен в заблуждение частым упоминанием о его палатке в пальмовой роще. В действительности у него там был настоящий двор – то есть три больших палатки: одна – для него, одна – для посетителей и одна для любимейшей из жен и ее прислуги и шесть или восемь меньших, занятых прислугой и теми из людей его свиты, которых он взял с собой в качестве охранителей его особы: это были люди суровые, известные своей храбростью и умением управлять луком, копьем и конем.
Конечно, ни малейшая опасность не угрожала в пальмовой роще его собственности, но так как, с одной стороны, привычка повсюду следует за человеком, а с другой – всегда благоразумно поддерживать дисциплину, то внутренность двора была отведена для коров, верблюдов, коз и тому подобных предметов соблазна для львов и любителей легкой наживы.
