Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT
Он совершенно точно помнил, что, когда они вышли из дому, это было именно так, а ведь тогда он видел их совсем близко. Девушки стояли рядышком в своем винограднике, на средней борозде, о чем-то совещаясь, и Мари была выше, хотя шляпа у нее соскользнула тогда на шею, а теперь красуется на голове, — и все-таки она ниже горничной. Непостижимо!
Ах, глупости! Дело тут очень просто, Мари идет, наверное, по дну какой-нибудь канавки, а горничная по верху.
Но Фери казалось теперь, что, когда они шли по ровной тропинке, горничная все равно была выше. Правда, сейчас это уже невозможно установить, но он почти готов был поклясться, что так оно и было, и сердился, что не заметил этого раньше. Впрочем, и не мудрено: тогда все его внимание было устремлено на то, как они подражают движениям друг друга, а теперь, когда идут по дорожке, где из-за кустов видны только их головы, разница должна была броситься в глаза.
Да в самом ли деле подражали они друг другу? Ности все больше и больше брало подозрение. Где ж у него голова-то была? Почему предпочел он думать, что перед ним два талантливых имитатора, а не пришел к более простому, обычному, лежавшему на поверхности заключению: для того и пробрались они в лачугу виноградаря, чтобы обменяться туалетами?
Перед ним открывалась все более интересная перспектива. Так вот оно, значит, как? Яснее ясного, в хижине они обменялись одеждой. А что из этого следует? Барышня ищет приключений, причем в обличье служанки. Святой боже, какие девушки нынче пошли!
Да, но что толку сетовать? Жениться все равно придется, тем более когда на доске остался всего один этот ход. Пускай нынешние девушки испорчены, ничего не поделаешь, ни из прошлых, ни из будущих поколений невесту себе не выберешь, да и благочестивого епископа в жены не возьмешь. В этой лотерее остается только одно — вытянуть какую-нибудь из современных девушек, по возможности такую, к ногам которой прилипло как можно больше земли.
Это открытие расстроило его только на секунду. Получше обдумав ситуацию, он даже обрадовался. Ведь в чем же дело? Он напал на след такой тайны, из которой, несомненно, извлечет выгоду. Право же, в этой ситуации есть и свои утешительные стороны. Барышня под видом служанки завела шашни с каким-нибудь молодцом из низшего сословия, стало быть с неопасный соперником. И это небольшое пятнышко даже не коснется будущей дамы, точно так же, как никто не станет вспоминать королю шалости, которые он совершил инкогнито в обличье школяра Матяша[76] или странствующего рыцаря. Но теперь, когда судьба или черт дали ему в руки такую путеводную нить, главное — дойти до самого ее конца.
И Фери свернул на тропинку. «Что ж, разберемся как следует!» — пробормотал он и, дав волю ногам, вскоре догнал девушек, вернее, следовал за ними на расстоянии ружейного выстрела.
И как только он подошел к концу тропинки, кое-что действительно прояснилось — ему открылся вид на другой склон виноградного холма. Внизу, у подножья, в одном из виноградников кишмя кишел народ. На деревьях были развешены национальные флаги, со стороны города по извилистой дорожке шли буквально толпы пестро одетых людей. Разноцветные дамские зонтики переливались, как поле маков. Налетавшие порывы ветра ерошили иногда листья деревьев и доносили какие-то смутные звуки, рожденные, очевидно, цыганскими скрипками.
Какой-то ремесленник в шапке блином и куртке стоял перед своей низенькой давильней и на весело полыхавшем костре жарил двух куропаток на вертеле. Ученик его раздувал огонь, то и дело подбрасывая хворост и сухие лозы. Как выяснилось позднее, это был Янош Репаши, знаменитый краснобай и «чертежник», а, вернее сказать, портной; называл же он себя чертежником, потому что, поднакопив состояние, сам не кроил и не шил — это дело подмастерьев! — а только снимал мерку с заказчиков да материал расчерчивал. Впрочем, Репаши и вообще-то никогда не ломал голову, чтобы поточнее определить какое-нибудь понятие, выразить его подходящим словом, — напротив, он славился тем, что храбро, словно буйвол, сорвавшийся с цепи, топтал все и вся в цветущем саду венгерского языка. Фери Ности поздоровался с ним и почтительно спросил:
— Не откажите в любезности, почтеннейший, сказать мне, что там за толпа собралась?
Мужчина в шапке блином оглянулся и, хотя толпа виднелась только в одном месте, все-таки спросил для точности:
— О какой же именно толпе думаете вы в тайниках своей головы?
— Вон о той! Куда эти две девушки пошли. Господин Репаши поковырял сперва угли в костре.
— Да, нынче там заставят почихать клапаны веселья.
— Там будет бал, — брякнул ученик.
И сразу вслед за этим раздался громкий шлепок, вызванный прикосновением ладони господина Репаши к пухлой щеке ученика портного.
— Как смеешь перебивать ты, нога, когда говорит голова?! Ты даже не нога, ты только мизинчик. (И он снова любезно повернулся к Ности.) Да, сударь, надо истреблять порывы диких порослей нашего юношества, ибо иначе они со своими расположениями духа сядут нам на шею. А впрочем, он изрек истинную правду, ибо на самом деле ветви нашего юношества обоих полов из тех, кои обладают душами ремесленников, окунутся сегодня в бурлящие чаши танца.
— Да, да, я уже слышал, что молодые ремесленники арендовали виноградник и устраивают празднество по случаю сбора винограда. А нельзя ли туда и чужому пойти? Господин Репаши задумался, потом дал такой таинственный ответ:
— Ежели только грязь на потных руках разрастется под ногтями. Видя, что охотник не понял его, он весело добавил:
— И я не стал бы действовать иначе, ибо эмали моих мечтаний гонят и меня туда, поскольку дочь моя и жена фактически пребывают уже там во всех оттенках, но только мое желание пребывает сейчас пока в плену у этих двух куропаток, которые должны быть отнесены туда к ним. Ежели радуги терпения господина охотника не выплеснутся из своего русла, до тех пор пока эти преставившиеся птицы не утратят недожаренность своих характеров, я сам, Янош Репаши, поведу вас в ту юдоль веселья, ибо надо сказать, что и я владелец виноградника и посему имею право привести с собой гостя, а юношей я люблю… ведь, в конце концов, молодость многого стоит хотя бы потому, что на молодых людях лучше сидит одежда.
Фери поблагодарил за приглашение и с готовностью согласился подождать, пока зажарятся куропатки. Он и сам подсел к огню. Чертежник-портной окинул его взглядом и сказал, правда, скорее самому себе:
— Гм. Девицы не обидятся.
Пока куропатки весело шипели и жарились, чертежник-портной болтал языком, и в ходе его рассуждений стало проясняться понемногу туманное изречение о грязи под ногтями. Он сказал, что нынешний сбор винограда дает поучительный пример, доказывающий, что счастье надо искать в единении. Он сказал, что у всех людей есть небольшая чернота под ногтями, и каждую по отдельности можно назвать грязью, но если бы человечество сложило вместе все, что накопилось у него под ногтями, и высыпало, скажем, на Карст — так вышло бы несколько хольдов плодородной земли.
После того как нашпигованные салом куропатки подрумянились, как надо, и были завернуты в газетную бумагу, господин Репаши надел праздничное пальто, которое висело на ручке давильни, а вместо шапки блином водрузил на голову новую черную шляпу.
— Мы попали в испарения готовности тронуться в путь, — сказал он, — ну, а может, нам не ходить пешком? И он крикнул ученику:
— Эй, чертово отродье, выведи-ка пони!
Ученик спустился в погреб под давильней и немного погодя выкатил оттуда маленький бочонок, литров на двадцать пять, и покатил его перед собой. Это и был «пони».
— Так вот и кати его перед нами, во имя господа бога, аминь, — приказал придурковатый портной, а ученик послушно и ловко катил бочонок по бежавшей книзу тропинке: пускай, мол, он провозгласит толпе, что прибывает исключительная персона, ведет с собой гостя пьющего, но зато и вино дарит.
ТРИНАДЦАТАЯ ГЛАВА, в которой рассказывается, как изысканно веселится ремесленный люд маленького городка, когда выпадает случай
Фери теперь уже отлично уяснил себе создавшееся положение. Он догадался обо всем. И больше всего помог ему рассказ тетушки Мали о характере Мари Тоот. Психология все-таки не глупость. К некоторым замкам она может послужить верным ключом.
Подумать только, как проясняется горизонт! Было сказано, что девушку гложет неуверенность в себе, убеждение, что все гоняются за ней только из-за ее богатства, — и она не доверяет никому, даже своему зеркалу. Тщетно твердит мать: «Цветик мой, да ты же прекрасна!» Ах, какая мать не считает красивым даже самое уродливое свое чадо? И тщетно утверждают то же самое все окружающие — они обманывают, утешают, ласкают, льстят! Правда, и зеркало говорит то же самое. А зеркало ведь не врет. Но врут глаза, которые смотрят в зеркало! Быть может, и жаба кажется себе прекрасной?
