Пэлем Вудхауз - Фамильная честь Вустеров
– А уж до чего коварны, – вторила мне тетушка.
Когда я помянул дядю Тома, папаша Бассет слегка трепыхнулся. Нечистая совесть, надо полагать, поди избавься от ее угрызений.
– Что ж, нет смысла больше обсуждать этот вопрос, – сказал он. – Признаю, что в отношении коровы вы доказали свою непричастность. Теперь перейдем ко второму обвинению: хищение каски полицейского Оутса. Она, мистер Вустер, находится у вас, мне это доподлинно известно.
– Да неужто?
– Не посетуйте. Полицейский получил достоверные сведения касательно этого непосредственно от свидетеля преступления. Поэтому я без проволочек приступаю к обыску вашей комнаты.
– Вы в самом деле считаете, что подобное возможно?
– Считаю.
Я пожал плечами.
– Хорошо, – сказал я, – отлично. Если вы так представляете себе обязанности хозяина по отношению к гостю, что ж, валяйте. Мы всячески приветствуем проверку. Но должен заметить, у вас весьма экзотические взгляды на то, как следует развлекать гостей, которых вы пригласили к себе отдохнуть. Не надейтесь, что я еще хоть раз нанесу вам визит.
Я предсказывал Дживсу, что будет потеха, когда этот троглодит и его коллега примутся обшаривать комнату, и как в воду глядел. Не помню, когда я еще так веселился. Но всякому веселью приходит конец. Минут через десять стало ясно, что ищейки сворачивают свою деятельность и собираются отчалить.
Сказать, что физиономия папаши Бассета была перекошена от злобы, когда он обратился ко мне, оставив поиски, значит не сказать ничего.
– По-видимому, мистер Вустер, я должен принести вам извинения.
– Сэр У. Бассет, никогда в жизни вы не произносили более справедливых слов, – изрек ответчик.
И, сложив руки на груди и выпрямившись во весь рост, я выслушал его извинения.
К сожалению, я не могу слово в слово воспроизвести речь, которую тогда дернул. Жаль также, некому было ее застенографировать, но я без преувеличения скажу, что превзошел сам себя. Раза два я в легком подпитии срывал аплодисменты, выступая на кутежах в "Трутнях", уж не знаю, заслуживало их мое красноречие или нет, но до таких высот, как нынче, я еще не воспарял. Из старика Бассета, как из чучела, прямо на глазах полезла набивка.
Вот я дошел до заключительной части и вдруг заметил, что его внимание ускользнуло. Он больше не слушал, он глядел мимо меня на что-то, что находилось вне моего поля зрения. Судя по его выражению, предмет действительно заслуживал пристального интереса, поэтому я тоже полюбопытствовал, что там такое.
Внимание сэра Уоткина Бассета было приковано к его дворецкому. Дворецкий стоял в дверях, держа в правой руке серебряный поднос для писем и визитных карточек. На подносе лежала каска полицейского.
Глава 14
Помню, Растяпа Пинкер, который, завершая свое образование в Оксфорде, работал в социальной сфере и обслуживал неблагополучные районы Лондона, – так вот. Пинкер описывал мне в подробностях ощущения, которые он испытал, когда в один прекрасный день распространял свет слова Божьего в Бетнал-Грин, а рыбный торговец неожиданно лягнул его ногой в живот. У него возникло странное чувство нереальности окружающего и одновременно почему-то показалось, что он вступил в густой туман. Почему я об этом вспомнил? Да очень просто: в тот миг я испытал нечто до смешного похожее.
Вы, вероятно, помните, в последний раз я видел дворецкого, когда он пришел доложить мне, что Мадлен Бассет будет рада, если я смогу уделить ей несколько минут, и я еще признался, что он как бы плыл перед моими глазами. Сейчас он не столько плавал, сколько смутно колыхался среди плотного клубящегося тумана. Но вот с моих глаз пала пелена, теперь я был в состоянии посмотреть, а что же остальные.
Все были ошарашены. Папаша Бассет напоминал героя стихотворения, которое мне пришлось переписать в школе пятьдесят раз в наказание за то, что я принес белую мышь на урок английской литературы: он смотрел на каску, как астроном на открытую им новую планету; тетя Далия и полицейский Оутс напоминали – одна отважного Кортеса, безмолвно взирающего на просторы океана с берега, другой – матросов, которых осенила фантастическая догадка.
Долгое время никто не мог пошевельнуться. Потом полицейский Оутс издал полузадушенный вопль, точно мать, увидевшая в море своего потерявшегося ребенка, коршуном кинулся к дворецкому, схватил свой головной убор и, вне себя от счастья, прижал к груди.
Все очнулись от столбняка. Старик Бассет ожил – будто кто-то кнопку нажал.
– Где... где вы ее взяли, Баттерфилд?
– Нашел в клумбе, сэр Уоткин.
– Как вы сказали – в клумбе?
– Странно, – заметил я. – Очень странно.
– Да, сэр. Я выгуливал собачку мисс Бинг и, когда проходил вдоль дома, с этой стороны, заметил, что мистер Вустер выбросил что-то из своего окна. Предмет упал в клумбу и при рассмотрении оказался каской.
Старик Бассет глубоко вздохнул:
– Благодарю вас, Баттерфилд.
Дворецкого будто ветром сдуло, а старый хрыч повернулся на сто восемьдесят градусов и сверкнул на меня стеклышками пенсне.
– Ну-с, что скажете?
Трудно ответить что-то остроумное, когда вам приставляют к горлу нож: "Ну-с, что скажете?" Я счел самым мудрым промолчать.
– Это ошибка, – безапелляционно заявила тетя Далия, и, нужно сказать, эта манера как нельзя более соответствовала ее облику. – Каска наверняка упала из другого окна. В темноте очень легко перепутать.
– Ха!
– А может быть, ваш слуга просто лжет. Да, это очень похоже на правду. Кажется, я все поняла. Этот ваш Баттерфилд и есть злоумышленник. Он украл краску и, зная, что ее ищут и разоблачение неизбежно, решил пойти напролом и обвинить Берти. Верно, Берти?
– Не удивлюсь, если так все и было, тетя Далия.
– Конечно, именно так все и произошло. Картина проясняется с каждой минутой. Этим слугам с елейным видом совершенно нельзя доверять.
– Совершенно.
– Помню, я еще подумала, что у него взгляд вороватый.
– Я тоже подумал.
– И ты обратил на это внимание?
– Сразу же.
– Он напомнил мне Мергатройда. Берти, помнишь Мергатройда?
– Это ваш дворецкий, который служил перед Помроем? Осанистый такой детина?
– Именно. А физиономия – ну до того благообразная, архиепископ позавидует. Этой физиономией он нас всех и купил. Мы ему слепо доверяли. И чем все кончилось? Украл серебряный нож для разделывания рыбы и заложил в ломбард, а деньги просадил на собачьих бегах. Этот Баттерфилд – второй Мергатройд.
– Может быть, родственник.
– Не удивлюсь. Ну вот, все разъяснилось ко всеобщему удовлетворению, Берти вне подозрений, на его репутации ни пятнышка, так что не разойтись ли наконец нам всем по своим спальням? Уже поздно, и если я не просплю своих положенных восьми часов, от меня останутся одни ошметки.
Она говорила так мило, сердечно, приветливо, будто мы все лучшие в мире друзья, о пустячном недоразумении и вспоминать не стоит, и когда выяснилось, что старый хрыч Бассет не разделяет ее настроения, мы пережили легкий шок. Его тон прозвучал полнейшим диссонансом:
– Я с удовольствием подтверждаю вашу гипотезу, миссис Траверс, что кто-то здесь лжет. Но вы заявили, что лжет мой дворецкий, и тут я вынужден не согласиться с вами. Мистер Вустер чрезвычайно умен... на редкость изобретателен...
– Благодарю вас.
– ...но, боюсь, я не могу разделить вашу уверенность, что он вне подозрений. Напротив, буду с сами откровенен: именно его я и подозреваю.
Пенсне посмотрело на меня холодно и с угрозой. В жизни не встречал человека, чье выражение нравилось бы мне так мало.
– Вы, вероятно, помните, мистер Вустер, что в ходе нашей беседы в библиотеке я поставил вас в известность, с какой серьезностью подхожу к совершенному преступлению. Я также довел до вашего сведения, что считаю неприемлемым ваше предположение, будто на злоумышленника довольно наложить штраф в размере пяти фунтов, каковым отделались вы, когда предстали передо мной на Бошер-стрит по обвинению в аналогичном проступке. Я сообщил вам, что, когда хулиган, нанесший столь тяжкое оскорбление действием полицейскому Оутсу, будет арестован, его ожидает заключение в тюрьму. И я не вижу оснований пересматривать свое решение.
