Эмма Донохью - Падшая женщина
— И вот они счастливо прожили зиму на своей ферме, укрытой от бурь и непогоды холмами.
Откуда людям знать, что они были счастливы, подумала Мэри. Кто может сказать наверняка, что Элин не мечтала об огнях большого города, таких ярких, что она почти чувствовала на языке их вкус?
— Когда пришло лето, — продолжила миссис Джонс, — Элин стала выходить со своей прялкой на луг, к ручью. Она сидела на берегу, пела и пряла пряжу. Хозяин и хозяйка были очень довольны, что Элин так много работает. По вечерам они считали мотки с пряжей и говорили: «Как же нам повезло, что мы нашли такую усердную и работящую служанку!»
Мэри зевнула и прикрыла рот рукой. Она начала подозревать, что сказка предназначалась скорее для нее, чем для Гетты.
— Но вот чего Хью и Бет не знали, так это того, что прясть Элин помогал Маленький Народец.
Мэри усмехнулась. Можно было и догадаться. В этих краях полно суеверий. Деревня. Они не могут отличить настоящую жизнь от собственных фантазий.
— А эти феи, или как их там, помогают тем, кто шьет? — пробормотала она, сжимая губами булавки.
— Никогда о таком не слышала. Только пряхам.
Миссис Джонс быстро улыбнулась, показав щель между передними зубами. Поняла ли она, что Мэри просто насмехается? Она повернулась к Гетте, и ее голос снова обрел загадочную «сказочную» интонацию.
— Так вот. Элин всегда держала при себе маленький острый кинжал, на случай если Маленький Народец попытается утащить ее с собой.
Гетта кивнула.
— Но однажды она забыла свой кинжал дома.
Девочка в ужасе вздохнула.
— В тот вечер она не вернулась обратно на ферму, — понизив голос, проговорила миссис Джонс. — Ни в тот, ни в следующий, ни в следующий за ним. Всю зиму Хью и Бет ждали свою служанку, но она так и не пришла домой.
Гетта прильнула к юбкам матери.
— Потом, когда снова наступила весна, как только растаял снег, Бет пошла к ручью, чтобы поискать Элин.
Как же, подумала Мэри. Стала бы она беспокоиться.
— Она обошла все берега и вернулась к ручью на следующий день и в день вслед за этим. И однажды, когда Бет шла вдоль русла, она вдруг провалилась в огромную пещеру под водой. И как ты думаешь, кого же она там нашла?
Гетта широко улыбнулась:
— Элин! Но она…
Миссис Джонс прижала палец к ее губам.
— Но хоть Бет и старалась изо всех сил, что бы она ни делала — она так и не смогла спасти Элин.
Гетта прикусила верхнюю губу.
— Потому что теперь Элин была женой злого волшебника, и родила от него дитя, и она уже не могла вернуться в наш мир, к прочим смертным.
Она замолчала. В комнате воцарилась тишина; было только слышно, как потрескивает пламя в камине.
— Какая дурочка, — заметила Мэри. — Забыть кинжал дома.
Миссис Джонс грустно улыбнулась.
— Это случается даже с самыми умными.
Гетта задумалась.
— А Хью и Бет, они так и остались одни? — наконец спросила она.
— Вовсе нет, — встряла Мэри. — Они отправились на следующую ярмарку и наняли себе другую служанку, поумнее этой.
Дэффи вдруг прочистил горло. Все вздрогнули от неожиданности — предполагалось, что он давно спит.
— Ты ведь не знаешь эту историю, — резко бросил он. — Почему бы тебе не придержать свой чертов язык?
Мэри посмотрела в его сторону. Свечи отбрасывали неровные тени, и она не могла разобрать выражения его лица. Она аккуратно воткнула иголку в ткань.
— В таком случае я иду спать, — сухо сказала она, положила штопку на стол в общую кучу и вышла из комнаты.
Вернувшись из детской — она укладывала Гетту в постель, — миссис Джонс обнаружила, что Дэффи по-прежнему сидит на своем стуле и бездумно смотрит на догорающие в камине дрова. Он покусывал мозоль на большом пальце. Как правило, Дэффи никогда не грубил и не срывался, и миссис Джонс считала его добродушным парнем. Мэри Сондерс каким-то чудом сумела вывести его из себя.
Колючка и задира — такой казалась дочка Сью Рис на первый взгляд. Но это была всего лишь ее защитная оболочка. Это становилось ясно каждому, кто мог заглянуть в ее темные серьезные глаза. Всего пятнадцать лет — и уже потеряла мать! Оказалась совершенно одна, словно ребенок, выброшенный в сточную канаву! Миссис Джонс не любила думать на эту тему, это было слишком болезненно. Когда она представляла себе судьбу Сью Рис, ее жизнь в Лондоне, то невольно вздрагивала от ужаса и благодарила Создателя за то, что он дал ей мужа, на которого можно опереться в любых трудностях, и достойное ремесло, и дом, в котором можно растить дочь и — может быть — сына в будущем.
Она взяла в руки штопку и снова уселась напротив Дэффи. Легче всего было бы не говорить ничего, оставить все как есть, но миссис Джонс вдруг подумала, что слишком часто в жизни она выбирала самый легкий путь и не затрагивала больных вопросов.
Однако Дэффи заговорил первым.
— Я прошу прощения за то, что выругался.
— О, дело не в этом, Дэффи. Ты был слишком резок с бедной девушкой, только и всего, — мягко сказала она.
— Если и так, то она это заслужила, — рыкнул он.
— Да что с ним такое? — удивилась миссис Джонс.
— Но…
— Она просто злая, дерзкая, наглая девчонка, — перебил он. — Не можете же вы этого не видеть. Расхаживает тут по дому со своим важным городским видом и распускает язык…
— Она здесь чужая, Дэффи. Она не знает, что и как у нас принято.
— Тогда пусть не насмешничает и не придирается!
Миссис Джонс устало вздохнула. Соблюдать необходимую дистанцию со слугами всегда казалось ей довольно трудным. Живя с ними под одной крышей, она привыкла считать их членами семьи, чем-то вроде приемных детей.
— Ты ведь не знал Сьюзан Рис, не так ли? — спросила она.
Дэффи с недоумением посмотрел на нее, словно она сделала не самую удачную попытку переменить тему разговора.
Миссис Джонс цокнула языком.
— Ну конечно же! О чем я только говорю, глупая голова. Она же уехала в Лондон, когда ты был совсем еще ребенком. Что я хочу сказать… знаешь ли, Сью — то есть Сьюзан Сондерс, как ее стали звать после замужества, — была восхитительной женщиной.
— Значит, это от нее у девчонки эти глаза? — безразлично поинтересовался он.
Да он не остался равнодушным к «этим глазам», отметила миссис Джонс. Забавно.
— Нет, Дэфф. Я имею в виду не красоту. Она была очень доброй. Мы с Сью были лучшими подругами, пока муж не увез ее в Лондон. Только представь себе, Мэри выросла с такой прекрасной матерью, и они были невероятно близки, и вдруг судьба отнимает у нее самого родного человека — в мгновение ока… — Ее голос задрожал. — И Мэри приезжает сюда, на свою родину, но не знает ее обычаев, она совсем тут чужая… ну конечно же первое время девочка будет грустить и злиться. Что тут удивительного?
— Сочувствую ей в ее горе, — холодно сказал Дэффи.
Миссис Джонс вдруг почувствовала себя совершенно разбитой.
— Просто постарайся понять ее. Уверена, что ты сможешь; ты ведь прочитал столько книг, ты должен владеть этим даром — понимать других!
Дэффи слегка пожал плечами. Можно было не льстить так открыто, подумал он, глядя на тлеющие угли.
— Горе может проделывать с людьми чудные вещи, — тихо заметила миссис Джонс. — Сердце выворачивается так, что его и не узнать.
Она вовсе не собиралась напоминать ему о своих собственных потерях. Последнее, чего хотела миссис Джонс, — это вызвать в Дэффи жалость к себе самой. Но он посмотрел на нее так, словно она произнесла единственные подходящие слова.
— Я постараюсь, — сказал он и улыбнулся.
— Спасибо, Дэффи.
Когда Дэффи отправился спать, миссис Джонс все еще сидела за штопкой, пытаясь поймать последние угасающие отсветы горячих углей.
В ту ночь Мэри Сондерс лежала в кровати и никак не могла уснуть — так сильно она устала за день. Эби лежала рядом, неподвижная, словно мертвое тело. Часы на церкви Святой Марии пробили одиннадцать. Еще одна ледяная ночь. Скоро веки Мэри сомкнутся, и скорее, чем можно себе представить, она вновь откроет глаза — чтобы встретить еще один ледяной день.
Она совершила ужасную, роковую ошибку.
Как она могла подумать, что сможет быть служанкой, пусть даже на короткое время, — она, которая, как никто, ощутила, что такое свобода? Она провела в этом узком высоком доме меньше месяца и окончательно уверовала, что у нее нет к этому никакого призвания. Мэри могла играть роль почтительной, благодарной прислуги час или два, но потом ее острый язык обязательно давал о себе знать.
Что ж, теперь все ясно. Конечно, она не выдержит еще одного путешествия в дилижансе по этому страшному холоду, но как только немного потеплеет, она снова отправится в путь. Возвращаться в Лондон все еще опасно, это Мэри понимала. Цезарь наверняка будет ждать ее со своим ужасным ножом. Но есть же на свете и другие места. Бристоль, или Бат, или Ливерпуль — хоть что-то, похожее на город. Где найдется применение ее талантам.
