Ян Добрачинский - Тень Отца
— Ты должен был стеречь их у ворот, не спускать с них глаз, а ты пошел развлекаться…
— Нет, царь, нет. Я отошел совсем ненадолго. А когда вернулся, их уже не было.
— Если ты хочешь спасти свою голову, говори, куда они поехали?
Шпион, рыдая, ткнулся головой в лужу воды.
— Пощади! Откуда я могу знать? Я их не видел.
— Зато я знаю, господин, — осмелился вмешаться Боаргас. — Мне донесли… Я, собственно, хотел доложить тебе…
— Говори быстрее!
— Их видели ранним утром. Они миновали Иерусалим и направились к Иерихону. Они мчались быстро, а кони у них великолепные…
Ирод посмотрел хищным взглядом на перепуганного Боаргаса, а потом наклонился, схватил за волосы стоявшего на коленях шпиона и приподнял его.
— Ты что‑то утаил… Говори правду, если не хочешь умереть самой мучительной смертью. Что там произошло в Вифлееме? Почему они не вернулись ко мне?
— Господин, господин, — лепетал шпион. — Я сказал тебе правду. Они исчезли ночью. Я не знаю, почему они не вернулись к тебе…
— А что они делали вчера? С кем говорили, кого видели? Говори! Ты должен был не спускать с них глаз.
— Я не спускал с них глаз ни на миг, господин.
— Так что они делали?
— Скажу… все скажу… Почти весь день сидели на лужайке перед деревней… Не входили ни в один дом, ни с кем не говорили… Только когда стемнело, они пошли… Пошли, словно знали, куда идти; пошли не в деревню, а в поле за ней. Там есть пещера в скале, и в этой пещере кто‑то живет…
— Кто живет?
— Я потом разузнал об этом в деревне: это один из сыновей главы рода, умершего год назад… Братья выгнали его из селения. Сказали, что не хотят иметь с ним ничего общего… Это, как рассказывают, плохой человек. Но он вернулся…
— И эти чернокнижники пошли к нему?
— К нему, господин. Они вошли в эту пещеру. Их никто не сопровождал. Я не мог войти вслед за ними. Мне нельзя было обнаружить себя…
— И что ты сделал?
— Когда они были там, я подполз… Заглянул внутрь… Там были мужчина, женщина и ребенок. Чужеземцы встали перед младенцем на колени. Больше я ничего не увидел, потому что там была собака, и эта собака меня учуяла… Мне пришлось убежать. Если бы я не убежал, их слуги схватили бы меня и убили… Они ожидали рядом. У них были огромные кинжалы. Они, наверняка, убили бы меня… О, господин, пощади!
Ирод отпустил шпиона, и он упал в лужу с громким плеском. Пылающие гневом глаза царя обежали комнату. Его скулы двигались, как будто что‑то с усилием жевали. Он ничего не говорил, но именно его молчание казалось ужасающим. Сдавленным голосом он тихо произнес:
— Пусть войдут все!
В комнату поспешно вошел весь царский двор, который был уже собран в соседней комнате. Все знали, что случилось, и все дрожали от страха. По виду Ирода, который стоял перед ними, голый, с перекошенным лицом, они поняли, что царя охватила ярость, один из тех припадков гнева, которым он предавался в последнее время. В такие мгновения царь сводил все старые счеты, поэтому каждый, кто чувствовал себя хоть в чем‑то виноватым, дрожал и прятался за чужими спинами.
Тем же самым невнятным, как бы придушенным голосом Ирод отдал приказ:
— Эвриклеза ко мне!
После этого страх придворных перешагнул всякие границы. Спартанец Эвриклез был предводителем отряда наемников, щедро оплачиваемых царем и используемых для самых жестоких расправ. Все знали, что он собственноручно задушил обоих царевичей. Было ясно одно — раз царь его вызывает, кому‑то придется расстаться с жизнью.
Ожидая прибытия Эвриклеза, Ирод стоял, широко расставив ноги и нахмурив брови; его нос с раздувшимися ноздрями был напряжен, словно лук; приоткрытый рот обнажал черные зубы, скрежетавшие, словно шестерни какого‑то механизма; дыхание царя было свистящим. Эвриклез появился в сопровождении двух сотников.
— Приветствую тебя, царь, — Эвриклез не встал перед Иродом на колени, а приветствовал его так, как это делали солдаты — поднятием руки. — Я жду твоих приказов.
— Слушай, — Ирод положил руку на доспехи спартанца, на которых, к большому неудовольствию иудеев, была изображена голова с искаженным лицом и с волосами в виде змей. — Немедленно отправь сотню людей в Вифлеем. Там скрывают ребенка. Этот, — царь пнул ногой лежащего шпиона, — покажет тебе место. Пусть они убьют ребенка, а его тело привезут мне. Понял? Но прежде чем они это сделают, пусть окружат город. Никого не выпускать! Этот подлый род укрывал младенца и вступил в заговор с парфянами. Они могут попытаться снова его спрятать. Поэтому для уверенности убей всех мальчиков! Сколько лет этому ребенку? — царь снова пнул шпиона.
— Год, господин. Может быть, больше.
— Значит, всех мальчиков до двух лет. Все сходится. Они говорили, что видели звезду в то время. Всех! Чтобы ни один не ушел! Пусть весь род заплатит за измену! Мерзавцы! Я оставил их в покое, потому что они прикидывались простыми амхаарцами. А они устроили заговор! Они должны быть наказаны. Всех мальчиков! Понял?
— Будет так, как ты приказал, царь, — ответил спартанец. — Я сам прослежу за этим.
— Нет, отправь своих людей, а сам останься. Ты нужен мне здесь. — Свирепый взгляд царя обежал стоявших полукругом придворных. — Это все взаимосвязано, — он перечислял с жестокой медлительностью, — заговор моего сына, приезд этих парфян, ребенок… Теперь мне все ясно. При дворе полно тех, кто приложил руку к этим заговорам. Я знал об этом, однако ждал… Смотрел, как они будут действовать дальше. Они вновь решили попытаться… Опять хотели меня обмануть!
Ирод внезапно протянул руку и, указав на Боаргаса, рявкнул:
— Пытать его!
— О, господин! — толстый евнух бросился к ногам царя. — Это не я! Не я! Я скажу, кто…
— Пытать! Он расскажет все, что знает. Этого тоже взять! И этого! И этого!
Смуглый палец продолжал тыкать в толпу придворных. Тот, на кого он указывал, падал ниц и умолял о пощаде. Но уже вбегали греческие солдаты и выволакивали перечисленных людей из комнаты. Те же, на которых палец Ирода не указал, неподвижно стояли со стеклянными взглядами, не смея ни посмотреть царю в глаза, ни шелохнуться…
— И этого…
Поначалу палец двигался быстро, словно язык, высовывающийся из пасти змеи. Теперь он шевелился все медленнее. Ирод, казалось, пребывал в упоении от того ужаса, который он вызвал среди своих придворных. Он стал задумываться, долго глядя человеку в глаза, прежде чем указать на него пальцем.
И вот он посмотрел на двух мальчиков–эфебов, которые были при нем, когда он сидел в ванне. Старший из них держал флейту, на которой играл царю. Он был необычайно красив, звали его Карус. Он был сыном сирийской невольницы. Царь, заметив его однажды, забрал его у матери и сделал первым в гареме своих мальчиков. Его не смущало то, что он сам мог быть отцом Каруса. Ирод был горд красотою своего эфеба, хвалился им. Он не обращал внимания на донесения шпионов, что Карус принимает подарки от Боаргаса, о связях которого с Антипатром и Ферором он знал от Саломеи. Однако в этот момент гнев велел ему забыть о своем расположении к нему. Ирод чувствовал, что все его ненавидят, и сам ненавидел всех. Он никому не доверял. Царь всматривался в лицо мальчика. Но тот лишь улыбался, даже не подозревая об опасности. Он был уверен, что страдающий недугами царь всегда будет желать его ласк. Однако эта уверенность вылилась в неожиданный результат: смуглый палец Ирода, похожий на острие летящей стрелы, как будто выстрелил в сторону мальчика.
— И его! — сказал царь.
8
Не так просто было добраться до Аскалона. У Мириам была повреждена нога. Три дня они провели в пересохшем русле горной реки, ожидая, пока нога Мириам перестанет болеть. Оставив Мириам с Иисусом одних в пустынном месте, Иосиф с огромной тревогой отправился в ближайшую деревню, чтобы купить еды.
В тесной пещере, где они нашли укрытие, Иосиф отсоединил одно из звеньев цепи, подаренной Бальтазаром, и разбил его на пластинки, чтобы расплачиваться ими за еду. Денег у них не было; но Иосиф боялся ненароком выдать, что обладает ценной цепью.
За небольшой кусочек золота ему удалось купить еды. Он осторожно спросил крестьян, не слышали ли они, чтобы царские солдаты кого‑то искали. Но земледельцы, занятые лишь своим трудом, ни о каких поисках не слышали.
Наконец, Мириам почувствовала, что нога болит меньше, и можно было двигаться дальше. Ночью по бездорожью Иосиф повел своих родных к Ашкелону, который греки называли Аскалоном.
Родной город Ирода, лежащий на берегу Великого моря*, был окружен особой заботой царя. Ирод приказал построить в городе многочисленные сооружения, среди которых были великолепные термы и огромный стадион, окруженный целым лесом скульптур. Он также пожелал достроить и сделать еще более красивым храм покровительницы города, богини Афродиты, почитаемой греками и сирийцами. Для себя он построил дворец, в котором останавливался по крайней мере раз в год, как правило, в дни празднования в честь Афродиты. Тогда ей приносились богатые дары от его имени.
