Мартин Нексе - Дитте - дитя человеческое
Ларс Петер вернулся домой, он ходил куда-то пешком. Повесив палку на кухонную дверь, он начал стаскивать с себя сапоги.
— Ну, как твой глаз? — спросил он Дитте.
— Теперь гораздо лучше. А что сказал учитель?
— Да что ж ему было сказать? Он считает, что ты правильно поступила, защищая брата, но ему не хочется вмешиваться в эту историю. И немудрено.
— Как так? Он же знает, как все вышло, и он такой справедливый.
— Ну да, само собой… Но, видишь ли, когда дело касается сына такого зажиточного хуторянина, то… Учитель — человек хороший, но и ему ведь есть-пить надо. Он боится ссориться с хуторянами. Они ведь все друг за друга горой стоят. Словом, он не советовал мне поднимать дело, — тем более, что мы все равно уезжаем. Он думает, что из этого ничего, кроме новых обид и травли, для нас не выйдет. И это верно! Они могут сорвать нам продажу с торгов, — сговорятся ничего не надбавлять… даже просто не придут на аукцион.
— Значит, ты не ходил с жалобой к сельскому фогту?
— Ходил. Но и он полагает, что из этого дела ничего хорошего не выйдет. Учитель сказал мне еще, что я могу оставить вас дома и не посылать в школу, пока мы не уедем отсюда. Ответственность он возьмет на себя. Все-таки он человек хороший, хоть и побаивается за свою шкуру.
Дитте была недовольна. Ей бы хотелось, чтобы задали хорошую трепку этому большому мальчишке, чтоб ему как следует досталось за то, что он сначала напал на Кристиана, а потом своим деревянным башмаком подбил ей глаз. Ее детский ум уже решил, что на этот раз они получат удовлетворение — ведь для начальства все люди одинаковы.
— А если б я была дочкой хуторянина, а тот мальчишка был из Сорочьего Гнезда — тогда что? — хриплым от волнения голосом спросила она.
— Ну, тогда фогт задал бы ему здоровую порку — самое малое, — ответил отец. — Так уж заведено на белом свете. Нам, людям маленьким, надо с этим мириться. И еще радоваться, если нас не оштрафуют за то, что нас же надули!
— А ты, если встретишь этого мальчишку, не вздуешь его? — спросила Дитте немного погодя.
— Я бы скорее вздул его отца, — но самое лучшее, конечно, не делать этого. Мы — люди маленькие.
В кухню вошел Кристиан.
— Вот я вырасту большой, прокрадусь ночью и подожгу их двор! — сказал он, в глазах его вспыхивали огоньки.
— Что ты болтаешь, мальчуган! Ты хочешь всех нас под тюрьму подвести? — испуганно воскликнул Ларc Петер.
— А не мешало бы их проучить, — отозвалась Дитте, гремя посудой. Она была очень недовольна тем, как обернулось дело.
— Когда же ты поедешь в город просить разрешения на аукцион? — сухо спросила она затем отца.
— Это уж наш фогт устроит, сам вызвался. Он всегда такой обходительный! — с живостью откликнулся Ларc Петер. Он был очень признателен сельскому фогту, так как не любил сам иметь дело с начальством повыше.
— Еще бы! Он рад-радешенек, что мы уберемся отсюда, — продолжала Дитте, все так же непримиримо, — Все они такие. В школе ребята водят хороводы и поют про «сороку-воровку». Она со своим отродьем перетаскала у крестьянина всех цыплят, и он взял длинную палку да и сбил ее гнездо! Думаешь, я не знаю, в кого они метят?
Ларс Петер промолчал и взялся за работу. Он тоже расстроился.
Но вечером, когда они, сидя при лампе, обсуждали планы будущего, все дурное и неприятное было опять забыто. Ларc Петер, выбирая себе место для жилья, надумал перебраться в один рыбацкий поселок, где в былые годы часто закупал сельдь для продажи. В поселке его любили и часто приглашали поселиться у них.
— Там живет один очень дельный человек, трактирщик, всем там ворочает. На него взглянешь — пожалуй, отвернешься, такой урод, но добрая душа. Он обещал мне отвести нам две комнатки, пока мы не построим себе домик, а также помочь мне устроиться в артель лодочников. То, что останется у нас лишнего от распродажи здесь, и пойдет на постройку там.
— Это тот самый карл, о котором ты нам раньше рассказывал? — спросила заинтересованная Дитте.
— Да, он этак наполовину карл, наполовину великан, — помесь карла с великаном, так сказать. Спереди горб и сзади горб, а лицо с коровью морду. Но он же в этом не виноват, сам по себе он человек совсем не плохой. Всем помогает.
Дитте содрогнулась:
— Да это настоящий тролль!
Ларсу Петеру хотелось стать рыбаком. Ему не раз приходилось иметь дело с рыбаками, но сам он никогда не рыбачил, и у него руки зудели — испробовать этот промысел. Дитте не возражала. Значит, опять она попадет на берег моря, о котором осталось у нее смутное воспоминание со времен ее жизни с бабушкой. Там можно будет окончательно забыть здешние неприятности, а пожалуй, и прозвище живодеров и злую судьбу — все.
Оставалось только решить, что именно надо забрать с собою. Но когда дошло до дела, как тяжело оказалось расстаться с той или иной вещью. И когда они вдвоем составили на грифельной доске Кристиана список того, что пойдет с молотка, то список вышел не велик. Чуть ли не все хотелось им забрать с собою!
— Надо будет еще разок пересмотреть все и вычеркивать, не жалея, — сказал Ларc Петер. — Невозможно перетащить с собою в поселок весь дом и всю скотину. Деньги-то ведь и там понадобятся, да еще как! И не малые деньги!
Они стали вновь перебирать все — одно за другим. Насчет Большого Кляуса спора не было. Грех оставить его на старости лет у чужих людей. Неужели нельзя будет прокормиться с ним и там, в дюнах? Да и неплохо иметь собственную лошадь. Это как-то внушает людям больше почтения. И подработать, пожалуй, можно будет кое-что, имея лошадь и телегу.
Ларс Петер только тешил себя такими мечтами, в глубине же души его томила забота — как быть там, как устроиться с лошадью? Но никому и думать не хотелось, чтобы добровольно расстаться с Большим Кляусом.
Зато из-за коровы вышел целый спор. Ларсу Петеру хотелось и ее взять с собой.
— Она так долго служила нам верой и правдой. Малыши обязаны ей и пищей и здоровьем своим. И как приятно иметь в доме чашку молока!
Но Дитте оказалась более благоразумной: уж если брать корову, то надо взять и пастбище для нее.
Ларс Петер рассмеялся.
— Да, не плохо бы увезти с собою не телеге кусочек луга! Да еще клочок торфяного болота! Там, кроме песков, ничего ведь нет.
И он отказался от коровы.
— Но поросенка мы захватим с собой… и кур!..
Дитте была согласна, что двух-трех кур держать не худо и поросенка можно прокормить рыбными отбросами.
Накануне аукциона они провозились весь день, отбирая и составляя связки разного старья, надписывая на связках мелом номера. Дети тоже помогали, от усердия не успевая даже утирать себе носы.
— Да ведь у тебя в связках самые неподходящие вещи, — сказала Дитте отцу.
— Что за беда? — отозвался он. — Человек увидит в связке сапог и начнет надбавлять и купит всю связку. Потом увидит другой сапог в другой связке, купит и эту. Так бывает на всех аукционах. Люди покупают всегда больше, чем предполагали, и большей частью ненужное.
Дитте засмеялась.
— Это ты по опыту знаешь?
В самом деле, отец сам был большой охотник ходить по аукционам и приносить оттуда домой разный ненужный хлам. Приманкой служила покупка в кредит.
Беда все-таки, сколько всякого хлама накопилось в Сорочьем Гнезде за эти годы — и на чердаке и в пристройке! Вот, кстати, и пришлось разобрать этот хлам. Но трудно было сохранить в порядке все отобранные для продажи мелочи. У ребятишек глаза разгорались, им все было нужно, и они растаскивали разную мелочь — прямо как крысы!
Наступил день аукциона — тихий, серый и сырой октябрьский день. Ландшафт, на фоне которого виднелись разбросанные повсюду домики и деревья, словно отдыхал, купаясь в этом теплом влажном тумане.
В Сорочьем Гнезде поднялись спозаранку. Ларсу Петеру и Дитте предстояло еще много побегать взад и вперед между жилым домом и службами. Наконец все было в порядке, и они сами принарядились и одели детей. В напряженном ожидании ребятишки ходили с мокрыми прилизанными вихрами и с раскрасневшимися от мытья мочалкой и зеленым мылом лицами. Дитте не церемонилась, до боли терла им уши, а мыло разъедало глаза. Без рева не обошлось. Но теперь неприятная процедура осталась позади и не повторится раньше, чем через неделю, у детей слезы сохнут быстро, и рожицы их так и сияли навстречу новому дню.
Малыш Поуль был готов последним. Дитте едва удерживала его на стуле, пока одевала, — так ему не терпелось удрать.
— Ну, что же ты скажешь теперь сестрице? — спросила она, когда принарядила его окончательно в потянулась к нему за поцелуем.
— Спасибо, — сказал мальчуган с самым плутовским видом. Он был в отличнейшем настроении. Кристиан и Эльза весело засмеялись.
