Василий Великанов - Повесть об укротителе
Петухова закутали в теплый спальный мешок, как в детский «конверт», и, положив его рядом с другими ранеными в сани-розвальни, повезли по узкой заснеженной дороге. В это время были большие снежные заносы и машины не проходили до медсанбата. На санях, на свежем морозном воздухе, Петухова быстро укачало, опьянило, и он заснул глубоким сном. Потом их где-то перегрузили в крытую брезентом машину, и та покатилась по мягкой широкой дороге, расчищенной грейдером.
Полевой армейский госпиталь размещался в сельской школе и был похож на настоящую больницу — с палатами и койками.
Хирург, невысокий и толстенький, осмотрел Петухова и раздражению проговорил:
— Опять прислали ампутационного… Медсанбаты их спихивают нам, чтоб самим не возиться…
— Им некогда, Сергей Петрович, — сказала старшая медсестра Анна Ивановна, — видите, как наступают наши.
— А нам есть когда? Всякая просрочка в таких случаях чревата осложнениями…
— А нельзя ли, доктор, так лечить, чтоб не отнимать ногу? — робко промолвил Петухов. — Я все перенесу…
— Можно, но вряд ли толк будет. Как бы гангрена… Врач не договорил, но Петухов понял его.
— Пускай, доктор, что угодно будет, только не надо резать. Как же я тогда без ноги буду?..
— А вы чем занимались до войны?
— Был цирковым артистом, доктор, дрессировщиком зверей.
— Да, случай тяжелый, — проговорил уже мягче хирург. — Ну что ж, товарищ сержант, ладно, пока подождем, а там посмотрим. Нам важно прежде всего сохранить вашу жизнь…
Боясь, что врачи могут сделать ему ампутацию, когда он уснет («Дадут чего-нибудь сонного понюхать и отрежут ногу»), Петухов не стал спать. Глаза у него потускнели и ввалились, а обросшее щетиной лицо потемнело.
— Чего вы, Петухов, не спите? — спросила его старшая медсестра.
— Не спится что-то, Анна Ивановна. — Я вам сонных порошков, дам.
— Ну что ж, давайте.
Порошки Петухов взял, спрятал под матрац и принимать не стал. Через несколько дней неравной борьбы со сном Петухов глубоко и надолго заснул.
СПОСОБНЫЙ УЧЕНИК
Ладильщиков подобрал себе в зверинце еще одного медвежонка и двух львиц. Теперь у него стало три львицы, один лев и четыре медведя, но для полного звериного ансамбля не хватало других животных. «Поработаю пока с этими, — думал Ладильщиков, — а потом возьму еще тигра и бегемота…»
Как-то после очередной репетиции, на которой присутствовал Дубняк, Николай Павлович пригласил его к себе на чашку чая. Ладильщикову хотелось поближе познакомиться с этим скромным пареньком, который день ото дня все больше ему нравился.
Сидя за столом и неторопливо попивая чай, Николай Павлович начал разговор:
— В вашей группе, Иван Федорович, звери способные, но все, что вы сейчас показываете зрителям, лишь отдельные разрозненные трюки. Я вижу у вас большую любовь к делу, и надо бы подумать о подготовке целого аттракциона,
— Я уже думал, Николай Павлович, но не знаю, как… Да и разрешит ли главк?
— Давайте вместе подумаем, как это лучше сделать, — сказал Ладильщиков,
Тронутый вниманием знаменитого дрессировщика. Дубняк отставил недопитый стакан и продолжал:
— Еще в детстве у меня появилась думка стать укротителем. Дрессировал я тогда свою собаку, кошку, петуха, кур и даже пытался «учить» корову, но ничего из этого не вышло. Мама сначала журила меня, а потом рукой махнула: «Чего с ним поделаешь!.. И в кого он только такой чудной уродился?!» Подрос я и, окончив семилетку, поступил на работу в зверинец уборщиком-скребником. Стал читать разные книжки о животных и присматриваться к работе цирковых дрессировщиков, которые приезжали в наш город на гастроли. Ну, потом меня в зверинце начальником сделали, завхозом, вот я и начал помаленьку дрессировать Потапа и львиц. Они ко мне здорово привыкли, а Потап, как человек, все понимает. Потом, как стал показывать свои номера и как увидел глаза зрителей, любопытные, с огоньком, так и захотелось мне еще больше чего-нибудь для них сотворить и придумать. Больше всего мне нравится ваш русский стиль, Николай Павлович… Только я хочу работать со зверями без бича и палок.
— Нет, Иван Федорович, — возразил Ладильщиков, — без некоторого устрашения и личной страховки работать со зверями опасно. Они должны чувствовать не только то, что вы их кормилец, но и то, что вы сильнее их. И охрану вам надо усилить: другого пса приобрести. Вам надо хорошенько изучить методику дрессировки, а с главком я сам свяжусь. Думаю, что разрешат.
В тот же день Ладильщиков написал большое письмо в главное управление цирков и вскоре получил телеграфный ответ.
— Ну, Иван Федорович, радуйтесь, — сказал Ладильщиков, протягивая ему телеграмму.
Не веря своим глазам, Дубняк прочел: «Подготовку дрессировщика Дубняка разрешаем вашу личную ответственность тчк средства выделяем тчк».
— Надо завтра же приступать к работе, — сказал Ладильщиков.
— Спасибо, Николай Павлович, Я готов, Я постараюсь, — взволнованна проговорил Дубняк.
Он никак не ожидал, что все так просто и быстро разрешится. «Ведь война еще не кончена, и до меня ли сейчас начальству, — думал он, — значит, дело идет к победе…»
Вместе с Дубняком Ладильщиков написал сценарий будущего аттракциона, в который включили новые номера и ранее подготовленные трюки. В зверинце взяли двух медвежат-пестунов и начали работу. — Прежде всего, — сказал Ладильщиков, — вам, Иван Федорович, нельзя работать только с носовым платком, как это вы делали до сих пор. Рискованно. Звери не домашние животные, и в любой момент с ними возможны опасные столкновения. В клетке надо быть во всеоружии.
В правую руку Дубняк взял бич, а на пол в клетке положили железный трезубец и несколько палок. Около клетки поставили пожарника с брандспойтом в руках. Но с платочком Дубняк все-таки не расстался: он держал его в левой руке. Ведь Потап и львицы-сестрицы уже привыкли к платочку.
С Потапом и львицами дело пошло довольно успешно: они уже были приучены к повиновению и знали кое-какие трюки. Львицы прыгали через барьер и в обруч, ходили по брусу, ложились в «постель» и катались на большом шаре. Потапа нарядили «матрешкой», в платочек и цветной сарафан, и он, огромный, неуклюжий, смешно танцевал с хозяином вальс и кадриль. Начали готовить с ним и борьбу, но Потап не понимал никаких приемов и, грубо наседая на хозяина, прижимал его к земле.
— Николай Павлович, давайте я покажу с Потапом новый интересный номер, — предложил Дубняк.
— Какой?
— Вот посмотрите.
Дубняк обмазал голову медом и подошел к медведю» Потап встал на дыбы и, обняв хозяина лапищами, стал облизывать его голову, забирая ее постепенно в свою большую пасть.
— Ну, как? — спросил Дубняк, вытирая платочком ослюненную голову и широко улыбаясь. Мокрые волосы у него слиплись, блестели.
— Плохо, Иван Федорович, очень плохо, — сказал Ладильщиков.
— Почему? — удивился Дубняк, Он был уверен, что этот необыкновенный трюк понравится Ладильщикову.
— Не эстетично, товарищ будущий артист, некрасиво, даже отталкивающе. Да и нет никакой гарантии, что медведь не жамкнет вам голову…
— Потап меня не тронет, — уверял Дубняк.
— Не ручайтесь за зверя, Иван Федорович.
— Мне хочется, Николай Павлович, показать зрителям что-нибудь новое, свое…
— Я понимаю ваше желание, — сказал Ладильщиков, — вот медвежата-акробаты и будут у вас новым интересным номером. Да и Потап" — колоритная фигура, и львицы-сестрицы хороши.
Два пестуна, Катька и Степка, должны были подняться по наклонной лестнице на высокую тумбу и там, на площадке, сделать стойки: сначала на задних ногах, потом — на передних. Но медвежата робели — наверно, боялись высоты. С приманкой, за кусочек сахару, и с легкой «тушировкой» палочкой медвежата взбирались по лестнице наверх, но как только оказывались на площадке, испуганно посматривали вниз, приседали и торопливо спускались обратно, судорожно цепляясь за перекладины лестницы. Пришлось приучать их к стойке сначала на земле, потом на низенькой тумбе, а затем тумбы ставили все выше и выше. Но на самой высокой тумбе медвежата все-таки боялись делать акробатические упражнения и держались скованно, робко.
— Я попробую пустить своего Сеньку, — сказал Николай Павлович, — он у меня привык.
Сенька быстро поднялся на высокую тумбу и смело сделал на ней стойку.
— Молодец! — крикнул Дубняк и угостил Сеньку сахаром.
Вслед за Сенькой на высокую тумбу поднялись Катька и Степка и по команде «оф!» поднялись на лапах.
— Браво! — крикнул Ладильщиков, — браво! Между двух пестунов, посредине площадки, стоял в пестром клоунском костюме Сенька, похожий на смешного толстенького человечка.
— Это будет очень интересный трюк, — проговорил Николай Павлович.
