Роберт Вальзер - Помощник. Якоб фон Гунтен. Миниатюры
Человек, закосневший в романтических фантазиях, нашел бы, что все это напоминало отъезд королевы в изгнание. Йозеф у него был бы королевским вассалом, из числа верноподданных, что знакомы нам, людям современным, из старинных повествований, и рыдал бы теперь в три ручья, тогда как Паулина превратилась бы в камеристку из тех, что во время оно, как пишут в старых книгах, прислуживали благородным красавицам королевам, и исторгла бы горестный вопль. Собака, наверно, стала бы у него драконом, ребятишки — королевскими чадами, а г-н Тоблер — богатырем, витязем, без которых в эпоху замков, крепостей, городских стен и слез верности, бывало, не обходились ни одни скорбные проводы в вечную ссылку. Но довольно! Тут все было совершенно иначе.
Тут дело шло не о вечном изгнании на бесприютный скалистый остров, а всего-навсего об однодневной поездке по железной дороге и о не вполне приятном деловом визите. И королевы тут в помине не было, ну разве что кто-нибудь вообразит г-жу Тоблер удрученной владычицей виллы «Под вечерней звездой», хотя это едва ли так уж оригинально и удивительно. И вовсе не мрачный герой, а модно одетый и современный г-н инженер Тоблер немного проводил даму, да и не утешал он ее, а просто дал несколько разумных советов. О тоскующем слуге и вассале тоже речи не было, равно как и о еще более растерянной камеристке. Здесь были Йозеф и Паулина, а больше никого, кроме детей, причем дети были не королевские и не княжеские, а обычные бюргерские, какие есть в любом приличном доме. И Лео не был драконом. Он, чего доброго, и укусить мог за такие средневековые домыслы. Словом, эта сцена полностью принадлежала двадцатому веку.
— Ну, теперь скоро выяснится, что нас ждет, — сказал г-н Тоблер, вернувшись в контору. Сам-то он будет биться до победы, иначе и быть не может. Любая другая мысль ему просто смешна. Он от своих планов не отступится, тем более теперь.
И Тоблер занялся глубинным буром. Коммерческий отдел написал письмо специалисту по подземным сооружениям инженеру Йоэлю, который как будто бы «необычайно» заинтересовался этим агрегатом. Дети устроили тут же, в конторе, шумную возню, и Тоблер выгнал их за дверь. А потом и сам отправился в деревню, по поводу автомата.
Немного погодя ушел из конторы и помощник — на почту. По дороге туда два поденщика изругали его на чем свет стоит. Метили они, конечно, в его патрона, но по трусости связываться с самим инженером боялись. Дальнейший путь Йозеф проделал без приключений, а на широкой деревенской улице ему повстречался тот, кто, как он думал, обретается на постоялом дворе «Красный дом», — Вирзих.
— Вы опять здесь?
Они пожали друг другу руки. Вид у Вирзиха был вполне довольный, будто он вот только что получил радостное известие. Он сообщил, что его взяли на работу, а именно в колониальную торговлю «Бахман и К°». По совету Йозефа, он заготовил письма-прошения и, набив ими карманы, двинулся в путь, из одной фирмы в другую, и действительно, почти везде он встретил добрый прием; правда, работы для него нигде не было, до тех пор пока он не зашел к «Бахману и К°», там-то все и завершилось к его полнейшему удовольствию. И теперь после долгого перерыва он наконец-то вновь может почувствовать себя человеком. Во всяком случае, может сказать: «Здравствуй, дружище, видишь — у меня все хорошо».
— Не худо бы зайти вместе в ближайший трактир и выпить по рюмочке, а? — предложил Вирзих.
— Конечно. С радостью. Но послушайте, Вирзих, а вам это не повредит? — спросил Йозеф.
— Да что вы, ясное дело, нет, — заверил тот.
И они направили свои стопы в находившийся неподалеку ресторан «Централь», где заказали по кружке пива.
— А то, может, лучше и не надо. Жаль было бы вашего нового положения, — счел необходимым добавить Йозеф.
Вирзих смеясь махнул рукой. У него-де и в мыслях нет вновь начинать этак безоглядно пьянствовать, как раньше. Теперь, сдается ему, он себя от этого раз навсегда отучил, не совсем ведь пропащий… Как дела у Тоблеров?
— Неважно, — ответил помощник и коротко рассказал об упадке семейства. Только пусть Вирзих остерегается распускать язык, это деловые секреты, а они никого не касаются.
— Выходит, — сказал Вирзих, — я все же умудрился напророчить этому зазнайке Тоблеру, что в один прекрасный день он вылетит из своей чванливой усадьбы. Вещие слова я сказал в ту ночь. Отольются ему чужие слезы. И поделом! Мы-то что, не люди? Разве мы, служащие, родились на свет бесчувственными чурбанами? Однажды вечером нас попросту вышвыривают за дверь, выбрасывают из жизни, да еще свято верят, будто поступили справедливо и мягко. Пардон, Марти, вы мой преемник и вследствие моего падения, как вы сказали, живете припеваючи. Конечно, не ваша вина, что вы перебежали мне дорогу… Ой, что я говорю! Ведь именно благодаря вам я нашел новое место. Простите великодушно! Я просто имею в виду, не хочешь да разозлишься, когда так долго видишь себя в тисках жесточайшего унижения. А из-за чего? Из-за какой-то ошибки! Черт побери, я таки выпью еще пивка. Эй, хозяин, или лучше вы, хозяюшка, нацедите-ка мне новую кружечку! А вы, Марти, тоже ведь не откажетесь?
— Я только прошу вас, — сказал Йозеф, — прекратить нападки на патрона. И извольте говорить потише. Мой нынешний принципал отнюдь не зазнайка. Надеюсь, вы возьмете обратно это опрометчивое и, готов поверить, вырвавшееся в сердцах слово! Прошу вас, или между нами все кончено. Я не затем доверительно рассказал вам о положении Тоблера, чтобы выслушивать оскорбления по адресу этого человека… А что до всего остального — ваше здоровье! Рад, что у вас все хорошо.
— Я ж и говорю, со злости, — извинился Вирзих.
— Недоразумение исчерпано, — подытожил Йозеф.
Оба выпили по третьей кружке, потом по четвертой. Этим дело бы и кончилось, если б дверь не открылась и в ресторан не вошел сам г-н Тоблер. Он весьма выразительно смерил пламенным взглядом обоих собутыльников.
При появлении хозяина Йозеф тотчас снял шляпу, которую до той поры в развязности своей снять не удосужился. Этого потребовала учтивость, равно как и тоблеровский взгляд. А вскоре помощник поднялся, потому что разговор с Вирзихом так и так заглох, громко попросил счет и двинулся к выходу. Однако инженер, взмахнув рукой, подозвал его к себе.
— Что ему тут надо, этому непутевому Вирзиху? — спросил Тоблер.
— О-о, Вирзих нашел работу, — ответил Йозеф. — Здесь, неподалеку, у «Бахмана и К°». С сегодняшнего дня. Он так рад.
— Да? И до сих пор не прочь выпить? Как же, очень долго он проработает на новом месте! Ну ладно. Вы были на почте?
— Нет, сейчас пойду. Надеюсь, вы извините. Задержался с Вирзихом. Я прямо сейчас и пойду, а если желаете, принесу корреспонденцию сюда…
Тоблер отрицательно покачал головой, и помощник удалился.
Вирзих тоже встал, расплатился, сделал несколько неуверенных шагов, не зная, то ли ему здороваться с прежним хозяином, то ли нет, но в конце концов все же поклонился, низко и смиренно, а в довершение всего налетел на стол и чуть не упал. В ответ на его почтительный поклон Тоблер даже не пошевелился: он «не желал иметь с этим человеком ничего общего». У порога Вирзих опять споткнулся. Уж не дурное ли это предзнаменование?
Г-жа Тоблер вернулась домой ночным скорым. Г-н Тоблер, Паулина и Йозеф ждали ее на станции. Громыхая и пыхтя, поезд остановился. Множество людей кинулись к длинному, черному, внушительному гиганту. Хозяйка вышла из вагона. Йозеф с Паулиной подбежали принять корзины и свертки. Мамаша Тоблер нагрузила невестку разными разностями; все так и предполагали, потому и пошли на станцию втроем. В обеих корзинах были яблоки и орехи, а в свертках — какие-то вещи для самой хозяйки и для детей.
По лицу прибывшей можно было прочесть, что дело сошло не хорошо и не плохо. Вид у нее был усталый и спокойный. И она как будто бы легонько, едва заметно, усмехалась. В целом она, кажется, снабдила мужа, который с любопытством расспрашивал ее, достаточными и удовлетворительными сведениями, так как Тоблеру загорелось еще разок наведаться в «Парусник». Жена сказала, что отлично видит, куда ему не терпится улизнуть, каковыми словами и дала надлежащее позволение. Он только еще крикнул вслед уходящим, что самое большее через час будет «Под вечерней звездой», и скрылся в своем излюбленном заведении.
Остальные пошли домой. Помощник с удовольствием нес корзины, хоть они и были тяжелыми. По крайней мере для разнообразия опять кой-какая «физическая» нагрузка. Он бодро шагал следом за женщинами — за прислугой и хозяйкой, не думая ни о чем. Да, эта бодрость явно от корзин. «Я прирожденный мальчик на побегушках» подумалось ему.
Дома на них градом посыпались вопросы, рожденные детской любознательностью. И началась осада корзин с фруктами и свертков. Что говорила про них бабушка? — наперебой допытывались трое детишек. Но не четвертый. Сильви по-прежнему была сонной и безразличной. И подарки тоже оставили девочку равнодушной. «Меня это не трогает» — было написано на ее лице. Тем сильнее трогало это остальную троицу. Вскоре, однако, всех вкупе с их требованиями, вопросами и любопытством отослали спать.
