Исаак Зингер - Враги. История любви
"Тамара, все эти разговоры бесполезны. Я не могу жить без Маши, а чтобы убить себя, у меня не хватает смелости".
"Тебе не надо убивать себя. Мы вырастим ребенка. Рабби что-нибудь придумает, и я тоже не совсем беспомощная. Пока я жива, я буду ребенку второй матерью. У тебя, наверное, нет денег?"
"И одного пенни я у тебя больше не возьму".
"Не убегай. Уж коли она ждала так долго, то десять минут ничего не изменят. Что вы задумали?"
"Мы еще не решили. Рабби предложил ей работу в Майами или в Калифорнии. Я тоже найду работу. Я пришлю тебе деньги на ребенка".
"Не об этом речь. Я могу переехать к Ядвиге, но это слишком далеко от магазина. Может быть, я перевезу ее ко мне. Дядя и тетя пишут из Израиля такие восторженные письма, что я сомневаюсь, что они вернутся. Они уже посетили все святые гробницы. Если мать Рахиль все еще имеет влияние на Всемогущего, она замолвит за них словечко. Где живет твоя Маша?"
"Я уже тебе сказал — в Бронксе. Ее только что ограбили. Все забрали".
"Нью-Йорк кишит ворами, но о магазине мне беспокоиться нечего. Когда я запирала магазин несколько дней назад, мой сосед, тот, у которого торговля нитками, спросил меня, не боюсь ли я воров, а я сказала, что опасаюсь только одного — что какой-нибудь пишущий на идиш автор вломится сюда ночью и утащит пару книг".
"Тамара, я должен идти. Дай я тебя поцелую. Тамара, со мной покончено".
Герман взял чемодан и выбежал из магазина. В это время дня метро было почти пусто. Он вышел на своей станции и пошел к той маленькой боковой улочке, где жила Маша. У него все еще был ключ от ее квартиры. Он открыл дверь и увидел Машу, стоящую посреди комнаты. Казалось, она успокоилась. Все шкафы были открыты, ящики из комода вынуты. Квартира выглядела как во время переезда, когда личные вещи уже упакованы и только мебель ждет погрузки. Герман заметил, что воры вывинтили даже лампочки.
Маша закрыла за Германом дверь, чтобы вслед за ним не зашли соседи. Она прошла в комнату Германа и села на кровать. Подушки и покрывало своровали тоже. Она закурила сигарету.
"Что ты сказала своей маме?", — спросил Герман.
"Правду".
"Что она сказала?"
"Все те же старые фазы: мне опять будет плохо. Ты бросишь меня и так далее и тому подобное. Если ты меня бросишь, значит, ты меня бросишь. Для меня важно только настоящее. Это ограбление не случайно. Это предупреждение. Мы не должны здесь больше оставаться. В Библии сказано: "Обнаженным вышел я из тела моей матери, обнаженным я вернусь туда".Почему "туда"? Мы не возвращаемся в тело нашей матери.
"Земля — это мать".
"Да. Но прежде чем мы вернемся в нее, давай попробуем жить. Нам нужно сейчас же решить, куда мы собираемся — в Калифорнию или во Флориду. Мы можем поехать поездом или автобусом. Автобус дешевле, но до Калифорнии неделя пути, и мы приедем туда скорее мертвыми, чем живыми. Я думаю, нам надо ехать в Майами. Я сразу начну работать в санатории. Сейчас не сезон, и цены вдвое ниже, чем обычно. Правда, там сейчас жарко, но, как говорит моя мать, "в аду будет пожарче".
"Когда уходит автобус?"
"Я позвоню и узнаю. Телефон они не своровали. Старый чемодан они тоже не тронули, а нам больше ничего и не нужно. Точно также мы передвигались по Европе. У меня не было даже чемодана, только узел. Не делай такого жалобного лица! Ты наверняка найдешь работу во Флориде. Если ты не хочешь писать для рабби, то можешь быть учителем. Старичкам нужен человек, который помогал бы им изучать Пятикнижие или какие-нибудь комментарии. Я уверена, что ты будешь зарабатывать не меньше сорока долларов в неделю, и с той сотней, которую получаю я, мы сможем жить как короли".
"Хорошо, тогда все решено".
"Я бы все равно не стала брать с собой весь этот хлам. Наверное, то, что нас ограбили — это замаскированное благословение небес".
Машины глаза смеялись. Солнечный свет падал на ее голову, и ее волосы горели огнем. Дерево на улице, всю зиму укрытое снежным одеялом, снова стояло, украшенное сверкающей листвой. Герман рассматривал его с удивлением. Каждую зиму он был убежден в тем, что дерево, стоявшее на помойке, посреди груд мусора и консервных банок, теперь окончательно засохнет и умрет. Ветер обламывал ему ветви. Бродячие собаки мочились на ствол, который стал тонким и узловатым. Дети, жившие в округе, вырезали на его коре инициалы, сердечки или даже непристойности. Но когда приходило лето, дерево покрывалось обильной листвой. Птицы щебетали в густой кроне. Дерево снова выполняло свое предназначение, не особенно заботясь о том, что пила, топор или просто незагашенный окурок, который Маша по привычке выбрасывала в окно, могут положить конец его жизни.
"А в Мексике у рабби случайно нет санатория?", — спросил Машу Герман.
"Почему в Мексике? Подожди, я сейчас приду. Прежде чем уйти, я отдала кое-какие вещи в чистку, и кое-какое твое белье еще у китайцев. И в банке у меня лежит еще несколько долларов я хочу забрать их. На все-про все уйдет примерно полчаса".
Маша ушла. Герман слышал, как она заперла дверь. Он принялся просматривать свои книги и вытащил словарь, который понадобится ему, если он и дальше будет работать для рабби. В одном из ящиков он нашел разные записные книжки и даже авторучку, которую не заметили воры. Герман открыл свой чемодан, запихнул туда книги так, что больше ничего уже не могло влезть. Ему хотелось позвонить Ядвиге, но он знал, что это бесполезно. Он растянулся на пустой кровати. Он заснул, и ему снился сон. Когда он проснулся, Маши еще не было. Солнце ушло, и в комнате стемнело. Вдруг Герман услышал: шум за дверью, шаги и крики. Казалось, там тащат что-то тяжелое. Он встал и открыл входную дверь. Мужчина и женщина наполовину несли, наполовину вели Шифру Пуа. Ее лицо изменилось и казалось больным. Мужчина крикнул ему: "Ей стало плохо у меня в такси. Вы сын?"
"Где Маша?", — спросила женщина. Герман узнал ее, это была соседка.
"Ее нет дома".
"Вызовите врача!"
Герман пробежал несколько ступенек, что отделяли его от Шифры Пуа. Когда он попытался подхватить ее под руки, она поглядела до него со строгим выражением лица.
"Мне вызвать врача?", — спросил он.
Шифра Пуа покачала головой. Герман затащил ее в квартиру. Шофер такси отдал Герману сумочку и дорожную сумку Шифры Пуа. Поначалу он не заметил их. Герман заплатил шоферу из своих денег. Они ввели Шифру Пуа в сумрачную спальню. Герман нажал на выключатель, но воры вывернули лампочки и здесь. Шофер такси спросил, почему никто не зажигает свет, и женщина ушла, чтобы принести лампочку из своей квартиры. Шифра Пуа начала причитать: "Почему здесь так темно? Где Маша? О, горе моей жалкой жизни!"
Герман обхватил Шифру Пуа за руку и за плечо. В это время вернулась женщина и ввернула лампочку. Шифра Пуа посмотрела на свою кровать. "Где белье?", — спросила она почти нормальным голосом.
"Я принесу вам подушку и простыню", — сказала соседка. "Пока что ложитесь так".
Герман подвел Шифру Пуа к кровати. Он чувствовал, как она дрожит. Она прижалась к нему, когда он приподнял ее и посадил на матрас. Шифра Пуа застонала, и лицо ее сморщилось. Женщина вошла, неся подушку и простыню. "Мы должны сейчас же вызвать скорую помощь".
Снова на лестнице послышались шаги, и в квартиру вошла Маша. В одной руке она несла платья на плечиках, в другой узел белья. Прежде чем она вошла в комнату, Герман сказал через открытую дверь: "Твоя мать здесь!"
Маша остановилась. "Она сбежала оттуда, да?"
"Она больна".
Маша отдала Герману платья и узел, и он положил все на кухонный стол. Он слышал, как Маша яростно ругалась на свою мать. Он знал, что должен вызвать врача, но не знал ни одного, которому мог бы позвонить. Соседка вышла из комнаты и недоуменно всплеснула руками. Герман пошел в свою комнату. Он слышал, как женщина спорит с кем-то по телефону.
"Полицейского? Где я сейчас найду полицейского? Женщина может умереть!"
"Врача! Врача! Она умирает!", — закричала Маша. "Она сама себя убила, скотина, из чистого упрямства!"
И Маша испустила вопль, подобный тому, который Герман слышал несколькими часами раньше, когда она сказала ему по телефону об ограблении. Сам звук ее голоса изменился, стал другим — необузданным, как у кошки. Ее лицо исказилось, она рвала на себе волосы. Она бросилась к Герману, так, как будто хотела напасть на него. Соседка смущенно прижала телефонную трубку к груди.
Маша кричала: "Вот вы как хотели! Враги! Мерзкие враги!"
Она хватала ртом воздух и сгибалась, как будто собиралась упасть. Соседка уронила трубку и схватила Машу за плечи. Она потрясла ее, как трясут кричащего ребенка, чтобы он снова смог набрать в грудь воздуха.
"Убийцы!"
Глава десятая
1
Пришел врач, тот самый, который приходил к Маше, когда она думала, что беременна, и сделал Шифре Пуа укол. Потом приехала скорая помощь, и Маша поехала вместе с Шифрой Пуа в больницу. Через несколько минута в дверь постучал полицейский. Герман рассказал ему, что Шифру Пуа увезли в больницу, но он ответил, что пришел в связи с ограблением. Полицейский спросил фамилию Германа и его адрес и какое отношение имеет он к проживающей здесь семье. Герман что-то промямлил и побледнел. Полицейский подозрительно поглядел на него и спросил, когда он приехал в Америку и есть ли у неге американской гражданство. Он записал что-то в блокнот и ушел. Соседка снова забрала свою подушку и простыню. Герман ждал Машиного звонка из больницы, но прошло два часа, а телефон молчал.
