Томас Хьюз - Школьные годы Тома Брауна

Со стола убрали, скатерть постелили на место, и все трое принялись за работу над утренним вулгусом с помощью «Градуса» и словаря.

Трое ребят являли собой примеры трёх разных способов выполнения таких заданий, которые были в ходу в Рагби во время оно. Нет сомнения, что с тех пор методы мало изменились, потому что всё новое — это хорошо забытое старое, особенно в школах.

В тот вечер Том следовал традиционному методу. Он вытащил две большие тетради с вулгусами и начал рыться в них, выхватывая отсюда — строчку, оттуда — предложение, которые, по его мнению, могли сгодиться. Затем он стал лепить эти кусочки вместе с помощью «Градуса» и словаря, в результате чего получилось восемь довольно корявых элегических строчек, что соответствовало обязательному минимуму для его класса, и ещё прибавил две высоконравственные строки, которые полностью передрал из одной книжки. Начинались они с восклицания “O genus humanum[129] ”, и он использовал их уже не менее дюжины раз, когда темой вулгуса был неудачливый или безнравственный герой, к какой бы нации под солнцем он ни принадлежал и на каком языке ни говорил бы. У Тома были большие сомнения относительно того, не запомнил ли учитель, что он уже использовал эти строчки, потому-то он и вставил их только как дополнительные. Они в любом случае должны были отвлечь внимание от всего остального; если бы учитель вспомнил, что такое уже было, то всё же не заставил бы сочинять две строки взамен, потому что они были всего лишь дополнительные; а если бы номер удался, то Том получил бы за них лишние баллы.

Мартин использовал другой метод; его можно было бы назвать настойчиво-прозаическим. Он, как и Том, не получал никакого удовольствия от этого задания, но, не имея ни своих, ни чужих старых тетрадей с вулгусами, не мог воспользоваться традиционным методом, к тому же, как заметил Том, у него не было необходимого для этого таланта. Поэтому Мартин писал по-английски восемь строк самого прозаического характера, которые первыми приходили ему в голову, а затем кое-как, с помощью «Градуса» и словаря, переводил их на латынь, выдерживая размер. Единственное, к чему он стремился — это получить восемь строк без грамматических ошибок; его не интересовал ни смысл, ни то, удачно ли подобраны слова. Сторонники настойчиво-прозаического метода никогда ни единой строчки сверх положенных восьми не производили.

Артур использовал третий метод — художественный. Сначала он обдумывал, какой аспект заданной темы мог быть успешно раскрыт в рамках вулгуса, а затем старался оформить эту идею в восьми строчках, но не останавливался перед тем, чтобы написать десять или даже двенадцать, если не удавалось уложиться в восемь. После этого он принимался за работу, стараясь выразить свои мысли хорошим латинским или греческим языком, по возможности без помощи «Градуса» или словаря, и не успокаивался до тех пор, пока не отшлифовывал свою работу, подбирая самые подходящие и поэтические слова и фразы.

В школах применялся и четвёртый метод, настолько простой, что комментарии к нему не нужны. Его можно назвать заместительным, и пользовались им здоровые ребята, ленивые или склонные к наездам. Состоял он в том, что они угрозами заставляли тех, кто поумнее, делать вулгус за них, а затем переводить им его. Этот последний метод поощрять не стоит, и я настоятельно рекомендую вам не пользоваться им. Что же касается остальных методов, то традиционный является наиболее беспокойным из них, а художественный — наиболее выигрышным и в смысле оценок, и во всех остальных смыслах.

Они закончили свои вулгусы к девяти часам, и Мартин сверх всякой меры наслаждался обилием света и наличием «Градуса», словаря и прочих почти неведомых ему удобств, облегчающих приготовление уроков. Артур настойчиво просил его приходить и делать уроки у них, когда он только захочет, а затем трое мальчиков отправились в берлогу к Мартину, где Артур, к своему восторгу, впервые приобщился к тайнам птичьих яиц. До этого он практически не видел никаких яиц, кроме куриных и страусиных, и теперь был поражён и восхищён изысканностью форм и окрасок. К тому времени, как его насильно утащили спать, он уже выучил названия двадцати разновидностей, а ночью ему приснился сон о захватывающих и полных опасностей восхождениях на деревья, и о том, как он нашёл на острове Синдбада яйцо птицы Рох, окрашенное как у лугового конька, и они с Мартином, выдувая его, чуть не утонули в желтке.

Глава IV Любители птиц

Отыскал я для милой подарок —В чаще леса гнездо голубей.Только трогать их лучше не надо,Это вряд ли понравится ей.

— Держи пять шиллингов, дружок,И мой совет не позабудь.И Билли сунул их в мешок,А вечером напился — жуть!

На следующее утро Том не смог с первого раза как следует рассказать свои строчки, и его отправили дожидаться второго захода, в то время как Мартин с Артуром рассказали свои без осложнений и сразу же ушли. Как только Тому удалось освободиться, он побежал завтракать к Салли Хэрроуэлл, но там их уже не было, и Стампс проинформировал его, что они быстро проглотили свои завтраки и ушли вместе, а куда — он не знает. Том тоже позавтракал очень поспешно, а потом зашёл сначала в кабинет Мартина, а потом в свой, но там никого не было. Он был отчасти сердит, а отчасти досадовал — куда они могли запропаститься?

Ко второму уроку он готовился вместе с Истом и остальными, в не особенно хорошем настроении, а потом вышел во двор. Минут за десять до второго урока во дворе появились запыхавшиеся Мартин и Артур; при виде Тома Артур кинулся к нему, возбуждённый и с пылающими щеками.

— Том, смотри, — закричал он, протягивая ему три яйца камышницы, — мы были на пруду у дороги на Барби, про который Мартин вчера рассказывал, и погляди, что у нас теперь есть!

Но Том не желал радоваться, вместо этого он искал, к чему бы придраться.

— Слушай, малый, — сказал он, — ты что это выдумал? Уж не хочешь ли ты сказать, что ходил вброд?

От упрёка в его голосе Артур сразу же поник, и вид у него сделался настолько жалкий, что Том, пожав плечами, обратил весь свой гнев на Мартина.

— Ну, Чокнутый, не ожидал я, что ты окажешься таким придурком, что позволишь ему промочить ноги, да ещё в такую рань! Мог бы и сам вброд пойти!

— Да я сам и пошёл, только он тоже захотел пойти, чтобы посмотреть гнездо. Мы оставили там шесть штук, через день — два они вылупятся.

— Чёрт бы побрал эти яйца! — сказал Том. — Нельзя отвернуться ни на секунду. Могу поклясться, что из-за этой вашей прекрасной выходки он теперь сляжет на неделю.

— Да нет, Том, что ты, — просительно сказал Артур, — у меня ноги не мокрые, Мартин сказал, чтобы я сначала снял туфли, чулки и брюки.

— И мокрые, и грязные — что я, не вижу, что ли? — возразил Том, — Сейчас учитель увидит, в каком ты виде, и вызовет тебя, а ты ко второму уроку не готовился!

Том, ах ты плут! Это ты-то упрекаешь других за то, что они не учат уроки? Неужели ты хочешь сказать, что сам не пошёл бы с ними, если бы на первом уроке тебя не отправили на второй заход? А теперь ты испортил бедняге Артуру всю радость и гордость от его первых птичьих яиц, и он идёт и тихонько кладёт их в кабинете, и со вздохом достаёт книжки, думая, что сделал что-то ужасное, хотя заранее выучил намного больше, чем будет пройдено на втором уроке.

А вот старина Чокнутый не выучил, и, когда его спросили, молол такую ерунду, что его отсадили на десять мест назад. Это несколько умерило гнев Тома, и к концу урока он начал успокаиваться. А когда позже у себя в кабинете он увидел, с каким восторгом Артур наблюдает за тем, как Мартин выдувает яйца и осторожно приклеивает их на кусочки картона, и заметил тревожные и виноватые взгляды, которые он украдкой бросает на него самого, то успокоился окончательно и подумал: «Какая же я злая скотина! Вот оно, то, о чём я мечтал вчера вечером, а теперь я сам беру и всё порчу». В следующие пять минут он проглотил остатки своей желчи, улыбнулся и был вознаграждён, видя, как сразу же воспрянуло его тепличное растение.

После обеда Чокнутый занялся подготовкой к экспедиции. Он приладил новые ремни к «кошкам», набил ватой картонные коробочки из-под пилюль и заточил маленький топорик Иста. Они взяли всю амуницию с собой на перекличку и сразу же после её окончания, увернувшись от старост, которым нужны были фаги для игры в крикет, отправились быстрым шагом по Лофордской тропе к роще Кальдекотта и гнезду пустельги.

Мартин шёл первым и был в отличном расположении духа. Впервые он отправлялся на подобную вылазку не один, а с товарищами, находил это очень приятным и собирался показать им всё, что знает и умеет. Возможно, Браун и Ист лучше, чем я, играют в футбол, крикет и другие игры, думал он, но в полях и лесах им до меня далеко. Он сразу же взял на себя руководство и шагал впереди с «кошками» на одном плече и сумкой на другой, а его карманы и шляпа были битком набиты картонными коробочками, ватой и ещё всякой всячиной. Остальные несли каждый по сумке, а Ист ещё и свой топор.