Льюис Уоллес - Бен-Гур
– Это доказало бы его проницательность, – ответил Маллух, улыбаясь. – Ильдерим не любит Рима. Три года назад парфяне по дороге из Восора в Дамаск напали на караван, везший подать Риму от области, прилегавшей к этому пути. Они избили всех людей, что римские цензоры, конечно, простили бы им, будь цела императорская казна. Сборщики податей, на которых падала эта потеря, жаловались кесарю, и кесарь присудил уплатить Ироду, который, со своей стороны, схватил имущество Ильдерима, обвиняя его в нарушении своих обязанностей. Шейх апеллировал к кесарю, и последний дал ему ответ загадочный, как вопросы сфинкса. С этих пор в сердце старца поселилась злоба, она постоянно растет, и он жаждет мести.
– Но она бессильна, Маллух.
– Это другой вопрос, и он требует разъяснений, которые я тебе дам, когда мы сойдемся ближе. Но вот проявляется гостеприимство шейха: эти дети идут приветствовать тебя.
Верблюды остановились, и Бен-Гур увидел несколько сирийских крестьянских девочек, подносивших ему корзинки, наполненные финиками. Плоды были только что собраны, и нельзя было отказаться вкусить их. Когда он брал эти дары, голос с дерева, у которого они остановились, приветствовал их словами: "Мир с вами и добро пожаловать".
Поблагодарив детей, друзья продолжали свой путь, не понукая животных.
– Ты должен знать, – сказал Маллух, временами делая перерыв в рассказе, чтобы съесть финик, – что я пользуюсь доверием купца Симонида, который иногда делает мне честь, спрашивая моего совета. Посещая часто его дом, я познакомился со многими из его друзей, которые, зная наши отношения с хозяином дома, свободно говорят с ним при мне. Таким образом, я узнал о некоторых сторонах жизни шейха Ильдерима.
На мгновение внимание Бен-Гура отвлеклось. В его воображении возник чистый, нежный, манящий образ Эсфири, дочери купца. Ее большие глаза с особенным блеском смущенно смотрели в его глаза, ему слышались ее шаги, когда она шла к нему, и ее голос, предлагавший ему чашу с вином. Он ясно сознавал всю симпатию, проявленную ею, – так ясно, что всякие слова, как бы нежны они ни были, казались излишними. Образ девушки был очарователен, но он исчез, как только Иуда обратился к Маллуху. Последний говорил:
– Несколько недель назад старый араб посетил Симонида, у которого я был в это время. Заметив, что он чем-то сильно взволнован, я из вежливости хотел удалиться, но он остановил меня, говоря: "Так как ты израильтянин, то должен остаться, ибо я хочу рассказать нечто удивительное". Ударение на слове "израильтянин" возбудило мое любопытство. Я остался, и вот в кратких словах то, что я от него узнал. Я передаю только сущность, потому что мы уже подъезжаем к палатке и подробности этот добрый человек передаст тебе сам. Много лет назад к палатке Ильдерима пристали три путника. Все они были чужестранцы: один грек, другой индус, третий египтянин. Прибыли они на верблюдах таких высоких, каких он никогда не видел, и совершенно белых. Он приветствовал их и приютил у себя. На следующее утро они начали с величайшей таинственностью произносить неслыханную шейхом молитву к Господу Богу и Его Сыну. Позавтракав с ними, египтянин рассказал ему, кто они и откуда. Каждый из них видел звезду, и исходящий от нее голос велел им идти в Иерусалим и спросить, где новорожденный Царь Иудейский. Они повиновались, и звезда повела их из Иерусалима в Вифлеем, где в пещере они нашли новорожденного младенца, перед Которым пали ниц и поклонились, принеся Ему богатые дары. Засвидетельствовав божественное происхождение новорожденного, они направились к своим верблюдам и бежали, нигде не отдыхая, ибо Ирод, прозванный Великим, убил бы их. Верный своему обыкновению, шейх заботился о них, скрывая их у себя в течение года. Затем они расстались, оставив ему драгоценные подарки, и каждый из них отправился к себе на родину.
– Да, это удивительная история, – воскликнул Бен-Гур. – О чем, говоришь ты, они должны были вопрошать в Иерусалиме?
– Они должны были вопрошать, где новорожденный Царь иудеев.
– И ничего более?
– Нет, что-то еще, но я не могу этого в точности припомнить.
– И они нашли дитя?
– Нашли и поклонились Ему.
– Это чудо, Маллух.
– Ильдерим – серьезный человек, хотя горячий, как и все арабы.
– Но ложь немыслима в его устах.
Маллух говорил уверенным тоном. Всадники нимало не думали о своих верблюдах, которые, воспользовавшись этим, свернули с дороги и пошли по траве.
– Ильдерим с тех пор ничего не слышал о них? – спросил Бен-Гур. – Он не знает, что с ними стало?
– Нет, египтянин появился снова за день до посещения Ильдеримом дома Симонида. Да, он снова пришел.
– Куда?
– К той самой палатке, к которой мы теперь приближаемся. Он ехал на огромном белом верблюде и звался Валтасаром.
– Это Божье чудо!
Бен-Гур произнес это сильно взволнованным голосом.
– Валтасар, говоришь ты?
– Да, египтянин Валтасар.
– Да ведь так назвал себя сегодня старик у фонтана.
Припомнив это, Маллух тоже испытал волнение.
– Да, – сказал он, – это верно, и ты спас ему жизнь.
– А женщина, – сказал Бен-Гур как бы про себя, – была его дочерью.
Иуда задумался. Читатель пожалуй, скажет, что перед ним рисовался образ этой женщины и что он казался ему привлекательнее Эсфири, судя хотя бы по тому, что молчание его на этот раз продолжалось значительно дольше.
– Повтори, пожалуйста, – сказал он наконец, – эти трое вопрошали: "Где Тот, Который должен быть Царем Иудейским?"
– Не совсем так. Они вопрошали, где родившийся Царь Иудейский. Эти слова услышал в пустыне шейх, и с тех пор он ожидает пришествия царя, и никто не может поколебать в нем этой веры.
– Как? Придет как царь?
– Да, и сломит господство Рима: так говорит шейх.
Бен-Гур некоторое время молчал, думая и стараясь успокоить волновавшие его чувства.
– Этот старец один из многих, – сказал он тихо, – и каждый из этих многих должен ответить на какую-нибудь нанесенную обиду. Странная вера Ильдерима есть для него, Маллух, хлеб и вино, питающие его надежду: ведь кто, как не Ирод, может быть царем иудейским, пока стоит Рим? Но, следя за их разговором, ты, конечно, слышал, что ответил ему Симонид?
– Ильдерим – серьезный человек, а Симонид мудр, и я слышал, как он ответил ему... Но кто-то догоняет нас!
Звуки раздавались все ближе, и можно было ясно различить стук колес и топот копыт. Мгновение спустя сам шейх Ильдерим появился верхом на коне, а за ним колесница, запряженная четырьмя арабскими конями.
Лицо шейха обрамлялось длинной белой бородой, свешивавшейся ему на грудь. Наши друзья взяли в сторону, но он, увидав их, ласково сказал:
– Мир тебе, друг мой Маллух! Добро пожаловать, вы явились как нельзя кстати. Нет ли какой вести от доброго Симонида, да хранит его Бог отцов его на много лет? Прошу вас обоих следовать за мной. У меня найдутся и хлеб, и вино, и мясо молодого козленка. Прошу вас.
Они последовали за ним ко входу в палатку, и, когда слезли с верблюдов, он встретил их, держа в руках поднос с тремя бокалами пенистого напитка, только что налитого из большого прокопченного кожаного меха, висевшего в середине палатки.
– Пейте, – сказал он радушно, – это напиток жителей шатров.
Каждый взял в руки бокал и выпил, оставив на дне только пену.
– Входите во имя Бога.
Когда они вошли в палатку, Маллух отвел шейха в сторону, и, переговорив с ним наедине, вернулся к Бен-Гуру со словами:
– Я сообщил о твоем намерении шейху, и завтра он даст тебе для пробы лошадей. Он твой друг. Сделав для тебя все, что мог, я должен вернуться в Антиохию. Я обещал одному человеку сегодня вечером быть у него и потому удаляюсь. Завтра утром я вернусь и, если все пойдет благополучно, останусь с тобой до окончания ристалищ.
С благословениями и сам благословляя Маллух пустился в обратный путь.
11. Исполненное поручение
Когда нижний край молодого месяца вышел из-за обнесенной стеной горы Сульпиус и две трети жителей Антиохии высыпали на кровли своих домов, освежаясь дуновением ветерка, а когда он затихал – движениями опахал, Симонид, сидя в кресле, смотрел с террасы на реку, где на якорях качались его корабли. Тень от стены широко расстилалась над водой до противоположного берега. Эсфирь держала перед отцом блюдо со скромным ужином, состоявшим из пшеничного печенья, меда и кружки молока. Он обмакивал печенье сначала в мед, а затем в молоко.
– Маллух что-то сегодня запоздал, – сказал он, изобличая свои мысли.
– Ты полагаешь, что он придет сегодня? – спросила Эсфирь.
– Конечно, вернется, если не последовал за молодым человеком в пустыню или море.
Симонид говорил, ничего не скрывая.
– Он, может, напишет, – сказала она.
– Нет, Эсфирь, если б он не мог вернуться сегодня, то он уже прислал бы письмо, а так как письма нет, то я знаю, что он может вернуться и вернется.
