Чарльз Диккенс - Рассказы

Мистер Уоткинс Тотл, разумеется, слышал эту историю не меньше тысячи раз. Однако он выразил величайшее любопытство и с крайним нетерпением ждал рассказа. Мистер Габриэл Парсонс тотчас же приступил к делу, несмотря на то, что, как наши читатели неоднократно имели возможность убедиться, хозяина дома в таких случаях очень часто перебивают. Мы попытаемся пояснить свою мысль на примере.

— Когда я был в Саффоке… — начал мистер Габриэл Парсонс.

— Сначала уберите кур, Марта, — сказала миссис Парсонс. — Извини, милый.

— Когда я был в Саффоке, — повторил мистер Парсонс, бросая раздраженный взгляд на свою супругу, которая сделала вид, будто ничего не замечает, — когда я был в Саффоке несколько лет назад, мне пришлось заехать по делу в город Бери-Сент-Эдмондс. Я должен был по дороге задержаться на главных станциях и потому для удобства поехал на двуколке. Часов в девять вечера, в полной тьме — дело было зимою, — я выехал из Садбери. Дождь лил как из ведра, ветер завывал в придорожных деревьях, было так темно, что я не мог разглядеть собственную руку, и я вынужден был ехать шагом…

— Джон, — произнесла миссис Парсонс низким глухим голосом, — не пролейте соус.

— Фанни, — с досадою сказал Парсонс, — лучше бы ты отложила свои хозяйственные распоряжения до более удобного времени. Право же, душа моя, очень неприятно, когда тебя постоянно перебивают.

— Но ведь я же не перебивала тебя, милый, — отвечала миссис Парсонс.

— Нет, ты перебила меня, душенька, — возразил мистер Парсонс.

— Это просто смешно, друг мой! Ведь должна же я, в самом деле, смотреть за прислугой, а если б я сидела, спокойно глядя, как Джон обливает соусом. новый ковер, ты же первый завтра утром стал бы сердиться, что на ковре пятна.

— Так вот, — продолжал Габриэл с видом полной покорности судьбе, словно зная, что против этого последнего довода все равно ничего не поделаешь, — как я уже сказал, было до того темно, что я не мог разглядеть свою собственную руку. Дорога была безлюдна, и уверяю вас, Тотл (последним замечанием мистер Парсонс желал привлечь внимание Уоткинса, который заинтересовался конфиденциальными переговорами между миссис Парсонс и Мартой, сопровождавшимися передачею огромной связки ключей), уверяю вас, Тотл, мне стало как-то не по себе…

— Подайте хозяину пирог, — перебила его миссис Парсонс, снова обращаясь к прислуге.

— Прошу тебя, дорогая! — обиженно взмолился Парсонс.

Миссис Парсонс возвела к потолку глаза и руки, молчаливо ища сочувствия у мисс Лиллертон.

— Когда я подъехал к повороту, — продолжал Габриэл, — лошадь вдруг остановилась и взвилась на дыбы. Я осадил назад, соскочил на землю, подбежал к морде лошади и увидел, что посреди дороги лежит навзничь какой-то человек и неподвижным взором глядит на небо. Я сперва подумал, что он мертв, но нет, он был жив и, по-видимому, цел и невредим. Вдруг он вскочил, схватился за грудь и, устремив на меня самый пронзительный взгляд, какой вы можете себе представить, вскричал…

— Подайте сюда пудинг, — произнесла миссис Парсонс.

— Ах, что толку! — в отчаянии воскликнул хозяин. — Послушайте, Тотл, не угодно ли вина? При миссис Парсонс невозможно ничего рассказывать.

Этот выпад был принят как обычно. Делая вид, что обращается к мисс Лиллертон, миссис Парсонс корила свою половину, распространяясь о раздражительности всех мужчин вообще, намекала, что ее супруг особенно подвержен этому пороку, и в конце своей речи дала понять, что у нее ангельский характер, ибо в противном случае она не могла бы этого выдержать. Право же, тем, кто видит ее в повседневной жизни, трудно представить себе, что ей приходится иногда терпеть.

Продолжать рассказ было бы теперь крайне неуместно, и потому мистер Парсонс, не входя в подробности, ограничился сообщением, что тот человек оказался помешанным, сбежавшим из соседнего сумасшедшего дома.

Наконец, со стола убрали скатерть, и вскоре вслед за тем дамы удалились в гостиную, где мисс Лиллертон специально для ушей гостя принялась очень громко играть на фортепьяно. Мистер Уоткинс Тотл и мистер Габриэл Парсонс спокойно болтали до окончания второй бутылки. Перед тем как перейти в гостиную, Парсонс сообщил Уоткинсу, что они с женой придумали план, как оставить его тотчас после чая наедине с мисс Лиллертон.

— Послушайте, — сказал Тотл, когда они поднимались по лестнице, — не кажется ли вам, что лучше отложить это до… до… до завтра?

— А не кажется ли вам, что было бы гораздо лучше, если 6 я оставил вас в той гнусной дыре, где застал сегодня утром? — резко возразил ему Парсонс.

— Нет, нет! Я ведь только высказал предположение, — произнес несчастный Тотл с тяжелым вздохом.

После чая мисс Лиллертон, придвинув к камину рабочий столик и установив на нем маленькую деревянную рамку — нечто вроде миниатюрной глиномялки без лошади, — тотчас же принялась плести из коричневого шелка цепочку для часов.

— Боже мой! — вскричал Парсонс, вскакивая с места с притворным изумлением. — Ведь я же совсем забыл про эти проклятые письма. Тотл, я надеюсь, вы меня извините.

Будь его воля, Тотл ли под каким видом не позволил бы никому, за исключением разве самого себя, покинуть комнату. Теперь, однако, он вынужден был с беспечным видом смотреть на уходящего Парсонса.

Не успел тот выйти, как в дверь просунулась Марта со словами:

— Пожалуйте, мэм, вас спрашивают.

Миссис Парсонс вышла из комнаты, плотно прикрыв за собою дверь, и мистер Уоткинс Тотл остался наедине с мисс Лиллертон.

Воцарилась гробовая тишина. Мистер Уоткинс Тотл думал, с чего начать; мисс Лиллертон, казалось, не думала ни о чем. Огонь в камине догорал; мистер Уоткинс Тотл помешал его и подбросил угля.

Минут через пять мисс Лиллертон откашлялась. Мистеру Уоткинсу Тотлу показалось, что прелестное создание заговорило.

— Прошу прощения, — произнес он.

— Что?

— Мне показалось, будто вы что-то сказали.

— Нет, ничего.

— А-а!

— На софе лежат книги, мистер Тотл. Не желаете ли взглянуть? — проговорила мисс Лидлертон еще через пять минут.

— Нет, благодарю вас, — отвечал Уоткинс, а затем с присутствием духа, изумившим даже его самого, добавил: — Сударыня… то есть, простите, мисс Лиллертон, я желал бы поговорить с вами.

— Со мной? — произнесла мисс Лиллертон, роняя шелк и отодвигаясь вместе со стулом на несколько шагов назад. — Поговорить? Со мной?

— Да, сударыня, с вами — и притом о ваших сердечных влечениях.

Тут мисс Лиллертон поспешно встала и хотела было выйти из комнаты, но мистер Уоткинс Тотл нежно остановил ее за руку и, держась от нее на таком расстоянии, какое позволяла общая длина их рук, продолжал:

— Бога ради, не поймите меня превратно, не подумайте, будто после столь непродолжительного знакомства я осмеливаюсь обратить ваше внимание на свои достоинства, ибо я отнюдь не обладаю достоинствами, которые могли бы дать мне право искать вашей руки. Надеюсь, вы не сочтете меня самонадеянным, если я скажу вам, что миссис Парсонс уведомила меня о… то есть миссис Парсонс сказала мне… вернее, не миссис Парсонс, а… — здесь Уоткинс начал путаться, но мисс Лиллертон пришла ему на выручку.

— Вы, очевидно, хотите сказать, мистер Тотл, что миссис Парсонс сообщила вам о моих чувствах… о моей привязанности… то есть, я хочу сказать, о моем уважении к лицу противоположного пола?

— Да.

— В таком случае, — осведомилась мисс Лиллертон, стыдливо отворачиваясь, — в таком случае, что же могло заставить вас добиваться подобного разговора? Какова ваша цель? Каким образом могу я способствовать вашему счастью, мистер Тотл?

Настала минута для красноречивого признания.

— Вы можете сделать это, если позволите мне, — тут Уоткинс шлепнулся на колени, потеряв при этом две пуговицы от подтяжек и пряжку от жилета, — если позволите мне стать вашим рабом, вашим слугою — словом, если безоговорочно сделаете меня поверенным ваших сердечных тайн, осмелюсь ли сказать — чтобы я мог способствовать вашему собственному счастию, осмелюсь ли сказать — для того чтобы вы могли сделаться женою преданного и любящего мужа?

— О, бескорыстное созданье! — воскликнула мисс Лиллертон, закрывая лицо белым носовым платочком с каемкой, вышитой узором из дырочек.

Мистеру Уоткинсу Тотлу пришло в голову, что если бы мисс Лиллертон знала все, она, вероятно, изменила бы свое мнение о нем. Он церемонно поднес к губам кончик ее среднего пальца и по возможности грациозно поднялся с колен.

— Мои сведения были верны? — с трепетом спросил он, как только снова очутился на ногах.

— Да.

Уоткинс поднял руки и, желая выразить свой восторг, возвел глаза к предназначенной для лампы розетке на потолке.

— Наше положение, мистер Тотл, — продолжала мисс Лиллертон, поглядывая на него сквозь дырочку в каемке платка, — наше положение в высшей степени странное и щекотливое.