Эрих Ремарк - Ночь в Лиссабоне
— Не симулируй обморока, трус! — рявкнул Георг.
— Мне плохо, — сказал я и медленно выпрямился.
— Тряпка!
Я разорвал нитки на обшлаге брюк. Во время второго тормоза я нащупал лезвие. В третий раз, ударившись головой о ветровое стекло, я наконец сжал его в руке. В темноте машины все это прошло незаметно.
Шварц взглянул на меня. На лбу его блестели капельки пота.
— Он никогда бы не отпустил меня, — сказал он. — Вы согласны с этим?
— Конечно, не отпустил бы.
— На одном из поворотов я резко крикнул, что было мочи:
— Внимание! Слева!
Неожиданный крик подействовал прежде, чем Георг успел что-нибудь сообразить. Его голова машинально метнулась влево, он нажал на тормоз и крепче вцепился в рулевое колесо. Я бросился на него. Лезвие в пробке было невелико, но я мгновенно полоснул им по шее и дальше, наискось, по горлу. Он бросил руль, потянулся руками к горлу, но вдруг обмяк и повалился влево. Он задел ручку, дверца распахнулась. Машину занесло в сторону, она въехала в кусты и остановилась. Георг вывалился из машины. Из горда у него хлестала кровь, он хрипел.
Я перешагнул через него, прислушался. Меня обняла звенящая тишина, в которой шум мотора, казалось мне, отдавался громом. Я выключил мотор, и тишина сменилась шорохом ветра. Наконец, я понял, что то шумела у меня кровь в ушах.
Я осмотрел Георга, потом начал искать лезвие бритвы с куском пробки. Оно слабо поблескивало на подножке машины. Я схватил его и стал ждать. Может быть, он еще жив и сейчас бросится на меня. Но он только дернулся раз, другой и затих. Я отбросил лезвие, но тут же подобрал его и зарыл в землю.
Я выключил фары и прислушался. Все было тихо. До этого я ничего не решил заранее и теперь должен был действовать быстро. Чем позже меня обнаружат, тем лучше.
Я снял с Георга одежду и связал ее в узел. Тело я оттащил в кусты. Пройдет порядочно времени, прежде чем его найдут, а потом потребуется еще время для того, чтобы установить, кто он такой. Может быть, на мое счастье, его просто спишут как неизвестного. Я попробовал мотор автомашины. Все было в порядке. Я дал задний ход и выехал на дорогу.
В машине я нашел карманный фонарь. На сиденье и дверце была кровь, но кожа отчищалась легко. Я остановился у канавы и рубашкой Георга вымыл сиденье, дверцу и подножку. Я светил фонарем и тер до тех пор, пока не стало совершенно чисто. Потом я вымылся сам и сел в машину. Сидеть за рулем там, где сидел Георг, было тяжело, и меня все время пробирала дрожь отвращения. Мне все время казалось, что он вот-вот из темноты набросится на меня сзади.
Я погнал машину вперед.
Я поставил машину недалеко от дома в боковом переулке. Шел дождь. Я перешел через мостовую и глубоко вздохнул. Постепенно давала знать о себе боль во всем теле. Я остановился перед витриной одного магазина, в котором была разложена рыба, и взглянул в зеркало сбоку. В его неосвещенной темно-серебристой плоскости трудно было рассмотреть что-либо, я разобрал только, что лицо у меня было в кровоподтеках и ссадинах.
Я глубоко вдыхал влажный воздух. Мне казалось невероятным, что я еще под вечер был здесь: с тех пор позади легла пропасть.
Мне удалось незаметно проскользнуть мимо привратницы. Она уже спала и только что-то пробормотала вслед. Ничего особенного в том, что я вернулся поздно, для нее не было. Я быстро пошел вверх по лестнице.
Элен не было. Я оглядел кровать и шкаф. Канарейка, разбуженная светом, принялась петь. За окном появилась кошка с горящими глазами — словно неприкаянная душа.
Я подождал, затем проскользнул по коридору к Лахману и тихо постучал.
Он тотчас же проснулся. У беглецов сон чуток.
— Это вы, — сказал он, взглянув на меня, и замолчал.
— Вы сказали что-нибудь моей жене? — спросил я.
Он покачал головой:
— Ее тут не было. И раньше часа она не возвращается.
— Слава тебе, господи!
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
— Слава тебе, господи! — повторил я. — Значит, они ее, наверно, не поймали. Она просто гуляет, как обычно.
— Просто гуляет, — повторил Лахман.
— Что с вами случилось? — спросил он.
— Меня допрашивали. Я бежал.
— Полиция?
— Гестапо. Все позади. Спите.
— Гестапо знает, где вы?
— Если бы они знали, меня бы здесь не было. А утром уже не будет.
— Минуточку! — Лахман вытащил образок и маленький веночек. — Вот, возьмите с собой. Чудо. Иногда помогает. Гиршу удалось с этим перебраться через границу. Люди в Пиренеях очень набожны, а это вещи, освященные самим папой.
— В самом деле?
На губах его появилась чудесная улыбка:
— Если они нас спасают, значит, на них лежит благословение самого бога. До свидания, Шварц.
Я вернулся к себе и начал упаковывать вещи. Я чувствовал себя опустошенным, но нервы были напряжены до предела. У Элен в столе я нашел пачку писем. Они были адресованы в Марсель, до востребования. Я не стал раздумывать и положил их в ее чемодан. Я нашел и вечернее платье из Парижа и уложил его тоже. Потом я уселся у таза с водой и сунул туда руки. Обожженные ногти горели. Каждый вздох тоже причинял мне боль. Я смотрел на мокрые крыши и ни о чем не думал.
Наконец я услышал ее шаги. Она появилась в дверях, как чудесное, печальное видение.
— Что ты тут делаешь? — она ничего не знала. — Что с тобой?
— Мы должны уехать, Элен, — сказал я. — Немедленно.
— Георг?
Я кивнул. Я решил, что постараюсь сказать ей как можно меньше о происшедшем.
— Что с тобой было? — испуганно спросила она и подошла ближе.
— Они меня арестовали. Мне удалось бежать. Меня будут искать.
— Мы должны уехать?
— Немедленно.
— Куда?
— В Испанию.
— Как?
— Пока в машине. Уедем как можно дальше. Ты можешь собраться?
— Да.
Я видел, что она колеблется.
— У тебя опять боли? — спросил я.
Она кивнула.
«Кто эта женщина у дверей? — мелькнуло вдруг у меня. — Я ей чужой. И почему?»
— У тебя есть еще ампулы?
— Немного.
— Мы раздобудем еще.
— Выйди на минуту, — попросила она.
Я вышел в коридор. Двери начали приоткрываться, и в щелях показались лица с глазами лемуров. Лица крошечных одноглазых Полифемов с перекошенными ртами. Вверх по лестнице, в серых длинных кальсонах, взбежал Лахман, похожий на кузнечика. Он сунул мне бутылочку коньяка:
— Он вам понадобится! — шепнул он. — Да здравствует солидарность!
Я тут же сделал большой глоток.
— У меня есть деньги, — сказал я, — Вот! Дайте мне еще целую бутылку!
Я взял себе бумажник Георга. Там было много денег. Лишь на мгновение у меня появилась мысль выбросить его. Я нашел и его паспорт. Он лежал у него в кармане вместе с моим и с паспортом Элен.
Одежду Георга я связал в узел, сунул туда камень и выбросил в гавани в море. Паспорт его я тщательно изучил при свете карманного фонаря. Я поехал к Грегориусу, разбудил его и попросил заменить фотографию Георга моей. Сначала он с ужасом отказался. Подделка эмигрантских паспортов стала его ремеслом, и тут он чувствовал себя богом, которого он, кстати сказать; считал ответственным за все это свинство. Однако паспорта высшего гестаповского чиновника он не видел еще никогда. Я заявил ему, что для него вовсе не обязательно подписывать свою работу, как это делают художники. За все отвечаю я, и никто никогда о нем не узнает.
— А если вас будут пытать?
Я указал ему на свое лицо и руки.
— Я еду через час, — сказал я. — С таким лицом, в качестве эмигранта, я не проеду и десять километров. Мне же надо перебраться через границу. Это мой единственный шанс. Вот мой паспорт. Сфотографируйте мое фото и этим снимком замените старую фотографию на гестаповском паспорте. Сколько это будет стоить? Деньги у меня есть.
Грегориус согласился.
Лахман принес вторую бутылку коньяка. Я заплатил ему и вернулся в комнату. Элен стояла у ночного столика. Ящик, в котором лежали письма, был выдвинут. Она задвинула его и подошла ко мне вплотную.
— Это сделал Георг? — спросила она.
— Там была целая компания.
— Будь он проклят! — сказала она и отошла к окну.
Кошка отпрыгнула прочь. Элен распахнула окно.
— Будь он проклят! — повторила она страстно, с такой силой, словно заклинала его в таинственном ритуале. — Будь проклят на всю жизнь, навсегда!..
Я взял ее за стиснутые руки, отвел от окна.
— Нам нужно уезжать отсюда.
Мы спустились вниз по лестнице. Из каждой двери нас провожали взглядами. Чья-то серая рука поманила меня:
— Шварц! Не берите с собой рюкзак! Жандармы за ними смотрят в оба. У меня есть чемодан из искусственной кожи, вполне приличный…
— Спасибо, — ответил я. — Мне не нужен теперь чемодан. Мне нужна удача.
— Мы будем держать большой палец кверху, за вашу удачу…