Коммунисты - Луи Арагон
Барбентан привел своих людей в кафе, где их встретили очень приветливо и сразу же завязали с ними разговор о петушиных боях, горячо интересовавших хозяина и завсегдатаев; в этом вопросе испанец Кристобаль неожиданно проявил большие познания. Под вечер Арман ушел, оставив собеседников за оживленным спором, происходившим под сенью витрины местного Общества любителей петушиных боев, с перечнем его членов и фотографиями петухов-победителей. Сам он отправился в штаб 25-й дивизии, чтобы попытаться как-нибудь пристроить в нее свой отряд.
Генерал Молинье расположился на окраине города, у Лилльской дороги. Барбентан попал в канцелярию штаба как раз в то время, когда туда прибыли первые приказы относительно предполагаемого наступления. У всех голова шла кругом, так как в действительности бóльшая часть дивизии еще находилась в Бельгии, пехота, которую везли по железной дороге, могла прибыть только к утру самое раннее. Придется просить отсрочить наступление.
— Вам что, лейтенант? — сердито буркнул штабной офицер в капитанском чине. — Что? Опять дезертиры?
— Извините, господин капитан, мои люди не дезертиры. Они имеют оружие. Мы оставили позицию только после отхода всего соединения, состоявшего из батальона и двух рот. Мы были в арьергарде и попали в окружение, когда противник захватил Синьи-ле-Пти, но нам удалось выбраться.
Капитан пожал плечами. Знакомая песня: все уверяют, что оставили позицию только после того, как их генерал, их полковник, их майор и так далее исчез с горизонта; если является целое подразделение, то обязательно оно шло в арьергарде, а если одиночки — то обязательно они ушли последними из всего подразделения!.. У ваших людей есть оружие? Каким это образом? Вы же из Рабочего полка. Какое у вас может быть оружие?
Рассказ о странствиях маленького отряда из пяти человек показался капитану весьма подозрительным, и он счел нужным сообщить об этом начальству. Барбентан прождал битый час в канцелярии, среди суетившихся, входивших и выходивших писарей. В конце концов ему предложили пройти в другую комнату и там вежливо потребовали у него сдать револьвер.
— Что это значит? Я арестован?
Эта неприятная миссия была возложена на младшего лейтенанта. Он конфузливо попросил Барбентана не волноваться и сообщить, где находятся его люди, — Объяснить это нелегко. Я могу вас провести туда… — Нет, имеется официальное распоряжение, этого ему не могут разрешить.
Одним словом, Армана арестовали…
Что сталось с его солдатами, Барбентану сказали только па другой день, около полудня, когда его подвергли допросу. Допрос вел другой штабной офицер в капитанском чине, специализировавшийся на такого рода обязанностях, и этот следователь все напирал на то, что «группа Барбентана», как он ее называл, по собственному признанию офицера и солдат, добыла себе оружие путем присвоения военного имущества, имевшегося в Камбрэ. Солдаты так поступили по своей темноте и только будут направлены в рабочие команды на позиции соседнего сектора. Но лейтенант Барбентан как офицер несет ответственность. Никакие протесты и объяснения не помогли. Капитан углубился в созерцание военной книжки Армана. — Барбентан Арман… Странно… Почему-то мне знакома ваша фамилия…
Барбентан поглядел на него: это деланное равнодушие, этот рассчитанный спокойный тон… Совершенно очевидно было, что господин следователь прекрасно знает, кто стоит перед ним. Бесполезно было стараться выиграть время. — Вероятно, господин капитан, вы встречали мою фамилию в «Юманите» или в «Гренгуаре», — смотря по тому, какую из этих газет вы предпочитаете.
Ах, вот что! В таком случае, это дело не может быть разрешено в дивизии. Лучше всего направить подозрительного лейтенанта в Куэнси, в штаб армии.
Пока что Барбентана заперли в дисциплинарную тюрьму, где он как офицер имел право получать хоть какую-нибудь кормежку. Самым тяжким обвинением, выдвинутым против него, было то, что один из его солдат завладел пулеметом. Да еще солдат этот оказался испанцем.
III
Жан-Блэз и его зуавы больше не одиночки. В субботу днем они вместе с войсковым транспортом явились в Валансьен, как раз когда там водворялся генерал Эйм, командир 4-го армейского корпуса. Волею судьбы после беспорядочных блужданий они попали в то самое место, где происходил сбор распыленных частей 9-й армии. Одни — остатки 2-го армейского корпуса — добрались сюда через Тюэн и Мобеж из района Шарлеруа, другие — и таких было большинство — отхлынули с юга, спасаясь от немецких танков, которые продвигались к северу между Камбрэ и Ле-Кенуа.
Все воскресенье одиночки стекались отовсюду и рассказывали о вчерашних сражениях, изображая их в искаженном виде, в каком они представлялись замученным, потерявшим голову людям; рассказывали о сдаче Мормальского леса, который оборонял генерал Мартен, бывший командир 11-го корпуса, когда еще существовал 11-й корпус и его КП назывался громким именем «Аристотель». Рассказывали, что немцы прямо в постели захватили генерала Дидлэ[639], командира 9-й дивизии, за несколько часов до того, как был взят в плен Жиро. Солдаты 1-й легкой мотодивизии, которая привезла Жан-Блэза и его товарищей из Камбрэ в Валансьен, в тот же день отправились дальше в район южнее Дуэ, в распоряжение кавалерийского корпуса. А зуавов они оставили в казармах, где, по распоряжению коменданта города, собрали около сотни солдат, отбившихся от своих частей, с тем чтобы назавтра направить их в Рэмский лес. Тут были и офицеры. Они взяли на себя все заботы, и впервые за долгое время люди поели горячего. По ходатайству лейтенанта из 2-го корпуса, 54-й крепостной полк, оборонявший местные укрепления, согласился разделить солдатскую похлебку с этими неприкаянными.
Один сапер очень сдружился с зуавами. Роста он был небольшого и лицом неказист, но за словом в карман не лез. После самых необычайных похождений на его длинном и остром носу все еще сидело пенсне, а рассказы про эти похождения так
