Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 2
Книга третья
I
Странные жильцы странной улицы
Туманный день былъ въ Лондонѣ, и туманъ стоялъ густой и темный. Лондонъ одушевленный, съ его больными глазами и раздраженными легкими, щурился, сопѣлъ и задыхался; Лондонъ неодушевленный стоялъ, какъ нѣкій, покрытый копотью призракъ, долженствовавшій быть видимымъ и невидимымъ одновременно, и потому не бывшій ни тѣмъ, ни другимъ. Газовые рожки мерцали въ окнахъ магазиновъ такимъ несчастнымъ, тощимъ свѣтомъ, какъ будто понимали, что они — твари ночныя, которымъ не должно быть дѣла до земли, пока на небѣ солнце. А солнце между тѣмъ, неясно проступавшее минутами въ кружившихся струйкахъ тумана, казалось какимъ-то угасшимъ, какъ будто съежившимся отъ стужи и тоски. День былъ туманный и въ окрестностяхъ столицы, но тамъ туманъ стоялъ сѣрый; здѣсь же, на окраинахъ, онъ былъ темно-желтый, поближе къ центру — бурый, и становился все темнѣе и гуще, пока, дойдя до сердца лондонскаго Сити, то есть до Сентъ-Мэри-Акса, не превращался въ ржаво-черный. Съ любой возвышенности на сѣверъ отъ Лондона вы могли бы увидѣть, какъ самыя высокія изъ лондонскихъ зданій силились порой выставить голову надъ этимъ моремъ тумана и какъ огромный куполъ церкви Св. Павла умиралъ въ этихъ усиліяхъ особенно тяжко. Но ничего этого нельзя было замѣтить у подножія зданій, на улицахъ, гдѣ весь городъ казался однимъ сплошнымъ клубомъ испареній, наполненнымъ глухимъ стукомъ колесъ и одержимымъ гигантскимъ катарромъ.
Въ девять часовъ описываемаго веселаго утра торговый домъ Побсей и К°, даже въ Сентъ-Мэри-Аксѣ, мѣстечкѣ не слишкомъ веселаго свойства, казался не изъ самыхъ веселыхъ, со своимъ всхлипывавшимъ газовымъ рожкомъ въ окнѣ конторы и съ воровскою струею тумана, вползавшей въ замочную скважину его наружной двери съ явной цѣлью его задушить.
Но вотъ огонь въ окнѣ конторы погасъ, наружная дверь отворилась, и изъ нея вышелъ Райя съ увѣсистымъ мѣшкомъ подъ мышкой. И почти тотчасъ же, едва успѣвъ переступить порогъ, онъ погрузился въ туманъ и скрылся изъ глазъ Сентъ-Мэри-Акса, что не мѣшаетъ, однако, глазамъ этой повѣсти слѣдить за нимъ въ его странствіи по улицамъ Корнгиль, Чипсайдъ, Флитъ-Стритъ и Стрэндъ вплоть до Пикадилли и Альбани. Шелъ онъ спокойнымъ, размѣреннымъ шагомъ, въ своемъ долгополомъ камзолѣ, съ посохомъ въ рукѣ, и, вѣроятно, не одинъ встрѣчный прохожій, обернувшись назадъ взглянуть на эту внушительную фигуру, уже успѣвшую исчезнуть во мглѣ, говорилъ себѣ, что, должно быть, это просто воображеніе и туманъ придаютъ ей такой необыкновенный, особенный видъ.
Добравшись до того дома, гдѣ во второмъ этажѣ помѣщалась квартира его принципала, Райя поднялся на лѣстницу и остановился передъ дверью квартиры. Не дотрагиваясь ни до звонка, ни до молотка, онъ постучалъ въ дверь набалдашникомъ своего посоха, прислушался и, ничего не услышавъ, сѣлъ на лѣстницу у порога. Что-то особенное, трогательное и величавое, было въ покорности, присущей этому человѣку, съ какою онъ сидѣлъ теперь на темной и холодной лѣстницѣ, какъ сиживали, вѣроятно, многіе его предки въ темницахъ, готовые безотвѣтно принять все, что бы ни выпало имъ на долю.
Спустя, немного времени, когда онъ прозябъ до костей, онъ всталъ, еще разъ постучалъ въ дверь, еще разъ прислушался и снова сѣлъ дожидаться. Три раза повторилъ онъ эту церемонію, прежде чѣмъ его настороженный слухъ различилъ голосъ Фледжби, кричавшій съ постели: «перестаньте стучать! Сейчасъ отопру!» Но вмѣсто того, чтобъ отпереть, онъ заснулъ сладкимъ сномъ еще на четверть часика, а Райя все сидѣлъ на лѣстницѣ и ждалъ съ невозмутимымъ терпѣніемъ.
Наконецъ дверь отворилась, и ударившееся въ бѣгство ночное одѣяніе мистера Фледжби снова нырнуло въ постель. Слѣдуя за нимъ на почтительномъ разстояніи, Райя вступилъ въ хозяйскую спальню, гдѣ уже каминъ пылалъ жаркимъ огнемъ.
— Что это значить, сэръ? Въ которомъ часу ночи вы изволили пожаловать ко мнѣ? — спросилъ Обаятельный, отворачиваясь къ стѣнѣ подъ своимъ одѣяломъ и подставляя бастіонъ плотно закутаннаго плеча подъ носъ издрогшему старику.
— Сэръ, теперь уже половина десятаго утра.
— Чортъ возьми! Туманъ, что ли, на дворѣ, что ничего не видно?
— Сильный туманъ, сэръ.
— И свѣжо?
— Очень холодно, — отвѣчалъ Райя. Онъ досталъ платокъ и обтиралъ имъ сырость съ бороды и длинныхъ сѣдыхъ своихъ волосъ, стоя на краешкѣ коврика передъ каминомъ и глядя на яркій, манящій огонекъ.
Продолжая нѣжиться въ постели, Фледжби только закутался поплотнѣе и спросилъ:
— Что же на улицѣ: снѣгъ, гололедица или слякоть?
— Нѣтъ, сэръ, нѣтъ, погода не такъ ужъ плоха. На улицахъ довольно чисто.
— Ну, полно вамъ хвастать, — пробурчалъ Фледжби, обманувшійся въ своемъ ожиданіи, что Райя подчеркнетъ контрастъ между его теплой постелью и улицей. — Вы вѣчно чѣмъ-нибудь хвастаете… Книги принесли?
— Вотъ онѣ, сэръ.
— Ладно. Минутки черезъ двѣ я буду готовъ приняться за дѣла, а вы покуда выложите все изъ мѣшка и приготовьте мнѣ для просмотра.
И, снова съ наслажденіемъ нырнувъ подъ одѣяло, Фледжби снова заснулъ. Исполнивъ его приказаніе, старикъ опустился на кончикъ стула, скрестилъ руки и, мало-по-малу поддаваясь дѣйствію тепла, задремалъ. Онъ очнулся только тогда, когда мистеръ Фледжби уже стоялъ у кровати, въ турецкихъ туфляхъ и въ турецкихъ шароварахъ розоваго цвѣта (пріобрѣтенныхъ за безцѣнокъ отъ кого-то, кто и самъ стянулъ ихъ отъ кого-то другого за грошъ), въ халатѣ и фескѣ подъ стать.
— Эй, старый хрѣнъ! — крикнулъ Обаятельный, подло издѣваясь надъ старикомъ. — Зачѣмъ вы хитрите со мной, сидя тамъ въ углу съ закрытыми глазами? Вѣдь вы не спите, я знаю. Жида, что хорька, соннаго не захватишь.
— Вы ошибаетесь, сэръ, я въ самомъ дѣлѣ немножко вздремнулъ, — сказалъ старикъ.
— Не таковскій вы человѣкъ! — подхватилъ Фледжби, лукаво поглядывая на него. — Другимъ разсказывайте сказки, а меня на это не поддѣнешь. Уловка, впрочемъ, недурная: ни о чемъ какъ будто человѣкъ не думаетъ, предается невинному сну, а самъ въ это бремя раскидываетъ мозгами, какъ бы ему дѣльце обдѣлать, деньгу зашибить. Хитрецъ!
Старикъ покачалъ головой, кротко и безмолвно отводя этотъ поклепъ, подавилъ вздохъ и подошелъ къ столу, за которымъ хозяинъ наливалъ себѣ въ чашку благовонный, дымящійся кофе изъ кофейника, стоявшаго передъ тѣмъ на огнѣ. Назидательное зрѣлище представляли эти два человѣка: молодой, смакующій кофе, развалившись въ мягкомъ креслѣ у камина, и старикъ съ наклоненной сѣдой головой, стоящій въ ожиданіи его приказаній.
— Ну, подавайте-ка весь нашъ балансъ, сколько есть налицо, да объясните цифрами, почему онъ не больше, — сказалъ Фледжби. — Только прежде зажгите свѣчу.
Райя зажегъ свѣчу, разложилъ на столѣ счетныя книги, указалъ въ нихъ цифры взносовъ и отсчиталъ деньги на столъ. Фледжби пересчиталъ деньги очень тщательно, постучавъ при этомъ каждымъ совереномъ о другой.
— Надѣюсь, — проговорилъ онъ, взявъ одинъ соверенъ и внимательно разсматривая его, — надѣюсь, вы въ нихъ не поубавили вѣсу: это вѣдь спеціальность вашего племени — сами знаете. Вѣдь вы, небось, понимаете, что значить «повытравить червончи»? Такъ, что ли, оно называется на вашемъ языкѣ? Вѣдь понимаете — признайтесь.
— Не больше вашего, сэръ, — спокойно отвѣтилъ старикъ, пряча руки въ обшлага рукавовъ и почтительно, но твердо глядя въ глаза своему принципалу. — Позволите вы мнѣ сказать вамъ нѣсколько словъ?
— Говорите, — милостиво разрѣшилъ Фледжби.
— Не смѣшиваете ли вы, сэръ, — безъ умысла, разумѣется, безъ всякаго умысла, — не смѣшиваете ли вы иногда ту честную должность, которую я у васъ занимаю, съ личиной, которую я, по вашимъ разсчетамъ, бываю принужденъ принимать на себя?
— У меня нѣтъ досужаго времени входить въ такія тонкости! — отвѣтилъ холодно Обаятельный.
— Нѣтъ времени? Ради справедливости?
— Убирайся къ чорту съ своей справедливостью!
— Ну, пусть изъ великодушія.
— Жиды и великодушіе — вотъ такъ сочетаніе! — сказалъ Фледжби. — Достаньте-ка лучше расписки и не болтайте больше вашего іерусалимскаго вздору.
Расписки были представлены и поглотили все вниманіе мистера Фледжби на слѣдующіе полчаса. Расписки, какъ и счета, оказались въ полномъ порядкѣ, и потому всѣ книги и бумаги снова заняли свое мѣсто въ мѣшкѣ.
— Ну-съ, теперь насчетъ векселей, — заговорилъ Обаятельный: — эта отрасль нашего дѣла больше всего мнѣ по вкусу. Есть ли въ продажѣ векселя и по какой цѣнѣ? Составили ли вы списокъ рыночнымъ цѣнамъ?
— Подробный списокъ, сэръ, — отвѣчалъ Райя, доставая бумажникъ и вынимая изъ него сложенную въ нѣсколько разъ бумагу, которая, когда онъ ее развернулъ, оказалась большимъ, мелко исписаннымъ листомъ.
Принимая бумагу изъ рукь старика, мистеръ Фледжби присвистнулъ.
