Акутагава Рюноскэ - Избранное
А Макино в это время с истинным удовольствием маленькими глотками, смакуя, пил сакэ. Он то и дело отпускал шутки, заглядывал при этом в лицо О-Рэн и громко хохотал — такая у него была привычка, когда выпьет.
— Ну, что ты за человек, О-Рэн, даже Токио тебе не по душе.
В ответ О-Рэн лишь улыбалась, следя за тем, чтобы все было в порядке, чтобы сакэ не остывало.
Ревностный служака, Макино редко оставался ночевать. Как только стрелки часов, лежавших у изголовья, подходили к двенадцати, он сразу же начинал совать свои толстые руки в рукава шерстяной рубахи. О-Рэн в неловкой позе, стоя на коленях, тоскливо наблюдала за судорожными сборами Макино.
— Захвати хаори,— раздавался иногда в дверях нетерпеливый голос Макино, на его лоснящееся лицо падал тусклый свет фонаря.
Каждый раз, проводив Макино, О-Рэн чувствовала, что нервы ее напряжены до предела. И в то же время ей бывало грустно оставаться одной.
Когда шел дождь и дул ветер, кусты и деревья уныло шумели. О-Рэн, спрятав лицо в рукава ночного кимоно, пропахшего сакэ, настороженно прислушивалась к этому шуму. В такие минуты глаза ее часто наполнялись слезами. Но вскоре она забывалась тяжелым сном, сном, похожим на кошмар.
2— Что случилось? Откуда у вас эта царапина?
Был тихий дождливый вечер, и О-Рэн, наливая Макино сакэ, вдруг бросила взгляд на его правую щеку, и увидала на этой выбритой до синевы щеке багровую царапину.
— Эта? Жена оцарапала.
Он произнес это как ни в чем не бывало, ни лицо, ни голос у него не дрогнули — можно было даже подумать, что он шутит.
— Фу, какая противная у вас супруга! С чего это она опять за старое принялась?
— С чего, с чего. Обычная ревность. Она ведь знает, что у меня есть ты, так что лучше не попадайся ей, а то несдобровать. Глотку перегрызет. Без всяких разговоров, как дикая собака.
О-Рэн захихикала.
— Нечего смеяться. Стоит ей узнать, что я здесь, мигом примчится, ни на что не посмотрит.
Слова Макино прозвучали неожиданно серьезно.
— Когда это случится, тогда и буду думать, что делать.
— Ну и отчаянная же ты!
— Совсем не отчаянная. Просто люди моей страны...— О-Рэн задумчиво посмотрела на тлеющие в жаровне угли. — Люди моей страны безропотно мирятся с судьбой.
— Ты хочешь сказать, что они не ревнивы? — В глазах Макино промелькнула хитринка.
— Ревнивы. Все до единого ревнивы. Особенно я...
Тут из кухни пришла служанка и принесла рыбу на вертеле, которую они просили зажарить.
Ту ночь Макино провел у любовницы, чего давно уже не бывало.
Они легли в постель и вдруг услышали, что пошел мокрый снег. Макино уже давно уснул, а О-Рэн никак не могла уснуть и лежала с широко раскрытыми глазами, стараясь представить себе жену Макино, которую не видела ни разу в жизни. О-Рэн нисколько не жалела ее, что было совершенно естественно, и в то же время не испытывала к ней ни ненависти, ни ревности.
Жена Макино вызывала в ней только любопытство. Интересно бы узнать, как происходила эта семейная ссора? О-Рэн самым серьезным образом думала об этом и поеживалась от шуршания мокрого снега, падавшего на кусты и деревья.
Так пролежала она часа два, а потом заснула...
О-Рэн едет в битком набитой пассажирами полутемной каюте. В иллюминатор видны вздыбленные черные волны, а за ними причудливо светящийся красный шар — не то луна, не то солнце — не разобрать. Все пассажиры, непонятно почему, сидят в тени и все молчат. О-Рэн мало-помалу охватывает страх от этого молчания. Вдруг сзади к ней подходит один из пассажиров. Она невольно оборачивается и видит, что, печально улыбаясь, на нее пристально смотрит мужчина, с которым она рассталась...
— Кин-сан.
О-Рэн разбудил на рассвете ее собственный голос. Рядом все еще посапывал Макино, но она не знала, спит он или нет, потому что он лежал к ней спиной.
3Должно быть, Макино знал, что у О-Рэн был мужчина. Но делал вид, что это его нисколько не интересует. К тому же фактически мужчина исчез, как только появился Макино, поэтому Макино, само собой, не ревновал.
Зато у О-Рэн этот мужчина не шел из головы. Она питала к нему даже не любовь, а какое-то всепоглощающее чувство. Почему вдруг он перестал к ней приходить? Она никак не могла этого понять. О-Рэн говорила себе, что все дело в непостоянстве мужчин. Но стоило ей вспомнить, что происходило в то время, и она понимала, что причина совсем в другом. Но пусть даже и возникли обстоятельства, вынудившие его к разрыву, все равно они были слишком близки друг другу, чтобы уйти просто так, не сказав ни слова. А может быть, с ним стряслась беда? Думать так было для О-Рэн и страшно, и заманчиво...
Возвращаясь из бани через несколько дней после того, как она видела во сне мужчину, О-Рэн вдруг заметила на доме с решетчатой раздвижной дверью полотнище, на котором было написано: «Предсказываю судьбу». Полотнище выглядело довольно странно — вместо гадательных принадлежностей на нем был изображен красный круг с дырой посредине, напоминавший продырявленную монету. Проходя мимо, О-Рэн вдруг решила узнать, что сталось с тем мужчиной.
Ее провели в светлую комнату. Возможно, утонченность самого хозяина, и книжная полка китайской работы, и горшок с орхидеей, и изящные принадлежности для чайной церемонии создавали атмосферу уюта.
Предсказатель оказался статным стариком с бритой головой. Золотые зубы, сигарета во рту — в общем, в его облике не было ничего от предсказателя. О-Рэн сказала старику, что в прошлом году пропал без вести ее родственник и она хотела бы узнать, где он находится.
Предсказатель быстро принес из угла комнаты столик сандалового дерева и поставил его между собой и О-Рэн. Потом осторожно разместил на нем зеленовато-голубую фарфоровую курильницу и мешочек из золотой парчи.
— Сколько лет вашему уважаемому родственнику?
О-Рэн назвала возраст мужчины.
— О, совсем еще молодой. В молодости человек часто совершает ошибки. Став же стариком, таким, как, например, я...
Предсказатель пристально посмотрел на О-Рэн и захихикал.
— Когда он родился, вы тоже знаете? Впрочем, не надо, мне и так ясно — он родился под первой белой звездой года зайца[166].
Старик вынул из парчового мешочка три монеты с дырками посредине. Каждая из них была завернута в розовый шелковый лоскуток.
— Мое гадание называется «Подбрасывание монеты». Впервые вместо гадания на бамбуковых палочках его применил в древнем Китае Цзин Фан. Вам, возможно, известно, что при гадании на бамбуковых палочках одно сочетание может иметь три последовательности, а одна триграмма — восемнадцать вариантов, поэтому предсказать судьбу чрезвычайно трудно. В этом и состоит преимущество гадания на монетах...
С этими словами предсказатель зажег курительные палочки, и светлая комната стала наполняться желтым дымом, поднимавшимся из курильницы.
4Предсказатель развернул розовые лоскутки и в дыму, поднимавшемся из курильницы, окурил каждую монету в отдельности, после чего благоговейно склонил голову перед свитком, висевшим в нише. На нем были изображены четыре великих святых: Фу-си, Вэнь-ван, Чжоу-гун и Кун-цзы[167]. Свиток, видимо, был написан художником, принадлежавшим к школе Кано[168].
— О всемогущие боги, о святые Вселенной, уловите этот драгоценный аромат и, молю вас, снизойдите ко мне... Разрешите побеспокоить вопросом ваш божественный дух. Нависла большая беда, молю вас о предсказанье.
Закончив обращение к богам, старик бросил на столик сандалового дерева три монеты. На одной выпала решка, на двух — орел. Предсказатель схватил кисть и написал на полоске бумаги порядок, в каком легли монеты.
Подбрасывая монеты, он определял благо и зло — он проделал это шесть раз. О-Рэн с беспокойством наблюдала за тем, в каком порядке ложатся монеты.
— Ну вот и все...
Закончив гадание, старик, повернувшись к свитку, погрузился в размышления.
— Выпавшая триграмма именуется истолкованием грома и водной стихии. А это значит, что желания ваши не сбудутся.
О-Рэн робко перевела взгляд с монет на старика.
— Вряд ли вы встретитесь снова с тем молодым человеком, вашим родственником.
И предсказатель стал завертывать монеты в розовые шелковые лоскутки.
— Неужели его нет в живых?
Голос у О-Рэн дрогнул. В нем слышался безотчетный страх: «Неужели это правда»,— и в то же время надежда: «Нет, этого не может быть».
— Жив он или умер, установить трудно, но... на встречу не надейтесь.
— Почему?
На упитанном лице предсказателя, завязывавшего парчовый мешочек, появилась ехидная улыбка.
— В жизни всякое бывает, случается и невероятное. Если бы Токио вдруг превратился в лес,— может быть, вам и удалось бы встретиться... Но гадание... гадание предсказывает точно.
