Эрнст Юнгер - Годы оккупации

Гюнтер рассказал мне также, что встретил Герберта Бланка — старого участника наших берлинских вечеров. Он пережил войну в концентрационном лагере, причем вместе с женой, которая там родила ему сына. Гиммлер использовал его как специалиста, ему было поручено изучение материалов, связанных с процессами над ведьмами, которым так же, как истории инквизиции, придавалось особое значение в предполагаемой пропагандистской кампании, направленной против церкви.

Лежа в постели, я читал эссе Карла Петерса об Англии и англичанах. В завещании Сесила Родса[131] меня заинтересовало его высказывание о том, что пока Германия, Англия и Америка вместе, мир во всем мире будет нерушимым. Теперь оно подтверждено ex negativo. (С точностью до наоборот (лат.))

В связи с этим я вспомнил Вильгельма II, ведь он занимал центральное место, пользовался огромными симпатиями, вспомнил все то богатство, которое ныне, как в этом большом городе, подверглось разрухе. Начав с этого, нетрудно перейти к рассуждению о том, что было бы, не заболей Фридрих III[132]1 смертельным раком гортани, а проживи бы он подольше. Человек не случаен. Люди, как стрелки часов, показывают, какое нынче пришло время. Заменив одного на другого, нельзя изменить его ход.

Идя по нашим сельским дорогам, можно повстречать невиданные прежде фигуры. Это возвращенцы, окруженные серой аурой крайнего страдания. Им причинили все, что только может причинить человек человеку, отняли все, что может отнять человек. Они посланцы тех мест, где не счесть замученных до смерти, погибших от голода, замерзших, изнасилованных.

Одного из них я сегодня повстречал близ Бейнгорна; ему оставили только парусиновую куртку, продуваемую северным ветром. Должно быть, он шел издалека, он прошел мимо как тень, не взглянув в мою сторону.

Отчего же так вышло, что сегодня, в рождественский день, я не смог с ним заговорить, как мне не раз случалось заговаривать с другими? Неужели он был так чудовищно далек от меня?

1946

После долгого перерыва я опять немножко поработал в саду с первым сознанием наступившего нового года, когда дела идут на подъем. Зимний солнцеворот остался позади.

Продолжал «Тысячу и одну ночь». Чудесная лампа доступна не магу, несмотря на все его знания, она предназначена для ребенка, для мальчика, для бездельника, только он один может достать ее из подземных садов, в которых деревья цветут самоцветами.

Интересно, почему лампу нужно не зажечь, а потереть? Зажженная лампа была бы олицетворением интеллекта, а так она пробуждает гения материи, огромную силу, которая дремлет в непробужденной субстанции.

Тот, кто использует эту лампу для того, чтобы освещать свою комнатушку, как делает неразумная мать Алладина, подобен человеку, который жжет в своей печке уголь, не подозревая о той силе, которая дремлет внутри него, а будучи вызвана, словно дух, может осветить, но может и сжигать города. Сказка знала об этом давно, с изначальных времен.

Был гость — приезжал из Берлина Зибен и передал мне привет от Никиша. Он, кажется, целиком переориентировался на Восток. В таком случае ему уже не найти своей исходной точки, но после всего того, что ему довелось пережить, меня это не удивляет: никто дважды не входит в одну и ту же реку.

Здравый политический смысл, способность судить о политическом весе и равновесии в области политики встречается так же редко, как настоящее понимание трагического конфликта. Поэтому хорошая драма такая же редкость, как настоящая политическая концепция.

То, что Ривьер ставит в упрек немцам, а именно что их характер выражается не формулой «или—или», а «как то, так и другое», является следствием их срединного положения в окружении могущественных соседей, это для них единственно возможный вариант. Середина может иметь связующее значение, она определяет посредническую роль, и в этом заключаются большие преимущества. Выбор в пользу «как то, так и другое» неизбежен для того, чтобы избежать войны на два фронта; Бисмарк сравнивал свою дипломатическую задачу с номером жонглера, который жонглирует одновременно несколькими мячами. Для полководца это облегчает ведение операций на «внутренней линии». Даже если бы случилась катастрофа, которой Клаузевиц советовал не допускать ни при каких условиях, это не привело бы к вторжению одного победителя, а в страну вступила бы коалиция, а это очень большая разница по сравнению с таким окраинным положением, какое, например, занимал Карфаген.

Среди почты письмо Ганса Мёллера, секретаря ордена Pour la Mérite.(Орден «За заслуги» (фр.) учрежден в 1740 г. Фридрихом II как воинская награда. Впоследствии стал присуждаться за заслуги в области искусства и науки) В него была вложена записка от генерала фон Вицлебена,(Вицлебен Эрвин фон (1881–1944). Был зверски убит нацистами 8 августа 1944 г. по делу о заговоре против Гитлера во дворе берлинской тюрьмы Плетцензее — привязан резиновыми шлангами к кресту и медленно задушен.) председателя этого ордена, и, очевидно, брата того Вицлебена, который был повешен после 20 июля 1944 года. Имение у него экспроприировали, и живет он, кажется, в чердачной каморке своего замка, где ему еще позволяют остаться. Его сын, подполковник фон Вицлебен, выступил в тот день 20 июля с обращением к своей части, которое стоило ему головы. Дочь тогда же, в июле, посадили в концентрационный лагерь Равенсбрюк, там она заболела, ее отправили в газовую камеру и сожгли.

«Так доживает свой век старик Вицлебен. Молча разделите с ним его горе».

Катание на коньках на берегу Лоны, по затопленным лугам. Удивительное зрелище представляли собой выросшие кучками большие грибы, видневшиеся подо льдом. Скользя над ними, казалось, что ты проносишься над другим временем года, которое словно зачарованное сохранилось под хрустальным покровом.

Читаю дневник английского путешествия, который Марвиц написал в 1815 году. Трезвый, практичный разум бранденбургского помещика изображает описываемые вещи менее элегантно, но столь же метко, как Ривароль. Имения помещиков он сравнивает с деревьями, у которых на топливо подрезают ветки; если же срубить дерево под корень, то не будет ни ренты, ни средств на общественное вспомоществование. Это справедливо для многих случаев экспроприации.

В газете опубликовано завещание Гитлера, оно производит впечатление подлинного. В своем завещании он рекомендует продолжать расовую борьбу, то есть как раз то, что главным образом и привело его к гибели. Судя по всему, он не улавливал грань между национальным государством и империей, а в области внутренней политики между государством и партией.

Сегодня, в день смерти моего отца, я был в лесу, меня сопровождал старый Гауштейн; мы с ним помечали деревья.

Беседы с ним всегда поучительны; его воззрения, основанные на большом жизненном опыте, отражают взгляды простого человека, зарабатывающего на жизнь наполовину крестьянским, наполовину ремесленным трудом. Между прочим мы поговорили о старости, эта тема часто занимала меня у деревенских людей. Тут можно бы провести некоторые наблюдения относительно продолжительности жизни, так как, с одной стороны, многие мужчины умирают в среднем возрасте, но с другой — некоторые доживают до глубокой старости. Так, например, у нас тут есть постоянно собирающаяся за скатом(Распространенная в Германии карточная игра) компания, все участники которой еще помнят вступление пруссаков в Лангензальцу, а с тех пор как-никак прошло уже восемьдесят лет.

Гауштейну еще только исполнился семьдесят один год, но он надеется, прожить еще десятка два, он поделился со мной несколькими золотыми правилами, которым он следует. В основном они сводятся к тому, чтобы ежедневно приносить доброхотную жертву нимфе Клоацине, раз в неделю Афродите и раз в месяц — Дионису, в чем он, сам того не ведая, солидарен со знаменитым доктором Безансоном из Парижа:

Jeden Morgen aufs Häuschen,Jede Woche aufs Mäuschen,Jeden Monat ein Räus'chen.

(Каждое утро — на горшок, /Каждую неделю — на милашку, /Каждый месяц — на пьянку (нем.))

На что я ему: «Ну, Гауштейн, уж одну-то из лошадок вы не будете помногу гонять!»

А он в ответ: «Да ведь и водки-то нынче не стало».

Вот это я понимаю — богатырь старинной закваски; в добрые старые времена они просиживали в пивной с субботнего вечера до самого понедельника, и как ни в чем не бывало. Он опять рассказывал, как при вступлении американцев отстоял свой окорок, героическая песнь да и только!