Карел Чапек - Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы

— Загнулся, ваша милость! Не меньше трех пуль получил в затылок… А в руке у него был нож. Видно, защищался, когда напал этот бандит. Убийца хотел удрать, но тут мы его и схватили. Вы свидетели, ребята, а? Ну-ка, подайте голос!

Только теперь те двое смекнули, в чем дело, и их лица расплылись в широкой улыбке: да, да, ваша милость, бог свидетель, так все и было, святая правда. Он застрелил того кабальеро и хотел дать тягу. А в руке у него был пистолет…

— Надо вызвать полицию, пусть заберет его, — предложил долговязый и вопросительно посмотрел на хозяина.

Тот гладил свой сизый подбородок и хмуро размышлял.

— Нет, Педро (или Сальвадор, имя я не выбрал), лучше не надо. Если бы полиция искала его… другое дело. — Он пожал плечами. — А зря я его не выдам. Это было бы непорядочно. Заприте его где-нибудь в сарае и дайте ему спиртного.

Верзила развел руками.

— Ваша милость, он и так пьян в доску.

— Дайте ему выпить, — нетерпеливо повторил хозяин. — И пока что не болтайте о нем попусту, понятно?

— Понятно, ваша милость, желаем покойной ночи… Налейте ему, ребята, рому в глотку, пусть совсем обалдеет. Что делать такому бродяге около дома нашего хозяина, зачем ему совать нос в чужие дела? Он, правда, не похож на метиса, но все равно, один черт. Какой-нибудь голландец или бродяга-янки, судя по тому, как он опустился. Буль, буль, еще… влейте в него еще малость рому, пусть-ка хлебнет, выбьем из него последние остатки памяти!

Дело кончилось белой горячкой. Незнакомца трясло сильнее, чем в лихорадке. Старуха, что стояла над ним с фонарем, подает ему воду в простом глиняном кувшине и прикладывает компрессы ко лбу и щекам. Человек не приходит в сознание. (Мотив беспамятства вначале и в конце — круг замыкается.) Старуха полу индианка, родом откуда-то из Мексики, у нее сухое лошадиное лицо, грустные глаза мигают озабоченно и сочувственно.

— Бедняга, — шепчет она и обматывает ему голову влажными тряпками, потом садится на корточки и сидит, мигая — хлоп, хлоп, хлоп, кажется, что вода падает на кирпичный пол.

Тридцать шесть часов длится беспамятство или сон. Человек лежит без сознания, с мокрыми тряпками на голове и не приходит в себя. Иногда появляется верзила-пеон и пинает его ногой. Эй, вставай, собачья падаль!

— Надо бы, сударь, ночью вынести его и положить где-нибудь. Пусть, бог меня прости, черти его возьмут и уволокут в преисподнюю.

Хозяин качает головой. Как бы не так! Не черти его заберут, а полиция, и она будет ждать, пока он заговорит. Нет, нет, когда он придет в себя, я с ним сам потолкую. Там будет видно.

Наконец Неизвестный шевелит рукой, хочет провести ею по лбу. Голова у него окутана тряпками, но даже когда он снимает их, на лбу чувствуется что-то постороннее, странное, чего никак не стереть…

Человек садится и крепко трет себе лоб.

— Позовите хозяина. Хозяин хотел поговорить с ним.

Бровастый хозяин (судя по всему, важная шишка) испытующе смотрит на оборванца. „Нет, по-видимому, этот человек не испанец, — думает он, — испанец заботился бы об обуви. Испанец, будь он даже в лохмотьях, обувь начистит до блеска“.

— Como va?[61]

— Muchas gracias, señor.[62]

— Yanqui.[63]

— Yes, sir… No, sir.[64]

— Как ваше имя?

Человек трет себе лоб.

— Не знаю, сударь.

Кубинец сердито засопел.

— А как вы сюда попали?

— Не знаю, сударь. Я был пьян, да?

— У вас нашли револьвер, — атакует его хозяин.

Человек качает головой.

— Не знаю, ничего не знаю. Не могу вспомнить… —

Лицо у него скривилось от досады и от напряжения. Он встал и сделал несколько шагов. — Нет… я не пьян. Вот только голова… словно стянута обручем. — Он пошарил по карманам. Кубинец подал ему сигарету. Бродяга кивнул: „gracias“, словно это само собой разумеется. Не-ет, он не какой-нибудь забулдыга из порта. Как хотите, в нем виден джентльмен. Взять хотя бы руки: грязные, просто срам, но как он держит сигарету! Короче — кабальеро.

Кубинец насупился. С бродягой было бы проще. Если дело дойдет до суда, какой судья поверит нищему?

Человек жадно курил и думал.

— Ничего не могу вспомнить, — сказал он и улыбнулся. — Странное чувство: голова ясная, но совсем пустая. Как выбеленная комната, где кто-нибудь должен поселиться.

— Может быть, вы вспомните, чем занимались! — подсказывает ему кубинец.

Человек взглянул на свои руки и одежду.

— Не знаю, сударь. Но судя по тому, какой у меня вид… — Дымящейся сигаретой он начертил в воздухе какую-то закорючку, похожую на нуль, — ничего не помню, — произнес он равнодушно. — Мне ничего не приходит в голову. Может быть, вспомню потом…

Кубинец смотрел на него подозрительным, пристальным взглядом. Невыразительное, чуть одутловатое, почти веселое лицо незнакомца выражало нечто вроде облегчения.

Ну конечно! Еще одна повесть о человеке, потерявшем память, еще одна литературная амнезия, которой мы обязаны столькими романтичными и трогательными историями. Вместе с вами, доктор, я пожимаю плечами над такой заурядной формулой, но ничего не могу поделать: если уж мой герой должен остаться Неизвестным, нужно отнять у него личность, отобрать документы, спороть монограммы с его одежды, а главное, главное, сударь, лишить его памяти, ибо память — это материал, из которого соткано ваше „я“. Изгладьте все, что есть в вашей памяти, и вы станете человеком, который упал с неба, пришел невесть откуда и не знает, куда держит путь. Вы станете пациентом Икс. Человек, утративший память, подобен человеку без сознания. Пусть даже его мозг продолжает нормально функционировать, человек покинул почву действительности и живет вне ее. Знайте, что без памяти для нас не существовало бы действительности.

Вы, как медик, конечно, отметили про себя, что в данном случае потеря памяти произошла после острого отравления алкоголем и шока в результате ночного инцидента. Человек ударился головой о землю, и вот, пожалуйста! С медицинской точки зрения вполне допустимо, что результатом была психическая травма. Налицо, стало быть, фактор случайности, и мы считаемся с ним. И все же это слишком важное обстоятельство, чтобы предоставить его воле случая. Нас может удовлетворить лишь причинная связь. Пациенту Икс была нанесена душевная травма, и он утратил память, не мог не утратить ее по причинам, таившимся в нем самом: для него это был единственный путь, единственный выход, чтобы разрешить внутренний конфликт. Это было как бы бегство в другую жизнь. Как произошло это бегство, вы прочтете ниже, а сейчас я хочу предупредить вас, что в основе всего происшедшего лежала не простая случайность, а причины глубокие и закономерные.

Возможно, однако, что потеря личности вообще отвечает естественным чаяниям человека. Утратить память — это ведь все равно что начать новую жизнь; перестать быть тем, чем мы были. Это, друг мой, уже какое-то раскрепощение. Вам, наверное, доводилось попадать в совершенно чужую страну, где вы не могли договориться ни с помощью слов, ни с помощью денег? Вы не утрачивали там своей личности, но какой вам был от нее прок? Образование, социальное положение, имя и все прочее, из чего складывается наше гражданское „я“, были вам не нужны. Вы стали всего лишь безвестным человеком на улице чужого города. Вы, может быть, вспомните, что воспринимали тогда все окружающее с особой остротой И яркостью сновидения. Избавленный от всего наносного, вы стали просто человеком, у вас сохранилась лишь ваша внутренняя жизнь, у вас остались лишь глаза и сердце, лишь удивление, беспомощность и покорность. Нет ничего более поэтичного, чем утрата собственного „я“. Пациент Икс, который потерял самого себя настолько основательно, что даже не помнил, кто он, становится таким удивленным человеком. Жизнь будет проходить перед ним подобно миражу, все люди станут незнакомцами, все вещи новинками. И все это он будет видеть словно сквозь дымку воспоминаний: ему постоянно будет казаться, что все это он откуда-то уже знает, что это уже было в его жизни… Но когда, о, господи боже, когда и где? Что бы он ни делал, он живет словно во сне; тщетно он старается уловить обрывки действительности в переменчивой череде явлений. Странно, каким невещественным кажется человеку мир, если все стерлось в памяти.

Одно обстоятельство надо, по-моему, объяснить. Это заинтересованность кубинца в пациенте Икс. Я не думаю, что он держал его в своем доме как интересный психологический феномен. Просто ему не внушал доверия этот случайный свидетель ночного убийства. Очевидно, хозяин сперва подозревал, что „утрата памяти“ — лишь деликатная форма вымогательства: позаботьтесь, мол, обо мне как следует, и моя память останется затемненной; что было, то прошло, и я знать ничего не знаю. Но берегитесь, сударь, а вдруг память вернется ко мне. Впрочем, хозяин мог предполагать и другое. Сам Икс совершил что-нибудь противозаконное и предпочитает скрыть свою личность и на всякий случай иметь подтверждение, что он невменяем. Поэтому хозяин был постоянно настороже и приглядывался к незнакомцу. И хотя кубинец сотни раз мог убедиться, что этот человек, несомненно, полностью утратил память, его не покидало опасение, что в один прекрасный день она вернется и Неизвестный заговорит. Поэтому лучше приручить его, тем более что — с каждым днем это становилось все заметнее — человек он вежливый и услужливый. „Да, да, не спорьте, уже одно его знание языков может пригодиться, ведь у нас, слава богу, широкие торговые связи от Каракаса до Тампико, приходится иметь дело с англичанами, французами, голландцами и с молодчиками из Штатов Северной Америки, которые, черт их подери, за всю свою жизнь не научатся говорить по-испански! А эти типы в Гамбурге тоже, видать, рассчитывают, что мы будем писать им на их языке…“ — размышлял кубинец, жуя свою черную, толстую, как банан, сигару. Сигары ему делали тут же дома, он сам наблюдал за тем, как молодые мулатки скатывают табачные листья на своих округлых бедрах. Сигары он выбирал, поглядев на мулатку, вернее, на ее ноги: чем они длиннее, тем лучше сложена девчонка и тем лучше свернута сигара.