Мартин Нексе - Дитте - дитя человеческое
Ларс Петер подумал немножко, озадаченный, потом сказал:
— Ну, как хочешь, — и подвинулся, чтобы дать брату место рядом с собой. Собственно говоря, Ларc Петер рассчитывал, что Йоханнес сегодня же возьмется копать канавы на болоте, — воды как раз было сейчас мало.
— Занятно покататься немножко! — И Йоханнес вскарабкался на телегу.
Н-да, конечно… Только одет он так, как будто выбежал из дому лишь на минутку.
— Не накинуть ли что-нибудь сверху? Хочешь мое старое пальто?
— Ну, наплевать, и так обойдусь! Подыму повыше воротник.
Солнце только еще вставало. Вдоль берегов озера над тростниками стлался белою пеленою туман. На паутинках в луговой траве дрожали бесчисленные капли росы, ловя солнечные лучи и сверкая алмазами. Должно быть, это зрелище привело Ларса Петера в радужное настроение: сегодня, во всяком случае, Сорочье Гнездо показалось ему таким красивым, славным хуторком, что прямо жаль было покинуть его.
К тому же Ларc Петер узнал теперь обо всем, что касалось его родни и домашних и что произошло за эти годы в родных местах; тоска по ним была таким образом до известной степени утолена, и охота переезжать туда отпала. «Радуйся, что ты так далеко и что тебя все это не касается», — сказал между прочим Йоханнес. И в самом деле, брат прав. Не стоит сниматься из гнезда, менять место, ведь могут снова пойти семейные неурядицы и всякие дрязги. Вообще незачем уезжать, гоняться за счастьем, как дураку, лучше постараться уберечь свое счастье, благо у тебя есть дом!
Ларс Петер сам не понимал, что такое с ним сегодня, — он на все смотрел как будто новыми глазами. Словно кто смазал их за ночь чудодейственной мазью.
Даже его тощее поле казалось привлекательным, обещало урожай. Новая заря занялась над Ларсом Петером и его домом.
— Славное утречко, — сказал он, оборачиваясь к Йоханнесу.
Тот не отозвался. Надвинув фуражку на глаза, он примостился так, чтобы поспать еще… Не похоже было, чтоб ему жилось особенно сладко! Около рта горькие складки, быть может, от разгульной жизни. Просто удивительно, до чего он похож на покойную мать! Ларc Петер дал себе слово присматривать за братом.
VII
КОЛБАСНИК
Не пришлось Сорочьему Гнезду с его угодьями расцвести новым цветом и на этот раз. Роковое стечение обстоятельств определило ход событий. Вместо того чтобы взять заступ и начать рыть канавы, Йоханнесу вздумалось прокатиться с братом за селедками. На одном из крестьянских дворов, куда они заехали, сбывая селедки, валялся возле дверей коровника мертворожденный теленок. Йоханнес сразу заметил его, соскочил и подошел поближе.
— Куда вы его денете? — спросил он работника, трогая ногой теленка.
— Известно, в землю зароем! — ответил тот.
— Разве у вас тут не продают палую скотину? — спросил Йоханнес брата, когда они снова тронулись в путь.
— Да кому же ее продашь? — удивился Ларc Петер.
— Отсталый же у вас народ! Право, я не прочь сделаться тут прасолом!
— И, чего доброго, скупать дохлую скотину? — усмехнулся Ларc Петер.
— Не то чтобы непременно дохлую, но и ею не след брезговать. Наш старик наживал, бывало, от десяти до пятнадцати крон на таком теленке.
— Я думал, мы с тобой по-настоящему возьмемся за землю.
— Возьмемся и за нее. Но на это понадобятся деньги! Твоя торговля только отнимала у тебя время, и ты запустил свою землю, а торговля скотом, знаешь ли, совсем другое дело. Тут при удаче и всю сотню в день зашибить можно. И если я буду выезжать хоть раз в неделю, то, уверяю тебя, мы прокормимся. Все остальные дни недели можем обрабатывать землю.
— Да, оно складно выходит на словах, — протянул Ларc Петер. — А торговая жилка у тебя, видно, есть?
— На этот счет будь спокоен. Я немало сотен заработал моему хозяину-мяснику.
— Но с чего же ты начнешь дело? — спросил Ларc Петер. — У меня скоплено всего с полсотни крон. Много ли скота на такую сумму купишь? Да и эти-то деньги я отложил на взнос налогов и процентов за аренду, так что их, собственно, и трогать нельзя.
— Только бы они попали мне в руки, — за остальное я ручаюсь, — самоуверенно заявил Йоханнес.
И через день он отправился в путь, положив в карман весь капитал Ларса Петера. Не легко было у Ларса Петера на сердце те два дня, что младший брат отсутствовал. Вдруг он попадет в дурную компанию и деньги у него выманят… или он проторгует их? Словом, долгим показалось Ларсу Петеру время ожидания. Но вот Йоханнес наконец вернулся, сидя в телеге, тщательно укрытой, и распевая во все горло. К задней грядке телеги привязана была старая, обреченная на убой кляча, еле передвигавшая ноги.
— Вот так жеребчика купил! — насмешливо крикнул ему Ларc Петер. — А что у тебя там под мешками и соломой?
Йоханнес въехал в ворота, запер их и тогда лишь раскрыл воз. В телеге лежал околевший теленок, подпорченная свиная туша и еще один чуть живой теленок, еле двигавший ушами. У него был понос. Все это Йоханнес купил у кого пришлось и даже не все деньги потратил, осталось на разживу]
— Это хорошо, но на кой черт тебе вся эта дохлятина? — с досадой сказал Ларc Петер.
— Увидишь! — И Йоханнес принялся бегать взад и вперед с невероятным проворством. При этом он и напевал, и насвистывал, и выкидывал разные смешные штуки. Обе половинки дверей сарая были распахнуты, а перед пролетом поставлен чурбан, служивший для колки дров. В пристройке Йоханнес высмотрел вмазанный в кирпичную печку большой котел, живо подкинул под него соломы и зажег ее, чтобы узнать — хороша ли тяга. Дети стояли и глядели на дядю, разинув рот, а Ларе
Петер только головой качал, но предоставил брату полную волю.
Йоханнес ободрал дохлого теленка и распялил шкуру для просушки на внутренней стороне одной из дверей сарая. Затем пришла очередь больного теленка. Одним взмахом ножа Йоханнес спровадил его на тот свет, ободрал с него шкуру и распялил ее рядом с первой.
Он засадил Дитте и Кристиана промывать кишки. Им не особенно хотелось браться за это дело.
— Да вы, черт возьми, никогда не промывали, что ли, кишок?
— Промывали. Только не от дохлой скотины, — сказала Дитте.
— Как? У вас тут промывают кишки живой скотине?! Вот бы поглядеть!
Что было ответить на это? Пришлось взяться за дело. А Йоханнес тем временем подвел старую клячу к сараю и побежал за топором. Пробегая с пим по двору, он покрутил его в руке, подбросил в воздух и ловко поймал за топорище. Видимо, он был в отличном настроении.
«Кровь живодеров!» — морщась, думал Ларc Петер, занятый чем-то на гумне. То, что много лет было главным ремеслом в его роду, претило ему — особенно сейчас, когда это вторглось в Сорочье Гнездо, слишком живо напоминая ему детство в родном доме. «Теперь люди с полным правом будут называть нас живодерами», — с большим неудовольствием подумал он.
Йоханнес забежал в сарай за старым мешком.
— Ты чего куксишься, старина? — бросил он мимоходом.
Ларс Петер не успел откликнуться, как младший брат уже скрылся. Набросив кляче на голову мешок, он прицелился, взмахнул топором… послышался странный медленный хруст костей под мешком, и кляча с раздробленным черепом рухнула на землю. С минуту она лежала, дрыгая ногами и все дальше откидывая их, потом вытянулась на боку, глубоко вздохнула и околела. Дети стояли вокруг с окаменевшими лицами.
— Теперь, брат, ты уж подсоби мне поднять ее! — весело прокричал Йоханнес.
Ларс Петер нехотя вышел на двор, взяв с собою веревку. Вскоре кляча уже болталась подвешенная к балке головою вниз и освежеванная, с откинутой назад, словно плащ, шкурой.
А поведение дяди становилось все таинственнее. И со шкурами-то еще понятно, — зачем он возился, — их можно продать. Но что собирался он делать с кишками В и со всем этим мясом? Он вырезал лучшие куски также и из телят! Под вечер он затопил печку под котлом и возился всю ночь то на дворе, то в пристройке, которая вся провоняла запахом варившихся в котле костей, мяса и кишок.
«Должно быть, он мыло варит, — соображал Ларc Петер, — или колесную мазь». Ему все больше и больше претило все это, и он сильно раскаивался, что сразу не распростился с братом. Но теперь уж приходилось терпеть до конца.
Йоханнес не требовал больше ни от кого помощи. Напротив, он тщательно запер дверь в пристройку, где стоял котел, и, облекши свою работу полной тайной, возился всю ночь. За утренним кофе он запретил детям рассказывать в школе что бы то ни было о нем и его работе. Потом он исчез куда-то, вернулся домой с сечкой и перетащил чурбан от сарая в пристройку. К столу являлся после того весь измазанный кровью, салом и рубленым мясом. Противно было глядеть на него, а ещё тошнотворнее от него пахло. Но надо отдать ему справедливость — работал он без устали и совсем не смыкал глаз. Наконец, уже к вечеру, он окончательно управился с делом и распахнул дверь в пристройку.
