Сигрид Унсет - Мадам Дортея
Они засмеялись, потом она вырвалась и убежала. Вильхельм хотел побежать за ней, но ему вдруг неодолимо захотелось спать. И он побрел в другую сторону, чтобы найти дом и комнату, где спал прошлой ночью.
10
Свадьба продолжалась своим чередом. На третий вечер некоторые гости разъехались по домам, но большая часть была намерена пробыть в Люнде шесть дней.
Мысли о Туре так занимали Вильхельма, что он почти не замечал того, что происходило вокруг него. Ему хотелось одного — обручиться с Турой. Почему он не может жениться на крестьянской девушке?.. Он знал, что такое не исключено, многие торговцы в Христиании были женаты на крестьянках, а он уже решил, что непременно займется торговлей.
В рассказах и комедиях герой, а это, как правило, был молодой барон или кто-нибудь в этом роде, влюблялся в красивую крестьянскую девушку и сватался к ней. Правда, потом оказывалось, что эта девушка была той самой богатой барышней, на которой отец принуждал его жениться. Она сбежала в деревню и жила там, выдавая себя за крестьянку, потому что ее жестокосердный отец хотел отдать ее в жены человеку, которого она никогда не видела и к которому заранее питала отвращение. Но суть-то была в том, что этот барон, или кто он там был, посватался к красавице, полагая, что она простая крестьянка…
Несколько раз у Вильхельма мелькала мысль, что, если бы его батюшка был жив, ему было бы не так легко добиться его согласия на помолвку с Турой Оммундсдаттер из Сюнстеволла. Однако Вильгельм отгонял прочь эти мысли. Он искренне горевал об отце. Но ведь прошло уже столько времени, столько всего случилось… Ему больше нравилось рассуждать так: коль скоро он потерял отца, он должен приложить все усилия, чтобы как можно раньше стать самостоятельным. И коль скоро он вынужден считать себя уже взрослым, почему бы ему уже сейчас не выбрать себе спутницу жизни и не заручиться согласием той девушки, которая ему так нравилась?
Несомненно, он никогда не пойдет против воли матушки и не женится без ее благословения. Но, узнав Туру поближе, матушка, безусловно, оценит ее добрые качества и с восторгом прижмет ее к сердцу как свою дочь. Господи, ведь матушка сама восхищалась, когда бабушка показывала съехавшимся на свадьбу женщинам лежавшие в шкафах и укладках шерстяные и льняные ткани, изготовленные здесь, в Люнде. А ведь часть из них, без сомнения, была плодом усердия и умения Туры.
Ему хотелось, чтобы Тура получила место в городе, раз они сами переедут теперь в Христианию. В каком-нибудь богатом доме, где бы она немного обтесалась и обучилась хорошим манерам. Разумеется, она и так хороша, и трудно себе представить, что она может быть еще лучше и привлекательнее. Но раз уж им предстоит жить в городе, было бы весьма полезно, чтобы она стала вполне горожанкой.
Скорее всего, матушка не захочет обижать свою мать, отчима и брата Уле, воспротивившись браку между ним и близкой родственницей ленсмана Люнде.
Однако у него еще не нашлось случая — или храбрости — посвятить Туру в свои мечты об их общем будущем. Она была так занята своими обязанностями по-хозяйству, что он почти не видел ее. Разве что иногда вечером ему удавалось покружиться с ней в танце. Тура умела танцевать все новомодные танцы — выучилась этому у своего дяди. Он, между прочим, играл на свадьбах. Но только разок Вильхельму удалось ускользнуть с ней из усадьбы. Они посидели в ложбине на склоне пониже конунгова амбара, и он опять целовал ее и ласкал ее грудь. Но Тура не могла остаться с ним так долго, как в прошлый раз.
А вообще они жили здесь в райском изобилии еды и питья. На второй день свадьбы их разбудили, подав в постель водку и закуски. Теперь Вильхельм крайне осторожно относился к крепким напиткам — он опасался пить все, от чего мог опьянеть и потерять голову, как в тот вечер, когда они с учителем выпили в Сандтангене. К тому же ему просто не нравился вкус водки.
А вот Клаус, напротив, не отказывался выпить, и не заметить этого было невозможно. Хотя вообще-то Вильхельм почти не видел брата все эти дни — его не было в их общей кровати, когда Вильхельм проснулся в первое утро после свадьбы. Должно быть, Клаус нашел себе другое место для ночлега, теперь Вильхельм делил кровать с веселым молодым парнем, родственником Ингебьёрг.
Вильхельм не знал, помнит ли Клаус, что Вильхельм сбил его на землю в первый вечер. Но ему казалось, что Клаусу уже не так весело в гостях. Парни мерялись силой и несколько раз стреляли по мишени, прикрепленной к стене кузницы, стоявшей выше по склону. Клаус тоже был среди них, но ему явно не везло — он все время был навеселе и потому стрелял хуже, чем мог. Вильхельм справился с этой задачей гораздо лучше, хотя был далеко не такой меткий стрелок, как Клаус.
Танцевать Клаус вовсе перестал. Он лишь издали следил за танцующими. А с тех пор как Тура недвусмысленно оттолкнула его, когда он, опять же пьяный, сделал попытку поухаживать за ней, Клаус довольствовался тем, что мрачно взирал на нее, когда она танцевала с Вильхельмом.
Вильхельм ничего не мог с собой поделать, но он не испытывал жалости к брату. Его радовало, что он утвердился как старший, взрослый среди других взрослых парней, и нашел себе девушку — Тура не скрывала, что неравнодушна к нему. Он ждал только случая, чтобы поговорить с ней и убедиться, что эта красивая девушка не откажет ему…
А вот бедняга Клаус — ни рыба ни мясо. Уже не ребенок, но, и это видно, еще далеко не взрослый.
Вместе со своим новым товарищем — родственником Ингебьёрг, с которым он делил кровать, — и еще двумя парнями Вильхельм поднимался по склону на седьмой день свадьбы. Им хотелось посмотреть, есть ли на сетере дичь, и они прихватили с собой собак, ружья и рыболовные снасти. Запаслись они и фляжками с водкой.
Утро парни провели на сетере и подстрелили двух зайцев — Вильхельм был горд, что одного из них убил он, — потом они тянули сеть в горном озере, вернулись на сетер, поели, выпили и легли спать. В начале вечера охотники стали собираться домой. Солнце уже зашло за вершину, когда они шли лесочком чуть повыше усадьбы.
Здесь был загон для скота, заросший ольхой и ивовыми кустами, влажная почва была утоптана копытами — гости, приехавшие на свадьбу, всю неделю держали в этом загоне своих лошадей. Подойдя к забору — он был разобран, — они услыхали сдавленный женский голос:
— Говорю тебе, пусти меня… Не смей!..
— Брось притворяться!.. — Парень чуть не плакал.
Вырвавшись из рук Пера Волда, собака с громким лаем устремилась в заросли ольхи, но зацепилась за что-то цепочкой. Пер побежал за ней, Вильхельм не отставал от них. Возле изгороди на траве боролись две темные фигуры — парень всей тяжестью навалился на девушку, — теперь Вильхельм узнал голоса…
Пер Волд крепко схватил его за руку.
— Оставь их, не наше это дело! — горячо зашептал он, сдерживая за ошейник собаку, которая рвалась к парню и девушке, боровшимся на лужайке…
Вильхельм мельком увидел что-то белое — это было колено и бедро Туры, юбка на ней задралась. Он вырвался из рук Пера и с криком ярости, подняв ружье как дубину бросился к ним.
Клаус уже перелезал через изгородь. Вильхельм ударил его прикладом между лопаток, Клаус дрогнул всем телом. И тут же башмаком ударил Вильхельма в лицо, потом перепрыгнул через изгородь и побежал полем.
Вильхельм оглянулся на Туру — она вся тряслась от сдерживаемых рыданий. Собака вырвалась и с лаем кружила вокруг девушки, махая хвостом, Тура растерянно погладила ее.
— Тура, Тура, он обидел тебя? Что он сделал? — Вильхельм хотел обнять ее, приласкать.
— Пусти меня, пусти!.. — С душераздирающим криком Тура вырвалась из его рук и побежала вдоль изгороди, кусты со свистом расступались перед ней и смыкались у нее за спиной. Пер и Вильхельм слышали, как она споткнулась о валявшиеся на земле жерди.
Пер потянул Вильхельма обратно на ту дорогу, по которой они шли. Он не произнес ни слова, но держал Вильхельма мертвой хваткой. Вильхельм достал носовой платок и попытался остановить бежавшую из носа кровь — она текла в рот, и это было противно, — теперь от удара Клауса у него болело уже все лицо.
Уже у ворот Вильхельм увидел Туру на дороге, ведущей через поле. Светло-рыжая собака прыгала и тянула ее, нетерпеливо повизгивая. Тура держала ее за ошейник. Вильхельм хотел броситься к девушке, но рука Пера крепче сжала его плечо:
— Стой, не надо.
Вильхельм поднял ружье и потряс им:
— Видит Бог, если бы у меня был заряд…
— Тебе не следовало вмешиваться, — сказал Пер. Весь его облик выражал сильнейшее неудовольствие.
Далеко внизу к усадьбе подходили остальные. Когда они скрылись из виду, Тура оглянулась через плечо. Вильхельм снова рванулся к ней, но Пер до боли сжал его плечо…
— Да пусти же меня!.. Мне надо поговорить с ней!..
