Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни
Тимофеев. Нет… Какой столик?
Зинаида. Ах, боже мой, ты совсем отупел с этой машиной!
Тимофеев. Ну, перчатки… Что перчатки?
Зинаида. Да не перчатки, а я полюбила другого. Свершилось!..
Тимофеев мутно смотрит на Зинаиду.
Только не возражай мне… и не нужно сцен. Почему люди должны расстаться непременно с драмой? Ведь согласись, Кока, что это необязательно. Это настоящее чувство, а все остальное в моей жизни было заблуждением… Ты спрашиваешь, кто он? И, конечно, думаешь, что это Молчановский? Нет, приготовься: он кинорежиссер, очень талантлив… Не будем больше играть в прятки, это Якин.
Тимофеев. Так…
Пауза.
Зинаида. Однако, это странно! Это в первый раз в жизни со мной. Ему сообщают, что жена ему изменила, ибо я действительно тебе изменила, а он — так! Даже как-то невежливо!
Тимофеев. Он… этого… как его, блондин, высокий?
Зинаида. Ну, уж это безобразие! До такой степени не интересоваться женой! Блондин Молчановский, запомни это! А Якин — он очень талантлив!
Пауза.
Ты спрашиваешь, где мы будем жить? В пять часов я уезжаю с ним в Гагры выбирать место для съемки, а когда мы вернемся, ему должны дать квартиру в новом доме, если, конечно, он не врет…
Тимофеев (мутно). Наверно, врет.
Зинаида. Как это глупо, из ревности оскорблять человека! Не может же он каждую минуту врать.
Пауза.
Я долго размышляла во время последних бессонных ночей и пришла к заключению, что мы не подходим друг к другу. Я вся в кино… в искусстве, а ты с этим аппаратом… Однако я все-таки поражаюсь твоему спокойствию! И даже как-то тянет устроить сцену. Ну, что же… (Идет за ширму и выносит чемодан.) Я уже уложилась, чтобы не терзать тебя. Дай мне, пожалуйста, денег на дорогу, я тебе верну с Кавказа.
Тимофеев. Вот сто сорок… сто пятьдесят три рубля… больше нет.
3инаида. А ты посмотри в кармане пиджака.
Тимофеев (посмотрев). В пиджаке нет.
Зинаида. Ну, поцелуй меня. Прощай, Кока. Все-таки как-то грустно… Ведь мы прожили с тобой целых одиннадцать месяцев!.. Поражаюсь, решительно поражаюсь!
Тимофеев целует Зинаиду.
Но ты пока не выписывай меня все-таки. Мало ли что может случиться. Впрочем, ты такой подлости никогда не сделаешь. (Выходит в переднюю, закрывает за собой парадную дверь.)
Тимофеев (тупо смотрит ей вслед). Один… Как же я так женился? На ком? Зачем? Что это за женщина? (У аппарата.) Один… А впрочем, я ее не осуждаю. Действительно, как можно жить со мной? Ну что же, один так один! Никто не мешает зато… Пятнадцать… шестнадцать…
Певучий звук. В передней звонок. Потом назойливый звонок.
Ну как можно работать в таких условиях!.. (Выходит в переднюю, открывает парадную дверь.)
Входит Ульяна Андреевна.
Ульяна. Здравствуйте, товарищ Тимофеев. Иван Васильевич к вам не заходил?
Тимофеев. Нет.
Ульяна. Передайте Зинаиде Михайловне, что Марья Степановна говорила: Анне Ивановне маникюрша заграничную материю предлагает, так если Зинаида…
Тимофеев. Я ничего не могу передать Зинаиде Михайловне, потому что она уехала.
Ульяна. Куда уехала?
Тимофеев. С любовником на Кавказ, а потом они будут жить в новом доме, если он не врет, конечно…
Ульяна. Как с любовником?! Вот так так! И вы спокойно об этом говорите! Оригинальный вы человек!
Тимофеев. Ульяна Андреевна, вы мне мешаете.
Ульяна. Ах, простите! Однако у вас характер, товарищ Тимофеев! Будь я на месте Зинаиды Михайловны, я бы тоже уехала.
Тимофеев. Если бы вы были на месте Зинаиды Михайловны, я бы повесился.
Ульяна. Вы не смеете под носом у дамы дверь захлопывать, грубиян! (Уходит.)
Тимофеев (возвращаясь в свою комнату). Чертова кукла!
Нажимает кнопки в аппарате, и комната его исчезает и полной темноте. Парадная дверь тихонько открывается, и в ней появляется Милославский, дурно одетый, с артистическим бритым лицом человек в черных перчатках. Прислушивается у двери Тимофеева.
Милославский. Весь мир на службе, а этот дома. Патефон починяет. (У дверей Шпака читает надпись.) Шпак Антон Семенович. Ну что же, зайдем к Шпаку… Какой замок комичный. Мне что-то давно такой не попадался. Ах нет, у вдовы на Мясницкой такой был. Его надо брать шестым номером. (Вынимает отмычки.) Наверно, сидит в учреждении и думает: ах, какой чудный замок я повесил на свою дверь! Но на самом деле замок служит только для одной цели: показать, что хозяина дома нет… (Открывает замок, входит в комнату Шпака, закрывает за собой дверь так, что замок остается на месте.) Э, какая прекрасная обстановка!.. Это я удачно зашел… Э, да у него и телефон отдельный. Большое удобство! И какой аккуратный, даже свой служебный номер записал. А раз записал, первым долгом нужно ему позвонить, чтобы не было никаких недоразумений. (По телефону.) Отдел междугородних перевозок. Мерси. Добавочный пятьсот один. Мерси. Товарища Шпака. Мерси. Товарищ Шпак? Бонжур. Товарищ Шпак, вы до самого конца сегодня на службе будете?.. Говорит одна артистка… Нет, не знакома, но безумно хочу познакомиться. Так вы до четырех будете? Я вам еще позвоню, я очень настойчивая!.. Нет, блондинка. Контральто. Ну, пока. (Кладет трубку.) Страшно удивился. Ну-с, начнем… (Взламывает шкаф, вынимает костюм.) Шевиот… О!.. (Снимает свой, завязывает в газету, надевает костюм Шпака.) Как на меня шит… (Взламывает письменный стол, берет часы с цепочкой, кладет в карман портсигар.) За три года, что я не был в Москве, как они все вещами пообзавелись! Приятно работать. Прекрасный патефон… И шляпа… Мой номер. Приятный день!.. Фу, устал! (Взламывает буфет, достает водку, закуску, выпивает.) На чем это он водку настаивает? Прелестная водка!.. Нет, это не полынь… А уютно у него в комнате… Он и почитать любит… (Берет книгу, читает.) «Без отдыха пирует с дружиной удалой Иван Васильич Грозный под матушкой Москвой… Ковшами золотыми столов блистает ряд, разгульные за ними опричники сидят…» Славное стихотворение! Красивое стихотворение!.. «Да здравствуют тиуны, опричники мои! Вы ж громче бейте в струны, баяны-соловьи…» Мне нравится это стихотворение. (По телефону.) Отдел междугородних перевозок. Мерси. Добавочный пятьсот один… Мерси. Товарища Шпака. Мерси. Товарищ Шпак? Это я опять… Скажите, на чем вы водку настаиваете?.. Моя фамилия таинственная… Из Большого театра… А какой вам сюрприз сегодня выйдет!.. «Без отдыха пирует с дружиной удалой Иван Васильич Грозный под матушкой Москвой…» (Кладет трубку.) Страшно удивляется. (Выпивает.) «Ковшами золотыми столов блистает ряд…»
Комната Шпака погружается в тьму, а в комнату Тимофеева набирается свет. Аппарат теперь чаще даст певучие звуки, и время от времени вокруг аппарата меняется освещение.
Тимофеев. Светится. Светится! Это иное дело…
Парадная дверь открывается, и входит Бунша. Первым долгом обращает свое внимание на радиоаппарат.
Бунша. Неимоверные усилия я затрачиваю на то, чтобы вносить культуру в наш дом. Я его радиофицировал, но они упорно не пользуются радио. (Тычет вилкой в штепсель, но аппарат молчит.) Антракт. (Стучит в дверь Тимофеева.)
Тимофеев. А, кто там, войдите… чтоб вам провалиться!..
Бунша входит.
Этого не хватало!..
Бунша. Это я, Николай Иванович.
Тимофеев. Я вижу, Иван Васильевич. Удивляюсь я вам, Иван Васильевич! В ваши годы вам бы дома сидеть, внуков нянчить, а вы целый день бродите по дому с засаленной книгой… Я занят, Иван Васильевич, простите.
Бунша. Это домовая книга. У меня нет внуков. И если я перестану ходить, то произойдет ужас.
Тимофеев. Государство рухнет?
Бунша. Рухнет, если за квартиру не будут платить. У нас в доме думают, что можно не платить, а на самом деле нельзя. Вообще наш дом удивительный. Я по двору прохожу и содрогаюсь. Все окна раскрыты, все на подоконниках лежат и рассказывают такую ерунду, которую рассказывать неудобно.
