Анатоль Франс - Восстание Ангелов
Возвратись на квартиру своего друга, он застал там Зиту, которая поджидала его, подобная статуе из слоновой кости и золота.
— Мне вас просто жаль, — сказала она. — Близится день, какого еще не было с начала времен и который, может быть, не повторится раньше, чем солнце со своими спутниками не вступит в созвездие Геркулеса. Не сегодня-завтра мы обрушимся на Иалдаваофа в его порфировом дворце, а вы, горевший желанием освобождать небеса и победителем возвратиться на освобожденную родину, вы забываете все свои великодушные намерения и дремлете в объятиях дочерей человеческих. Какое удовольствие получаете вы от общения с этими нечистоплотными зверьками, созданными из таких неустойчивых элементов, что, кажется, они беспрерывно распадаются? Ах, Аркадий, я была права, не доверяя вам. Вы типичный интеллигент, в вас говорит одно лишь любопытство. Вы не способны действовать.
— Вы неправильно судите обо мне, Зита, — ответил ангел. — Любовь к дочерям человеческим заложена в природе сынов неба. Конечно, телесная субстанция женщин и цветов тленна, тем не менее она чарует чувства. Но ни один из этих зверьков не заставит меня забыть мою ненависть и мою любовь, и я готов выступить против Иалдаваофа.
Зита, вполне удовлетворенная его решимостью, потребовала, чтобы он неуклонно продолжал подготовлять их грандиозное предприятие; спешить не надо, но и откладывать не следует:
— Большое дело, Аркадий, состоит из множества мелких. Самое величественное целое слагается из тысячи ничтожных частиц. Не будем пренебрегать ничем.
Она пришла за ним, чтобы вместе отправиться на собрание, где его присутствие необходимо. Там будут подсчитаны силы восставших.
Она добавила только одно:
— Нектарий тоже придет.
Когда Морис увидел Зиту, он нашел ее непривлекательной. Она не понравилась ему, потому что красота ее была совершенной, а подлинная красота всегда вызывала в нем какое-то тягостное удивление. Узнав, что она тоже восставший ангел и собирается вести Аркадия к заговорщикам, он почувствовал к Зите неприязнь. Бедный юноша пытался удержать своего товарища всеми способами, какие подсказывали ему ум и обстоятельства. Он умолял своего ангела-хранителя остаться с ним, обещал за это повести его на замечательное состязание боксеров, на обозрение, где они увидят апофеоз Пуанкаре, наконец, в одно место, где имеются женщины, необычайные по красоте, таланту, порокам или уродству. Но ангел не поддавался никаким искушениям и заявил, что уходит с Зитой.
— Зачем?
— Чтобы подготовить завоевание неба.
— Опять это безумие! Завоевание не… Но ведь я же доказал тебе, что это и невозможно и нежелательно.
— До свидания, Морис…
— Ты все-таки идешь? Ну, что ж, тогда и я пойду с тобой. И Морис, с рукой на перевязи, последовал, за Аркадием и Зитой в кабачок Хлодомира, где стол был накрыт в саду, под навесом из зелени.
Там уже находились князь Истар и Теофиль, а с ними маленькая желтая фигурка похожая на ребенка: это был ангел из Японии.
— Мы ждем только Нектария, — сказала Зита.
В эту минуту бесшумно появился старый садовник. Он сел, и собака легла у его ног. Французская кухня — первая в мире. Ее слава затмит всякую другую, когда человечество, сделавшись мудрым, поставит вертел выше шпаги. Хлодомир подал ангелам и смертному, который был с ними, жирную похлебку, свиное филе и почки в мадере, доказавшие, что этот монмартрский повар еще не развращен американцами, которые портят лучших поваров Города-гостиницы.
Хлодомир откупорил бутылку бордо, и хотя оно и не значилось среди лучших вин Медока, но ароматичностью и букетом выдавало свое благородное происхождение. Следует отметить, что после этого вина и многих других хозяин погребка торжественно принес романею, крепкую и вместе с тем легкую, пряную и нежную, настоящей бургундской закваски, огненную и хмельную, истинную усладу для ума и чувств. Старый Нектарий поднял стакан и произнес:
— Тебе, Дионис, величайший из богов, кто вместе с золотым веком вернет смертным, ставшим героями, гроздья, которые Лесбос срывал некогда с кустов в Мефимне, и лозы Фасоса, и белый виноград озера Мареотидского, и погреба Фалерно, и виноградники Тмола, и короля вин — Фанею. И сок этих гроздий будет божественным, и, как во времена древнего Силена, люди будут опьяняться мудростью и любовью.
Когда подали кофе, Зита, князь Истар, Аркадий и японский ангел, сделали поочередно сообщения о состоянии сил, собранных против Иалдаваофа.
Отрешаясь от вечного блаженства для страданий земного бытия, ангелы развиваются умственно и приобретают способность ошибаться и впадать в противоречия. Поэтому и собрания их, подобно человеческим, бывают беспорядочными и шумными. Не успевал один из заговорщиков назвать какую-нибудь цифру, как другой тотчас же опровергал ее. Они не могли сложить двух чисел без спора, и даже сама арифметика заражалась страстностью и утрачивала свою точность. Керуб, насильно притащивший благочестивого Теофиля, возмутился, услышав, как музыкант славит господа, и надавал ему по голове тумаков, которыми можно было бы свалить быка. Но у музыкантов головы покрепче бычьих. И удары, сыпавшиеся на Теофиля, не изменяли представления этого ангела о божественном провидении. Аркадий долго противопоставлял свой научный идеализм прагматизму Зиты, и прекрасный архангел заявил ему, что он рассуждает неверно.
— Вы еще удивляетесь! — воскликнул ангел-хранитель юного Мориса. — Я, как и вы, рассуждаю на человеческом языке. А что такое человеческий язык, как не крик лесного или горного зверя, только усложненный и испорченный возгордившимися приматами? Разве можно, о Зита, построить правильное рассуждение, применяя этот набор гневных или жалобных звуков? Ангелы вообще не рассуждают. Люди, стоящие выше ангелов, рассуждают плохо. Я уже не говорю о профессорах, которые надеются определить абсолют при помощи криков, унаследованных ими от человекообразных обезьян, двуутробок и пресмыкающихся — их предков. Это величайший фарс! Как бы забавлялся этим демиург, если бы у него было достаточно ума!
В ночном небе сверкали крупные звезды. Садовник молчал.
— Нектарий, — сказал прекрасный, архангел, — сыграйте на флейте, если не боитесь взволновать небо и землю.
Нектарий взял флейту. Юный Морис зажег папиросу. Пламя, вспыхнув, погрузило во мрак небо и звезды, а затем погасло. И Нектарий воспел это пламя на своей вдохновенной флейте. Ее серебряный голос говорил:
"Это пламя есть вселенная, осуществившая свое назначение, менее чем в минуту. В ней возникли солнца и планеты. Венера Урания измерила орбиты тел, блуждающих в ее бесконечных пространствах. От дыхания Эроса, перворожденного из богов, родились растения, животные, мысли. В течение двадцати секунд, протекших между возникновением и смертью этого мира, развились цивилизации, и империи пережили долгий период своего упадка. Плакали матери и к безмолвным небесам поднимались песни любви, вопли ненависти и стоны жертв. В малых своих размерах этот мир жил столько же, сколько жил и проживет тот, другой мир, несколько атомов которого сияют у нас над головой. И тот и другой — лишь искры света в бесконечности".
И по мере того как в зачарованном воздухе разносились чистые и светлые звуки, земля превращалась в зыбкую туманность, а звезды описывали все более быстрые круги. Большая Медведица распалась, и части ее тела рассыпались в разные стороны. Пояс Ориона разорвался. Полярная звезда покинула свою магнитную ось. Сириус, сиявший па горизонте раскаленным светом, поголубел, покраснел, замерцал и потух в одно мгновение. Созвездия задвигались, образовали новые знаки, которые, в свою очередь, исчезли. Волшебными своими звуками магическая флейта заключила в одном мгновении всю жизнь и все движения этого мира, неизменного и вечного в представлении людей и ангелов. Она замолкла, и небо приняло свое древнее обличье. Нектарий исчез. Хлодомир спросил у своих гостей, довольны ли они похлебкой, которую сутки держали на огне, чтобы она уварилась, и похвастал божолез-ским вином, которое они пили.
Ночь была теплая. Аркадий в сопровождении своего ангела-хранителя, Теофиль, князь Истар и японский ангел проводили Зиту до ее дома.
ГЛАВА XXXIII,
о том, как чудовищное злодеяние повергло в ужас весь Париж
Весь город спал. Шаги гулко звучали на опустелых тротуарах. Дойдя до середины монмартрского холма, ангелы и их спутник остановились на углу улицы Фэтрие, у дверей дома, где жил прекрасный архангел. Аркадий обсуждал вопрос о Престолах и Господствах с Зитой, которая уже держала палец на кнопке звонка, но все еще медлила звонить. Князь Истар концом трости рисовал на тротуаре чертежи новых снарядов и по временам издавал мычание, от которого просыпались спящие обыватели и трепетали чресла живших по соседству Пасифай, Теофиль Белэ во весь голос распевал баркаролу из второго действия "Алины, королевы Голконды". Морис, у которого правая рука была на перевязи, пытался левой фехтовать с японским ангелом и выбивал искры из мостовой, пронзительным голосом выкрикивая: "Задет!"
