Фредерик Стендаль - Красное и чёрное
Жюльен наконец ушёл, глубоко потрясённый мертвенными объятиями этого живого трупа, и на протяжении многих лье ни о чём другом думать не мог. Сердце его разрывалось, и, пока он не перевалил через гору, пока ему ещё видна была верьерская колокольня, он то и дело оборачивался на ходу.
XXIV. Большой город
Какой шум! Какая масса народа, и все чем-то заняты! Каких только планов на будущее не родится в голове двадцатилетнего юноши! Как всё это отвлекает от любви!
БарнавНаконец далеко впереди, на горе, показались чёрные стены — это была безансонская крепость. «Какая была бы великая разница, — сказал он со вздохом, — если бы я явился в эту благородную твердыню в качестве подпоручика одного из гарнизонных полков, оставленных здесь для её защиты!»
Безансон не только один из самых красивых городов Франции, — в нём можно встретить много умных и благородных людей. Но Жюльен был всего-навсего бедный деревенский паренёк, у которого не было возможности познакомиться с выдающимися людьми.
Он достал у Фуке простой штатский костюм и в этой одежде, в какой ходят все горожане, перешёл через подъёмные мосты. Он так много читал об осаде 1674 года{82}, что ему захотелось, прежде чем похоронить себя в семинарии, осмотреть крепостные стены. Два или три раза его чуть не задержали часовые: он заглядывал в такие места, куда военная каста не пускает простых смертных, чтобы не лишиться возможности продавать на сторону сено и выручать за это двенадцать — пятнадцать тысяч франков в год.
Высоченные стены, глубочайшие рвы, грозные зевы пушек в течение нескольких часов поглощали всё его внимание, но вот, проходя по бульвару, он увидел перед собой большое кафе. Он остановился в восхищении: он несколько раз прочёл слово «Кафе», написанное гигантскими буквами над двумя огромными дверями, но никак не решался поверить собственным глазам. Наконец с большим трудом он преодолел свою робость и осмелился войти. Он очутился в длинной зале, в тридцать — сорок шагов длины, потолок которой возвышался по меньшей мере на двадцать футов над головой. Всё сегодня пленяло Жюльена своей чудесной новизной.
На двух бильярдах шла игра. Маркёры выкрикивали счёт, игроки бегали вокруг бильярдов, возле которых стояла тесная толпа зрителей. Клубы табачного дыма, вылетавшие из каждого рта, обволакивали всех синим облаком. Жюльен с интересом смотрел на этих рослых, грузно ступавших людей с невероятными баками, с чуть сутулыми плечами, в широких длиннополых сюртуках. Сии благородные сыны древнего Бизонтиума не говорили, а кричали; они корчили из себя грозных воинов. Жюльен в восхищении застыл на месте: он был заворожён необъятностью, великолепием этого важного города — Безансона. У него не хватало мужества спросить себе чашку кофе у одного из этих господ с надменным взглядом, которые выкрикивали счёт очков у бильярдов.
Но девица, сидевшая за стойкой, заметила миленькое личико провинциала, который, остановившись в трёх шагах от печки со своим узелком под мышкой, внимательно рассматривал бюст короля из превосходного белого алебастра. Девица эта, высокая статная франшконтейка, одетая весьма кокетливо, как это и требуется для такого заведения, уже два раза, тихонько, чтобы не услышал никто другой, окликнула Жюльена: «Сударь! Сударь!» Жюльен, встретившись взором с большими голубыми и весьма нежными глазами, понял, что она обращается именно к нему.
Он быстро устремился к стойке, за которой сидела юная красавица, точь-в-точь как он устремился бы на врага. От его резкого движения узелок выскочил у него из-под мышки и упал.
Как жалок показался бы наш провинциал юным парижским лицеистам, которые уже в пятнадцать лет умеют войти в кафе с шиком! Но эти юнцы, столь превосходно вышколенные в пятнадцатилетнем возрасте, в восемнадцать лет становятся весьма заурядными. Та пылкая робость, которую порой встречаешь в провинции, иногда превозмогает себя, и тогда она воспитывает волю. Приблизившись к этой молодой девушке, да ещё такой красотке, которая сама соблаговолила с ним заговорить, Жюльен, расхрабрившись, после того как ему удалось побороть свою робость, решил сказать ей всю правду.
— Сударыня, я первый раз в жизни в Безансоне. Мне бы хотелось получить за плату чашку кофе с хлебом.
Девица улыбнулась и покраснела; у неё мелькнуло опасение, как бы этот юный красавчик не привлёк насмешливого внимания и не сделался жертвой шуток бильярдных игроков: тогда он испугается, и больше его здесь не увидишь.
— Садитесь здесь, около меня, — сказала она, указывая на маленький мраморный столик, почти совершенно скрытый за громадной стойкой красного дерева, выступавшей довольно далеко в залу.
Девица перегнулась через стойку, что дало ей возможность показать весьма соблазнительную талию. Жюльен заметил её, и все его мысли тотчас же приняли другое направление. Красавица быстро поставила перед ним чашку, сахар и небольшой хлебец. Ей не хотелось звать официанта, чтобы он налил Жюльену кофе; она отлично понимала, что, как только тот подойдёт, её уединению с Жюльеном наступит конец.
Жюльен задумался, сравнивая про себя эту весёлую белокурую красавицу с некоторыми воспоминаниями, которые нет-нет да вставали перед ним. Вся его робость пропала, когда он подумал о том, какую страстную любовь он к себе внушил. А красавице достаточно было взглянуть на него: она уже прочла всё, что ей было нужно, в глазах Жюльена.
— Здесь так надымили табаком, что не продохнёшь. Приходите завтра пораньше завтракать, до восьми утра. В это время я здесь почти одна.
— А как вас зовут? — с нежной улыбкой восхищённой робости спросил Жюльен.
— Аманда Бине.
— А вы не разрешите мне прислать вам через часок маленький свёрточек вот вроде этого?
Красотка Аманда на минутку задумалась.
— За мной ведь тоже присматривают, — сказала она. — Как бы мне не повредило то, о чём вы просите, но я вам напишу мой адрес на этой карточке, вы наклейте её на ваш свёрточек, и можете послать мне, не опасаясь.
— Меня зовут Жюльен Сорель, — сказал юноша. — У меня нет ни родных, ни знакомых в Безансоне.
— Понимаю, — сказала она, обрадовавшись. — Вы, значит, поступаете в школу правоведения?
— Ах, нет, — отвечал Жюльен. — Меня посылают в семинарию.
Жюльен увидел горькое разочарование в чертах Аманды. Она подозвала официанта — теперь она уже ничего не боялась. Официант, даже не взглянув на Жюльена, налил ему кофе.
Аманда, сидя за стойкой, получала деньги. Жюльен был очень горд тем, что решился поговорить. За одним из бильярдов громко спорили. Крики игроков, гулко разносившиеся по всей громадной зале, сливались в какой-то сплошной рёв, который очень удивлял Жюльена. Аманда сидела с задумчивым видом, опустив глазки.
— А если хотите, мадемуазель, — сказал он вдруг спокойно-уверенным тоном, — я могу назваться вашим родственником.
Эта забавная самоуверенность понравилась Аманде. «Это не прощелыга какой-нибудь», — подумала она. И она сказала очень быстро, не глядя на него, потому что всё время следила, не идёт ли кто-нибудь к стойке:
— Я из Жанлиса, это под Дижоном. Вы скажите, что вы тоже из Жанлиса, родня моей матери.
— Непременно, так и скажу.
— Летом каждый четверг, часов около пяти, господа семинаристы проходят здесь, у самого кафе.
— Если вы обо мне вспомните, когда я тоже буду здесь проходить, — выйдите с букетиком фиалок в руке.
Аманда поглядела на него с удивлением; этот взор превратил мужество Жюльена в безудержную отвагу, однако он всё-таки покраснел до ушей, выпалив неожиданно:
— Я чувствую, что влюбился в вас без памяти.
— Говорите тише! — отвечала она испуганно.
Жюльен старался припомнить несколько фраз из раздёрганного томика «Новой Элоизы»{83}, который попался ему в Вержи. Его память не подвела его: минут десять он цитировал «Новую Элоизу» восхищённой красотке Аманде и сам был в восторге от своей храбрости, как вдруг прекрасная франшконтейка приняла ледяной вид: один из её любовников показался в дверях кафе.
Он подошёл к стойке, посвистывая, подёргивая плечами, и поглядел на Жюльена. И в тот же миг воображению Жюльена, всегда всё до крайности преувеличивавшему, представилась неминуемая дуэль. Он сильно побледнел, отодвинул чашку, принял весьма самоуверенный вид и внимательно посмотрел на своего соперника. Пока этот последний, нагнув голову, бесцеремонно наливал себе рюмку водки, Аманда взглядом приказала Жюльену опустить глаза. Он послушался и минуты две сидел не шелохнувшись, бледный, решительный, не думая ни о чём, кроме того, что вот-вот должно произойти; поистине он был очень хорош в эту минуту. Соперника удивил взгляд Жюльена; проглотив водку одним духом, он перекинулся словечком с Амандой, потом, засунув руки в карманы своего необъятного сюртука, направился к одному из бильярдов, насвистывая и поглядывая на Жюльена. Тот вскочил, совершенно обезумев от ярости; но он не знал, как надо поступить, чтобы бросить вызов. Он положил свой свёрток на стол и, приняв самый развязный вид, двинулся к бильярду.
